Опер против «святых отцов» - Черкасов Владимир - Страница 18

Топков молчал, склонив голову. Кость угрюмо бросил:

— Имеешь право такое мое правосудие подполковнику Миронову доложить.

Обидевшийся Гена встал и хотел уйти.

— Стой, лейтенант. Прости за подначку, — отрывисто произнес капитан. — Что у тебя по Марише?

Топков снова сел.

— Нервничает. По несколько раз на день из квартиры Феогена выскакивает, возможно, ищет контакта с востряковскими. Потому и удалось установить ее пристрастие — наркотики. Она их у знакомых негров-торгашей на «Банановой улице» покупает. Знаешь этот толчок наркоты на улице Миклухо-Маклая?

Кость кивнул.

— Дельные результаты, лейтенант. На крючок наркоты я ее могу до задницы расколоть, как блатные говорят.

— Ты о чем?

— А все о том же, почему и разборку по «Покрову» не хочу предварять. Ты не кипятись, а вникни в мои мудрые методы работы. Мариша мне полностью Феогена не сдала, хотя на ней соучастие в убийстве Ячменева висит. А ведь она может свидетельницей по Феогену пройти, указать, например, что тот после убийства Пинюхина о своей заинтересованности гостиницей «Пальмой» молол. Так что мне нужно дальше девицу раскручивать. А наркота — еще один на нее капкан. Придется наркотой ее подкармливать.

Топков озадаченно взглянул на него.

— Как подкармливать?

— Очень просто. У нас по отделу навалом изымается наркотиков. Вот из тех запасов Маришку и буду угощать, чтобы она на толчке не засвечивалась. Беречь надо ценную агентку.

Гена покачал головой. Кость проговорил:

— Хорош чистоплюя из себя изображать.

— А я не изображаю, — дерзко ответил Топков.

— В том-то и беда, парень, — грустно заключил капитан Кострецов, глядя на этого по молодости стопроцентного идеалиста.

Глава 2

В тот день, когда Валя Пустяк обратил внимание на Ракиту, шныряющего вокруг «Покрова», спецбригадовец собрал разведданые по универсаму. Здесь можно было начинать операцию, но прежде Раките требовалось покончить с Черчем.

За этим он и приехал на Чистяки, в то время как Кеша с Нютой в «толпе» с Кострецовым похмелялись в подвале свежим пивом. Киллер решил начать поиски бомжа опять с пивной на Банковском, определив ее главной тусовкой местной шпаны.

Ракита организовал в пивной наблюдательный пост, украсив его бутылкой водки, кружками пива, тарелками с креветками и бутербродами. Он выглядел загулявшим мужиком в кепке, съехавшей на ухо, в расстегнутой до пупа рубахе. Мухами на мед липла к нему шатия, промышлявшая именно такими «карасями». Наиболее осведомленным из нее показался Раките бомж Векша, получивший эту кличку после его высылки с Чистяков в Сибирь за тунеядство. Векшей в тех краях называют белку.

Когда похмеленный водочкой Ракиты Векша поймал кайф, благостно разогнав морщины по небритой роже, спецбригадовец небрежно сказал:

— В прошлый раз гудел я тут с одним чистяковским: беззубый такой сероглазый парень, но бойкий.

— Это Черч, что ли? — спросил Векша.

— Да вроде так себя назвал. Ночую, говорит, на чердаках вон за «Самоваром» на Мясницкой.

— Кеша Черч. Он верхи в тех дворах любит. А за флотское дело тебе не пел?

Ракита, сделав вид будто вспоминает, произнес:

— Ага. Чего-то он за флот все выступал.

— Плавал, было дело, он на подлодках, пока не спился.

— Всякое бывает и с крутыми мужиками, — сочувственно проговорил Ракита.

— То-то и оно, — подхватил Векша. — Вот я почему выпиваю? Не могу терпеть в этой Москве. Не продыхнешь тут. Я тайгу, охоту уважаю.

— Ты сибирский?

— Не, я на Чистяках и родился, но как Сибирь повидал, не могу забыть. Рыбалка! А белку в глаз бить? — продолжал «гнать тюльку» бомжара, держащий эту легенду для раскрутки «карасей».

— В глаз белок бил? — осведомился ас-стрелок Ракита, смерив взглядом согнувшегося над столом обтрепыша.

— А как иначе? Нельзя ж шкурку портить.

— Чего-то Черча сегодня не видно, — перевел беседу на свое киллер.

— Сам удивляюсь. С утрянки тут все местные похмеляются. Правда, катят еще в пивняк на Покровке, но Кеша Банковский больше уважает.

— А! — Векша кинул взгляд на открывшуюся дверь. — Вон Кешина Нютка нарисовалась. С банкой — видно, на крутой отходке Черч, где-то отлеживается.

Ракита уцепился взглядом за посыльную Черча. Нюта наполнила у стойки очередную банку пива, увереннее после утренней «поправки» поглядывая по сторонам. На мужика со сросшимися бровями внимания не обратила, потому что не вслушивалась в подвале в разговоры Кеши и Кострецова.

Нюта завихляла на улицу, Ракита вышмыгнул следом. Он прошел за девицей ко входу в подвал. Потом внимательно исследовал его оконца, выступающие над землей. Через одно из них Ракита разглядел Черча.

Местоприбывание старого знакомого было очень удачно для действий Ракиты. Смущало его присутствие Нюты, которую пришлось бы убрать заодно с Черчем. За свою спецназовскую жизнь Раките никогда не приходилось убивать женщин. Он всегда радовался, что хоть этого греха на душу не взял. Поэтому спецбригадовец решил подождать, пока Нюта снова за чем-нибудь выйдет из подвала.

Хрипатый Сверчок после того, как неудачно повстречался на Арбате с опером, скрывался на одной из блатхат востряковских. Сюда к нему прибыл бригадир боевиков, которого звали Вован, в миру, естественно, Владимир.

Вован был высоким, худым мужиком со стрелами усов на горбоносом лице. Бандитский пост он занял после того, как бросил пить. У блатных, как и у всех деловых людей, пьянство не приветствуется. Особенно вредно оно отражалось на «специальностях» Вована — мошенника, квартирного вора, угонщика машин, кидалы женщин. Дамочки из разных слоев общества западали на его мужественный профиль, стройную фигуру, ловкий язык, потом — на выносливость и выдумку в постели. После свиданий с орлом дамочки и их близкие лишались «цацек» из квартир, автомобилей от подъездов, всего ценного, что мог снять Вован от очередной любовницы.

Попавшись, Вован отсидел свое и вышел на волю уже с контуженной психикой. Продолжая прежние занятия, он стал и убивать мешавших в «скокарстве» фрайеров, запойно пить. Тогда Вован скатился от элегантного господина в безукоризненных костюмах к рядовому братку, которого востряковские начали использовать на низовых ролях. Лишь резко завязав со спиртным, Вован сначала превратился в «быка», а вскоре стал бригадиром. Этому послужила и его способность вести переговоры с компаньонами из разных мафиозных структур. Епископ Артемий Екиманов был одним из таких людей.

Вован, открыв дверь блатхаты своими ключами, прошел в комнату, где на диване лежал Сверчок, разгадывая в газете кроссворд.

— Здоровенько, — сказал Вован и сел за стол напротив, не снимая длинного темно-синего кашемирового пальто, в боковом кармане которого всегда носил пистолет.

— Здоров, Вован, — моментально соскочил с дивана Сверчок, бросив газету.

— Отдыхаешь? — улыбнулся бригадир, тронув тонкими пальцами стрелы усов.

— А че? Пора в дело? — прохрипел Сверчок, взъерошив пятерней свой чубчик.

— Отдыхай пока. Но дела на бригаде большие. Завязались мы крышей на магазин «Покров», которым твой Феоген владел. Что в этом направлении подскажешь?

— Архимандритий-то по магазину в доле со своим корешем по патриархии Белокрыловым был. Тот — бывший генерал КГБ и непосредственно по магазинным делам шустрил.

— Неплохо поработал: новых хозяев лабаза Автандила да Харчо на большие бабки старыми долгами обул. Хотим пока по-доброму предупредить Белокрылова. Что он за птица?

— Краснюк, в «конторе» людей давил, — презрительно хрипанул Сверчок. — Он по-хорошему не поймет.

— Будем и по-плохому. Надо бы поближе приглядеться к этому чуду в «перьях», — пошутил Вован, по фене называя погоны. — Как твоя Маришка?

— Без понятия. Соскочил я тогда от мента, так к ней не прозванивался. Ты ж сам на то распорядился.

— Тебе ей больше светиться не надо. Я сам на нее гляну.