Горюч-камень
(Повесть и рассказы) - Глазков Михаил Иванович - Страница 11

— Ну, я пойду, дядь Захар!

— Пленных, слышно, гнали нонче?

— О! Что там было! Веньку Багра чуть не убили — он им хлеба бросил.

— Вот каты! Ну иди, Минька, я скажу Петраку, что ты был.

Петька пришел к Мишке только под вечер, усталый, с красным от ветра и мороза лицом.

— Целые салазки привез, еле приволок. Ты чего приходил?

— Немцы наших пленных сегодня гнали. Веньку чуть не убили, как автоматом дали! Сейчас пленные в церкви, немцы охрану с пулеметом поставили.

Петьку словно придавило целым градом тяжелых новостей, он сидел, широко раскрыв глаза, и не мог ничего сказать.

— Как… как автоматом? Немцы в церковь загнали?

— В церковь, понимаешь! И Начинкин там, я больше чем уверен — это он был.

— Может, тебе показалось?

— Да он, он!

Помолчали оба.

— Венька-то смелее всех оказался — не струсил, — подал голос Мишка.

— Меня не было, я бы тоже не испугался, — отозвался немного задетый за живое Петька. — Миш! А что, если…

— Что? — уставился на друга Мишка.

— Попытаться спасти пленных?

— Из церкви?

— Из церкви. Ты помнишь потайной ход?

— Помню. И правда. Как это мне не пришло в голову. Идем к Семке!

— А может, мы без Семки, вдвоем?

— Ну, гляди сам, не обиделся бы.

— Ладно, пойдем к Семке.

…Церковь когда-то в старину была монастырской, вокруг нее и монашеских келий стояли высокие каменные стены. Стен теперь нет и в помине, как нет и монашеских келий. Но потайной ход, служивший некогда оборонительным целям, сохранился. Он выходил к скалистому берегу Воргола, близ Горюч-камня, и мальчишки не раз лазали по нему — добираясь аж до самой церкви. Вход в потайное подземелье был искусно устроен в нише придела и закрывался массивной чугунной дверью.

Ребята стали готовиться к задуманной операции. Петька сбегал на лыжах к скалистому берегу реки, разведал подходы к лазу в подземный ход — он был немного завален снегом. Пришлось с полчаса поорудовать лыжей. Семка нашел в амбаре керосиновый фонарь, заправил его, зажег — опробовал.

Вечером решено было выходить, по одному, чтобы не привлечь к себе внимание немецких патрулей.

Когда начало смеркаться, Мишка надел фуфайку, подпоясался отцовским ремнем.

— Ты куда это на ночь глядя? — насторожилась бабушка.

— К Петьке я, помочь дров напилить, — соврал Мишка. Получилось правдоподобно — бабушка знала, что Захар лежит больной.

— Дня вам мало, сидел бы уж от греха подальше, — не унималась бабушка.

— Да нет, баушк, пойду — обещал ведь.

И Мишка — пятом-пятом в дверь.

…Вечер был безветренный, но морозный. От реки на быстрине шел пар. Ребята собрались к назначенному месту и друг за дружкой засуляли по сугробам к подземному ходу. В валенки набивался снег, но вытряхивать было некогда, да и не обращали внимания на такие мелочи.

Войдя в каменистую пещеру, откуда им предстояло опасное путешествие, ребята зажгли фонарь, натянули поглубже шапки и молча двинулись в глубь хода. Каменные своды заиндевели, и холодные иглы, задеваемые ушанками, сыпались за воротник, холодили тело, прибавляли влаги и без того взмокшей от пота одежде.

Древняя кладка подземелья хорошо сохранилась, и ребята шли беспрепятственно, правда, часто спотыкаясь о вывалившиеся из стен камни. Свет фонаря выхватывал из темноты то чугунное ядро, то какие-то неопределенные замшелые предметы — то ли валуны, то ли обломки бревен. Подземный ход шел немного в гору, и ребята вскоре почувствовали усталость.

— Может, посидим немного? — проговорил Семка.

— Потом, — коротко отрезал, часто дыша, Петька.

И они продолжали путь…

Вдруг Семка, шедший с фонарем впереди, остановился.

— Что там? — почти разом встревожились Петька С Мишкой.

— Завал! — упавшим голосом ответил Семка и обессиленный опустился на пол.

Фонарь осветил черную груду земли. Боковая кладка стены когда-то рухнула и земля вперемешку с камнями завалила тоннель до самого сводчатого верха. Что делать?

У ребят опустились руки — не пройти.

Петька вытер ладонью пот со лба, нагнулся, взяв фонарь у Семки:

— Может, там просвет остался? — прошелестел Мишка.

— Сейчас посмотрим, — ухватился за мысль друга Петька и полез по завалу наверх.

Просвета не оказалось.

— Что будем делать? — вопрошающе оглядел товарищей Петька.

— За лопатой бы сбегать, — подал еще мысль Мишка.

— Пока бегаешь — светать начнет. Да и патруль — забыл? — не согласился Петька.

— Зря мы все это затеяли, — простонал Семка.

Петьку Семкин голос словно бы подтолкнул на действия.

— Ну вот что! — угрожающе сказал он. — Если ты будешь панику наводить — получишь! Понял?

Семка ничего не ответил, но робко встал с земли.

— Приказываю обоим: идите назад и несите сюда лыжи. Я здесь останусь, камни оттаскивать буду. Мы должны пройти. Должны, поняли? Берите фонарь и идите.

Решительный голос вожака встряхнул, приободрил ребят.

Семка взял из Петькиных рук фонарь и двинулся назад, к выходу. За ним — Мишка. Петька остался один в кромешной темноте…

Когда ребята вернулись с лыжами, Петька продолжал работу. Ворох земли и несколько камней из обвалившейся кладки были отодвинуты к стене. В темноте?! Голыми руками?!

Вооружившись лыжами, ребята начали упорно раскапывать ход.

Сколько они проработали — неизвестно, время для них словно бы остановилось. Появилась уверенность, но глаза точило от керосинового чада, першило в горле.

— Стойте! — насторожился Мишка.

— Что? — испуганно спросил Семка.

— Слышите?

— Нет.

— Вот-вот опять!

По ту сторону завала послышались приглушенные голоса, резкие стуки.

— Кто это? — встревожился Петька.

— Не знаю, — отозвался Мишка.

— Это, наверно, пленные. Ход в церкви нашли.

— А вдруг немцы?! — сказал Семка.

— Давайте постучим лыжами в стену.

Постучали.

Послышался ответный стук.

— Наши!

Ребята с удвоенной силой взялись откапывать ход. Робость прошла, они прониклись уверенностью, что это пленные. Глаза слезились больше прежнего, поташнивало, казалось, утомительной работе не будет конца…

И завал был побежден. В неверном, туманном свете фонаря открылся проход, по ту сторону завала показались неясные человеческие фигуры.

И вот уже толпа изможденных, израненных людей обступает своих спасителей. Руки недавних пленных судорожно обнимают ребячьи головы.

— Молодцы, хлопчики, — говорит кто-то из них, и Мишка узнает знакомый голос: Начинкин!

— Дядь Лень! Это мы! Не узнаёте? — воскликнул Мишка, и от волнения у него перехватило дыхание.

— Мишатка, хлопчики, молодцы! Какие же вы герои! — приговаривал, обнимая Мишку одной рукой, Начинкин. Другая рука, забинтованная тряпьем, висела на перевязи.

Обрадованные удачей, ребята суетились, смеялись, однако тревога не покидала их.

— Дядя Лень, мы вас выведем отсюда! На лесном кордоне спрячетесь. Пойдемте! — торопил Петька.

Он с фонарем впереди, ребята и спасенные следом двинулись к выходу. До рассвета надо было уйти подальше…

По Большому верху, глубокому оврагу, беглецы выбрались на наезженную полевую дорогу. На востоке занималась заря. Дорога была припорошена снежком, и Начинкин тревожился — как бы с рассветом по их следам не увязалась погоня. Кто-то догадался сломить большую березовую ветку — заметать следы.

Хозяином кордона в Хомутовском лесу был хорошо знакомый ребятам Евстигней Косорукий. Вообще-то Косорукий— это прозвище, лесник потерял руку на финской, а фамилия его — Савушкин. Сельские мужики уважали его за степенную рассудительность и справедливость. Летом при дележе покосов нередко возникали споры, а то и ссоры, и никто не мог искуснее примирить спорщиков, чем Евстигней Савушкин. Его почитали и побаивались.

С рыжей окладистой бородой, Евстигней походил на прожившего долгую жизнь старика, тогда как ему еще не перевалило за пятьдесят. Семьи у него не было, и жил он круглый год на кордоне один. Хотя не совсем один — был у него добрый меринок по кличке Храбрый и собака Динка. С ними леснику сам черт не страшен. Рассказывают, что он на своем Храбром и в сопровождении верной Динки однажды обратил в бегство целую стаю волков.