О нём (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 49

— Таннер, — по тону отца трудно сказать, хочет ли он посмеяться или же отвесить мне подзатыльник. Кажется, он и сам не решил.

— Шучу. До этого у нас не дошло.

С громким звуком папа ставит кружку на полированную столешницу.

— Танн, рано или поздно дойдет. А я всего лишь хочу быть уверен, что ты осторожен.

Когда я открываю банку, раздается приятное шипение.

— Я не допущу, чтобы он от меня забеременел. Обещаю тебе.

Папа закатывает глаза, и, словно специально выбрав момент, в дверном проеме кухни появляется мама.

— Что-что? — с огромными глазами переспрашивает она. На ней сегодня ночная рубашка с надписью «ЖИЗНЬ И ТАК СЛИШКОМ КОРОТКА», сделанной радужными буквами над аббревиатурой ЛГБТ.

Папа смеется.

— Нет, Дженна. Он просто был с Себастьяном, но не в том смысле, про который ты подумала.

Нахмурившись, мама смотрит то на него, то на меня.

— Ну и что же я подумала?

— Что у них с Себастьяном… все серьезно.

Я тут же поворачиваюсь к нему.

— Эй, вообще-то, у нас с ним действительно все серьезно.

— Ты сейчас имеешь в виду любовь? — уточняет мама. — Или секс?

— И какая из этих двух проблем большая? — со стоном спрашиваю я.

— Здесь нет проблем, Танн, — осторожно подбирая слова, говорит папа, поглядывая на маму. Судя по их молчаливому обмену взглядами, они обсуждают мои отношения с сыном епископа гораздо чаще, чем что-либо еще.

— Знаете, а вам крупно повезло, — говорю я им обоим и подхожу заключить маму в объятия. Она расслабляется и обнимает меня в ответ.

— Это еще почему? — спрашивает мама.

— Раньше я вас еще ни разу так не пугал.

Папа хохочет.

— Из-за тебя у нас было несколько сердечных приступов, Таннер. Не обманывайся, пожалуйста.

— Но сейчас все куда серьезней.

Отец снова становится серьезным.

— Я думаю, твоей маме принять происходящее гораздо тяжелее, чем она пытается показать, — говорит он. Уткнувшись лицом мне в грудь, мама согласно хмыкает. — Это провоцирует большую волну эмоций. Поднимает со дна много гнева. Наверное, немало и грусти. Она хочет защитить тебя от всего этого.

В груди становится тесно, и я сильней сжимаю ее в объятиях.

— Я понимаю.

Мамины слова звучат приглушенно:

— Мы так тебя любим, малыш. И хотим, чтобы ты жил в более прогрессивном городе.

— Как только получу письмо из колледжа, убегу без оглядки, — с широкой улыбкой говорю ей я.

Мама кивает.

— Молюсь, чтобы UCLA в этом плане не подкачал.

Папа смеется в ответ.

— Просто будь осторожен, ладно? Будь внимателен.

Знаю, он сейчас не имеет в виду секс. Подойдя к нему, я обнимаю его за плечи.

— Может, ты перестанешь так сильно беспокоиться? Со мной все в порядке. Мне нравится Себастьян, и я вполне осознаю всю сложность ситуации.

Мама подходит к холодильнику взять что-нибудь перекусить.

— Если даже не принимать во внимание его родителей и их чувства, ты знаешь, что его могли выгнать из университета только за то, что он провел вечер с тобой? Со времен моей юности Церковь по отношению к своим последователям во многом стала более благосклонной, но нормы поведения Университета Бригама Янга не позволяют ему делать хоть что-нибудь из того, чем вы сегодня занимались.

— Мам, день, когда я смогу просто получать удовольствие от отношений, он когда-нибудь настанет? — честное слово, сейчас мне меньше всего хочется анализировать каждую мелочь. Я и так каждый день именно этим и занимаюсь. — Проблема не в нас с Себастьяном; она в самих правилах.

Мама смотрит на меня через плечо и хмурится. Папа тут же вступает в разговор.

— Я понимаю, о чем ты, но все не так просто. Только лишь из-за ошибочных правил нельзя делать что хочется.

Приподнятое настроение от вечера наедине с Себастьяном начинает испаряться, поэтому мне хочется уйти из кухни как можно быстрее. Паршиво, что я чувствую себя так из-за родителей. Мне нравится иметь возможность все и всегда им рассказывать. Нравится, что они хорошо меня знают. Но каждый раз, когда мы обсуждаем наши с Себастьяном отношения, их забота обо мне превращается в тень, падающую на все вокруг.

Поэтому я принимаю решение ничего не отвечать. Чем дольше буду спорить, тем более спокойно они станут рассуждать. Вздохнув, папа еле заметно мне улыбается и кивком дает понять, что я могу уйти. Он словно чувствует, что мне необходимо сбежать и трансформировать этот вечер в текст.

Поцеловав маму, я мчусь вверх по лестнице. Слова в голове бушуют  и рвутся соскользнуть с пальцев. Все произошедшее, как и все испытанные чувства, строчками струятся из меня.

Когда слова иссякли, но эмоции все еще продолжают переполнять грудь — от воспоминаний, как Себастьян с расслабленной и удовлетворенной улыбкой снова рухнул на спину на капот, — я беру свои стикеры и забираюсь в кровать.

МЫ ПРОВЕЛИ ДЕНЬ В ПОСТРОЙКЕ.

«НА БЛАГО ЛЮДЯМ», — СКАЗАЛ ОН.

НОВЫЙ ОПЫТ, НОВОЕ МЕСТО, НОВЫЕ ДЕТАЛИ.

ПРОСТО ПРИЙТИ И БЫТЬ БЕЗОГОВОРОЧНО ПРИНЯТЫМ.

НО МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ, И Я СКАЗАЛ ЕМУ ОБ ЭТОМ.

ОН ПОЛОЖИЛ ДОСКУ НА ПЛЕЧО, СЛОВНО ШТЫК, И Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ЗАСМЕЯЛСЯ, РАЗМЫШЛЯЯ, КАКОВО ЭТО — ВЛЮБИТЬСЯ В СОЛДАТА ПО ТУ СТОРОНУ ПОЛЯ БОЯ.

Я закрываю глаза.

***

Наверное, этого стоило ожидать. После субботнего вечера я должен был предугадать, что в понедельник отношения между нами станут натянутыми, поскольку в воскресенье Себастьян много времени провел в церкви.

Когда после обеда я прихожу на Семинар, Себастьян не поднимая головы что-то читает, но мне заметно, что он ощущает мое появление — расправляет плечи и, тяжело сглотнув, прищуривается.

Даже Одди заметила неладное. Она садится рядом, отодвигает книги в сторону и наклоняется ко мне.

— В чем дело? — тихо спрашивает она. — У вас все в порядке?

— А что такое? — я окидываю Себастьяна взглядом, словно не понимаю, о чем речь, и пожимаю плечами.  — Уверен, с ним все нормально.

Но внутри ощущаю беспокойство. Вчера он ничего мне не написал. А сейчас не хочет смотреть в мою сторону.

Что-то не так. И как бы легкомысленно я ни старался отмахиваться от беспокойства своих родителей, похоже, проблем мне все равно не избежать.

В класс врывается Эшер с сидящей у него на спине и визжащей Маккеной, а когда он опускает ее на пол самым неприличным образом, все замолкают.

С хихиканьем она скользит вниз, в то время как он завел руки за спину и держит их у нее на заднице. Их появление настолько нелепо, настолько призвано привлечь всеобщее внимание, что даже Буррито-Дэйв с недоумением спрашивает:

— Чувак, ты в своем уме?

И тут, словно объявляя о своем воссоединении, они целуются на глазах у всего класса.

— Ну допустим… — с досадой говорю я. Макэшеры публично демонстрируют свои чувства, и окружающим плевать. Все только глаза закатывают. Кстати, они оба мормоны, и, если я не ошибаюсь, не должны так себя вести в принципе — не только в школе. Но разве кто-нибудь будет их высмеивать, сторониться или угрожать им? Нет. Епископу на них никто не пожалуется. Из школы их не выгонят. И тем не менее, Макэшеры — главные генераторы шумихи в классе — теперь снова вместе, потому что, видимо, им стало скучно из-за отсутствия сплетен, которые они бессознательно подпитывают, чтобы людям было что о них болтать. И я готов поспорить на что угодно: Макэшеры занимались сексом всеми мыслимыми и немыслимыми способами. При этом Эшер все равно уедет на миссию, а после возвращения женится на хорошей мормонской девушке — возможно, даже на Маккене — и будет лицемерно вещать о ценностях СПД, как и все остальные. В то время как Себастьян не может всего лишь посмотреть на меня во время урока, потому что, как мне кажется, ругает себя за сравнительно невинные прикосновения, которые мы позволили себе в субботу.