Жизнь за гранью (СИ) - Тильман Любовь - Страница 42

– Я помню какой пережил шок, когда ты открыл мне правду, и монаха, передавшего мне свою силу. – повернулся к нему Леонид, поглаживая перья присевшей на руку птицы. – Даже не могу представить какова будет их реакция, боюсь они не справятся.

– Рано или поздно это всё равно придётся сделать. Думаю, лучше объяснить сейчас, чтобы дать время подготовиться к грядущим событиям. Арсу с детьми предстоит ещё многое понять и приобрести новые навыки, он умеет задавать вопросы, а теперь ему придётся научиться давать ответы.

– Но мама, Михи… как они перенесут это?!

– Человек – такая животинка, которая ко всему привыкает. Ты же привык к своей силе и тебе кажется, что так было всегда, и они привыкнут. Хотя это нелегко для обоих, и для стареющего и для обречённого ещё многие годы оставаться внешне молодым. Петерс тяжело вздохнул и взгляд его затуманился непрошенными воспоминаниями.

Перед внутренним взором Леонида поплыла вереница трудноразличимых образов и он обнял Петерса за плечи.

– Извини, – сказал монах, – задумался. Вот только не знаю под каким предлогом увести семью, здесь слишком много слышащих.

– Помнишь, ты рассказывал мне о золотом корне, который восстанавливает силы организма и излечивает многие болезни, растущем только в высоких горах Алтая.

– Родиола розовая, – весело подхватил Петерс.

И всё-таки идеальные

Предложение Петерса снарядить экспедицию на Алтай было как нельзя кстати, нам были нужны новые лекарственные растения. Лёнечка добавил, что если поехать всей семьёй, то мы сможем там отдохнуть, подышать горным воздухом и покушать свежих фруктов и ягод.

Мы понимали, что у Петерса, как всегда, припасён другой план и думали, что он хочет укрыть нас от притязаний, как города, так и монастырей, и мы навсегда оставляем проживающих с нами людей, лишая их своей помощи и защиты. Думать об этом было тяжело и мы вынашивали планы располовинивания семьи, что было, увы, не легче. Каково же было наше удивление, когда Петерс сказал, что мы будем отсутствовать не более трёх-четырёх месяцев, поскольку в горах очень короткое лето, а морозить нас ему ни к чему. И это был не последний, ожидавший нас, сюрприз.

Мы предполагали долгий и тяжёлый путь с маленькими детьми на руках, и начали переговоры с Майклом насчёт транспорта. Однако Петерс сказал, что мы пойдём пешком и надо пошить специальные рюкзачки для переноски детей.

На Станиславу было жалко смотреть. Она стала пугливая, как дикая серна, ходила опустив глаза, взваливала на себя самые нудные и тяжёлые работы и всё худела и бледнела. Я решил, что поговорю с ней в дороге. Но, когда сборы были окончены и Петерс объявил, что завтра мы выступаем, девушка вдруг разрыдалась у всех на глазах. Дети тут же сгрудились вокруг неё обнимая и успокаивая. «Вы уйдёте и оставите меня, – захлёбывалась слезами Станислава, – я этого заслужила…»

– Дочка, никто не собирается тебя оставлять, с чего ты это взяла?! – удивился я.

– Папа, – бросилась ко мне девушка, – значит ты не отрёкся от меня?!

– Как же я могу отречься от своего ребёнка?!

– Но я думала, что вы все меня презираете, за то, что я сделала.

– Стани, – сказал Георг, – мы с Кимом тоже виноваты в том, что случилось. А ещё… я знаю, как тебе больно… Пожалуйста, прости меня, за то, что я полюбил другую девушку. Помнишь, отец говорил нам, как трудно разобраться в нюансах подростковой влюблённости, и как легко принять желание любви за саму любовь. Ты ещё очень юная, придёт время, ты встретишь хорошего парня и вы полюбите друг друга по-настоящему, а для меня ты всегда была и остаёшься одной из моих милых сестрёнок.

– Вы не знаете всего, – рыдая, с трудом выговорила Станислава, – дело не только в этом… мне приказали… я должна была её подставить… мне так жаль… Теперь вы уже точно откажетесь от меня!

– Доченька, – подошла к ней Фруми, – все мы так или иначе совершаем ошибки, но главное, что мы все искренне любим тебя и рады, что тебе больше не надо мучиться, скрывая от нас правду.

– И вы сможете мне доверять?! – всё не успокаивалась Станислава.

– Отчего же нет?! – подытожил я. – Ты же нам доверяешь.

Дети продолжали обниматься, а Станислава – плакать, теперь уже от облегчения, что инцидент исчерпан. И я подумал: «Нет! Всё-таки они идеальные – мои дети! Добрые, мудрые, отзывчивые, незлопамятные и всегда готовые прийти на помощь!»

Необычный сплав

Итак, мы выступали. То, что мы не взяли с собой никакой еды, только сменную одежду и обувь никого не удивляло. Все знали, что мы способны прокормить себя в любых природных условиях. А меня не отпускала тревога за Фруми и малышей: «Не собирается же он разлагать их на молекулы?! – думал я. – Но как можно пройти такую дорогу пешком, туда и обратно, за 2-3 месяца?!»

Я так задумался, что не заметил, как мы прошли пару первых десятков километров и спустились к реке, где погрузились на заранее заготовленный Петерсом плот.

– Сейчас внимание! Будем загружаться! – сказал он. – Женщины с детьми на середину плота, остальные вокруг них, мужики снаружи круга, и обнимитесь покрепче.

Так вот почему он настоял, чтобы малышей несли женщины, – понял я. Плот стремительно шёл по стрежню. Солнечный свет, отбиваясь от воды, слепил глаза, казалось, что это не мы движемся, а вода мчится вокруг нас, отражая синеву небес, завихриваясь, набирая скорость и разбиваясь на мельчайшие брызги, похожие на туманные видения, возникающие то по одну, то по другую сторону, а иногда и прямо перед нами. Зрелище было настолько завораживающим, что я потерял счёт времени и очнулся только услыхав голос Петерса: «Приехали!».

Плот остановился на мелководье, уткнувшись одним боком в каменистую косу. Плыли мы, по-видимому, долго – ноги гудели от напряжения, а в голове была какая-то неприятная пустота. Я хотел отпустить руки Криса и Ноймана, но не смог разжать пальцы. С берега к нам спешили какие-то люди в развевающихся шафрановых одеяниях. «Откуда здесь буддисты?» – удивился я.

Наконец нам удалось расцепить руки, я обернулся и застыл от изумления: передо мной расстилалась сапфировая гладь озера, окружённая горами с белыми шапками поблёскивающего снега. «Всё в порядке, – рассмеялся Петерс, отвечая на мою растерянность, – все живы-здоровы и никто не пострадал, вся нагрузка пришлась на внешний круг». Если бы я мог, то в эту минуту наверное бы придушил его.

– Не переживай, – раздался в голове смешок Петерса, – очень скоро ты сможешь реализовать своё желание.

Я хотел, что-нибудь ответить, но не успел.

– Мамш Хкантих и Окхкокхышхкыш! Мы рады приветствовать вас и ваших детей!

Я аж вздрогнул от неожиданности. Имена, данные нам в ашраме, мы никому не открывали. Не потому, что восприняли их серьёзно, просто – в той жизни, понимали, что это вызовет град насмешек со стороны окружения, а в этой – мы и думать о них забыли. Нам тогда сказали, что они означают Мать Надежды и Хранитель Жизней Воспитывающий Сердца, но сколько мы ни искали в словарях, так и не смогли найти, что это за язык.

Тело с трудом слушалось меня и я, несмотря на заверение Петерса, переживал за Фруми, детей и внуков. Но они и в самом деле были улыбчивы и передвигались так легко, словно и не было многочасового стояния в силовом поле. Ко мне подошёл один из монахов и, после обоюдных поклонов, протянул две руки для приветствия.

– Мы рады снова видеть тебя среди нас, Окхыш.