Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм - Ильин Илья - Страница 61

художественного мышления присущ "риторический" и "метафи

зический" характер. Предполагается, что каждая система, осно

ванная на определенных мировоззренческих предпосылках, т. е.,

по деконструктивистским понятиям, на "метафизике", якобы

является исключительно "идеологической стратегией", "рито

рикой убеждения", направленной на читателя. Кроме того, ут

верждается, что эта риторика всегда претендует на то, чтобы

быть основанной на целостной системе самоочевидных истин-ак

сиом.

Деконструкция призвана не разрушить эти системы аксиом,

специфичные для каждого исторического периода и зафиксиро

ванные в любом художественном тексте данной эпохи, но преж

де всего выявить внутреннюю противоречивость любых аксиома

тических систем, понимаемую в языковом плане как столкнове

ние различных "модусов обозначения". Обозначаемое, т. е.

внеязыковая реальность, мало интересует деконструктивистов,

поскольку последняя сводится ими к мистической

"презентности"-наличности, обладающей всеми признаками вре

менной проходимости и быстротечности и, следовательно, по

самой своей природе лишен

ной какой-либо стабильности

и вещности.

Авторитет письма и относительность "истины"

Познавательный реляти

визм деконструктивистов зас

тавляет их с особым внимани

ем относиться к проблеме

"авторитета письма", так как

"письмо" в виде текстов лю

бой исторической эпохи является для них единственной конкрет

ной данностью, с которой они имеют дело. "Авторитет" харак

теризуется ими как специфическая власть языка художествен

ного произведения, способного своими внутренними, чисто рито

рическими средствами создавать самодовлеющий "мир дискур

са".

Этот "авторитет" текста, не соотнесенный с действительно

стью, обосновывается исключительно "интертекстуально", т. е.

авторитетом других текстов. Иначе говоря, имеющимися в ис

следуемом тексте ссылками и аллюзиями на другие тексты, уже

189

ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ

приобретшие свой "авторитет" в результате закрепившейся в

рамках определенной культурной среды традиции воспринимать

их как источник безусловных и неоспоримых аксиом. В конеч

ном счете, "авторитет" отождествляется с риторикой, посредст

вом которой автор любого анализируемого текста и создает

специфическую "власть письма" над сознанием читателя.

Однако эта власть крайне относительна и любой писатель,

по мысли деконструктивистов, ощущая ее относительность, все

время испытывает, как пишет Э. Сейд, чувство смущения, раз

дражения, досады, вызванное "осознанием собственной дву

смысленности, ограниченности царством вымысла и письма"

(348, с. 84). Р. Флорес посвятил этой проблеме целую книгу

-- "Риторика сомнительного авторитета: Деконструктивное

прочтение самовопрошающих повествований от св. Августина до

Фолкнера" (177).

Р. Сальдивар, как и многие деконструктивисты, в значи

тельной степени повторяет доводы Ницше, стремясь доказать

относительность любой "истины" и пытается заменить понятие

истины понятием авторитета. Суть аргументации сводится к

следующему. Бесконечное множество и разнообразие природных

феноменов было редуцировано до общих представлений при

помощи "тропов сходства" -- отождествления разных предметов

на основании общего для них признака. Необходимость соци

альной коммуникации якобы сама создает ситуацию, когда два

различных объекта метафорически обозначаются одним именем.

Со временем многократное употребление метафоры приводит к

тому, что она воспринимается буквально и таким образом стано

вится общепризнанной "истиной". Тот же самый процесс (когда

метафорическое трактуется буквально и переносный смысл вос

принимается как прямой) создает и понятия "причинность",

"тождество" , "воля" и "действие" .

При таком понимании языка, когда риторика оказывается

основанием для всех семантических интерпретаций, а структура

языка становится насквозь "тропологической", на первый план в

качестве смыслопорождающих выдвигаются внутренние элемен

ты языка, якобы имманентная ему "риторическая форма", осво

бождающая его от прямой связи с внеязыковой реальностью.

Поскольку риторическая природа языкового мышления не

избежно отражается в любом письменном тексте, то всякое

художественное произведение рассматривается как поле столк

новения трех противоборствующих сил: авторского намерения,

читательского понимания и семантических структур текста. При

этом каждая из них стремится навязать остальным собственный

"модус обозначения", т. е. свой смысл описываемым явлениям и

представлениям. Автор как человек, живущий в конкретную

историческую эпоху, с позиций своего времени пытается переос

мыслить представления и понятия, зафиксированные в языке, т.

е. "деконструировать" традиционную риторическую систему.

Однако поскольку иными средствами высказывания, кроме

имеющихся в его распоряжении уже готовых форм выражения,

автор не обладает, то риторически-семантические структуры

языка, абсолютизируемые деконструктивистами в качестве над

личной инерционной силы, оказывают решающее воздействие на

первоначальные интенции автора. Они могут не только их суще

ственно исказить, но иногда и полностью навязать им свой

смысл, т. е. в свою очередь "деконструировать" систему его

риторических доказательств.

"Наивный читатель" либо полностью подпадает под влия

ние доминирующего в данном тексте способа выражения, бук

вально истолковывая метафорически выраженный смысл, либо,

что бывает чаще всего, демонстрирует свою историческую огра

ниченность и с точки зрения бытующих в его время представле

ний агрессивно навязывает тексту собственное понимание его

смысла. В любом случае "наивный читатель" стремится к одно

значной интерпретации читаемого текста, к выявлению в нем

единственного, конкретно определенного смысла. И только лишь

"сознательный читатель "-деконструктивист способен дать "но

вый образец демистифицированного прочтения", т. е. "под

линную деконструкцию текста" (349, с. 23). Однако для этого

он должен осознать и свою неизбежную историческую ограни

ченность, и тот факт, что каждая интерпретация является поне

воле творческим актом -- в силу метафорической природы язы

ка, неизбежно предполагающей "необходимость ошибки".

"Сознательный читатель" отвергает "устаревшее представление"

о возможности однозначно прочесть любой текст. Предлагаемое

им прочтение представляет собой "беседу" автора, читателя и

текста, выявляющую "сложное взаимодействие" авторских наме

рений, программирующей риторической структуры текста и "не

менее сложного" комплекса возможных реакций читателя.

На практике это означает "модернистское прочтение" всех

анализируемых Сальдиваром произведений, независимо от того,

к какому литературному направлению они принадлежат: к ро

мантизму, реализму или модернизму. Суть же анализа сводится

к выявлению единственного факта: насколько автор "владел"

или "не владел" языком.

Так, "Дон Кихот" рассматривается Сальдиваром как одна

из первых в истории литературы сознательных попыток драма

тизировать проблему "интертекстуального авторитета" письма. В

191

"Прологе" Сервантес по совету друга снабдил свое произведе

ние вымышленными посвящениями, приписав их героям рыцар

ских романов. Таким образом он создал "иллюзию авторитета".

Центральную проблему романа критик видит в том, что автор,

полностью отдавая себе отчет в противоречиях, возникающих в