Рикошет (ЛП) - Лейк Кери - Страница 53

— Ты так хорошо пахнешь, Обри. Я мог бы съесть тебя прямо сейчас.

— Вот и сделай это.

Дернув за ее ноги, я сместил ее к краю столешницы, слегка надавил на ее грудную клетку, заставляя отклониться назад и закинуть ноги мне на плечи. Оказавшись так близко у ее лона и видя розовый клитор, я почувствовал, как слюна собралась у меня на языке, и словно богобоязненный прихожанин, я чуть не упал на свои проклятые колени, рассматривая безупречность передо мной. Я поцеловал ее пупок и спускался языком все ниже и ниже к влажному местечку. Чистый, тонкий запах возбуждения ударил по самым примитивным частям моего мозга, что помыкало мной растерзать эту женщину, подобно дикому зверю.

Не спеши. Забудь про спешку в данном случае.

Она толкнулась вверх, балансируя на ладонях, водя бедрами по кругу на столешнице в дразнящих движениях. Сжимая бедро одной рукой, я использовал вторую, чтобы раскрыть ее розовую плоть и пройтись языком снизу вверх, улыбаясь ругательствам Обри. Похоронив язык в ее мягких складках, я согнул палец внутри нее и медленно трахал, подливая масла в огонь с помощью движений языка по ее набухшему клитору. Стон прокатился по задней стенке моего горла от ее сладкого вкуса. Влага покрыла пальцы, пока я входил и выходил, поедая ее словно изголодавшийся. Я остановился лишь для того, чтобы ввести в нее второй палец.

Я мог бы провести всю ночь, упиваясь телом Обри, изучая все ее темные желания, но порыв, горящий внутри меня, говорил мне наслаждаться моментом, пока он длится прежде, чем темнота придет и украдет его у меня.

Ее руки зарылись в мои волосы, тянули, пока я откинул голову и всосал ее клитор с жаром, словно через секунду все это закончится.

— О, бл*дь. Бл*дь!

Ее ерзание подо мной ничего не сделало с тем, чтобы нарушить мою сосредоточенность — я не мог насытиться этой женщиной. Растущая потребность услышать, как она выкрикивает мое имя заставила меня ускорить движения пальцами, пока я раздвигал ее складки, изучая каждый дюйм красивой киски. С бедром Обри у меня на плече, я обхватил ее задницу, чтобы удержать на месте, и почувствовал, как ее мышцы сжимаются от моей руки, пока тело дергается в ритм с моими толчками. Наши движения были яростными, настойчивыми, похотливыми. Ровными толчками я трахал ее пальцами, вылизывая и подводя к оргазму. Я забыл вкус женщины, забыл запах возбуждения, который пробивался сквозь мои чувства. Мне нужно было почувствовать, как она распадается на части от моего языка, почувствовать, как она сжимает мои пальцы собой в оргазме, и услышать ее крики у себя в голове.

Мне нужно было, чтобы она кончила. Я бы держался за этот сладкий звук, оттолкнул бы тьму, пока не получу полное насыщение.

Вдохи Обри превратились в тяжелое дыхание. Пальцы, царапая, впились в мою голову. Мягкие стоны стали настойчивой мольбой.

— Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.

Будто я мог. Будто у меня был какой-то контроль, который мог бы удержать меня от того, что мне было нужно, от того, о чем она молила.

Я сделал паузу, чтобы увидеть, что она двигается рукой вверх по своей груди, бесстыдно удовлетворяя себя, пока я делаю то же самое с ней и тону в чем-то неизведанном, чье подводное течение настолько сильно, что я боялся, никогда не всплыву вновь на поверхность. Прошло очень много времени с тех пор, когда я в последний раз доставлял удовольствие, и мне хотелось отдать все, что было у меня внутри, всю ярость, и боль, и жажду — оголить душу пред желанием, которое превратило меня в голодного, ненасытного ублюдка. Я хотел отдать все ей, хотел видеть, как ее брови сойдутся вместе от мучительного потока ругани прежде, чем она откинется назад, настолько объятая удовлетворением, что не сможет двигаться.

Мышцы Обри напряглись, мольбы стихли, пока ее рваное дыхание и краткие хныканья, наполнявшие кухню, в течение пары секунд превратились в ярко выраженные крики.

Ее кулаки ударились по столешнице по обе стороны от меня, прежде чем она схватилась ладонями за ее края.

— Ник! О, боже! Ник!

Краткие сжатия обхватывали мои пальцы вновь и вновь, пока оргазм прокатывался по ней волной. Обри соскользнула с края, и я поймал ее, поднимая в своих руках. Держа ее, словно ребенка, поцеловал ее с тем же отчаянием, что курсировало через мое тело.

Мне нужно было похоронить себя в ней, так глубоко, чтобы она оцарапала мне спину, пойманная между выбором молить меня, чтобы я сжалился или чтобы продолжил.

Не размыкая губ, я вслепую нес ее вверх по лестнице в свою спальню, мое тело было напряжено пуще струны, ее руки обвиты вокруг моей шеи, а пальцы впивались в мой затылок. Я едва ли мог дышать после похода наверх, но мне было наплевать. Я так жаждал заполучить ее в своей постели, что был готов ползти по матрасу на коленях, не выпуская ее из рук.

Оказавшись внутри, я опустил женщину спиной на кровать. Ее темные волосы рассыпались по простыне, глаза остались полуприкрыты, щеки залиты румянцем, губы полные и опухшие от поцелуев — она, черт возьми, отнимала у меня воздух.

Страх ухнул вниз в моем желудке и распространился к голове. Тот самый страх, который украл картину ее, распростертой на моем матрасе, очерняя все перед глазами и превращая в образ Обри, прикованной к кровати цепями и дрожащей от моего приближения. Это не закончится хорошо. Секс за последние три года не заканчивался хорошо.

Сама мысль заставила меня остановиться. Потому что я не хотел причинять ей боль, не хотел даже рисковать. Пока я доставлял ей удовольствие, мог удержать тьму, но если бы я взял ее, если бы эгоистично трахнул ее, чтобы насытиться самому, мог ли быть шанс, что я убью ее? Повреждение головы вытрахало мой мозг. Я больше не знал, на что был способен.

— Оставайся здесь. Я скоро вернусь, — сказал я.

Ее брови сошлись вместе, как я мог сказать, от смятения и удивления, но все же, я выскользнул в прилегающую ванную и включил воду.

Из ножен я вытащил длинное лезвие и приставил его к своей коже. Проткни ее. Дай яду выйти прежде, чем он поглотит тебя. Я сделал три маленьких надреза на предплечье, шипение вырвалось из меня, когда алый яд скользнул вниз по руке, и член болезненно затвердел в трусах.

Быстро расстегнув ремень, я спустил джинсы до пола и потянулся рукой вниз, берясь за член, пока второй рукой придерживался за край раковины.

Мне нужно было посвятить ей тот момент. Не себе. Если бы я трахнул ее, все закончилось бы так, как всегда заканчивалось.

Мое выражение в зеркале гласило о боли — такой сильной боли от потребности высвобождения, что она сгибала меня пополам. Боли от осознания, что внутри меня было что-то темное, способное навредить ей.

Длинные поглаживания по моему стволу заставили меня желать большего, заставили почувствовать желание похоронить себя в Обри, пока ее попка будет задрана вверх, а крики будут приглушены подушкой.

Я закрыл глаза и представил эту сцену, такую живую в моей голове.

— Бл*дь, да, — прошептал я, представляя, как вхожу в ее скользкую киску, пока не потеряюсь в ней, забывшись.

Другие руки скользнули вниз по моему животу, и я дернулся назад, когда она сжала руку на моем члене.

— Дерьмо!

— Шшшш, — ее хватка усилилась, и она оставила поцелуй на моей руке, игнорируя раны на коже. — Повернись.

— Я не могу сделать этого, — через глубокое дыхание я боролся с жаждой продолжить мастурбировать перед ней.

— Из-за меня? Потому что я замужем?

Дерьмо, и это тоже. Не то чтобы мне не было насрать на Майкла Каллина с высокой башни.

— Потому что я не могу.

Я попытался спрятать член обратно в трусы, но она ударила меня по руке.

— Мне нужно сказать тебе что-то. Пожалуйста.

С неким нежеланием я повернулся к ней лицом.

— Ник… — Ее взгляд опустился вниз, словно она внезапно не могла на меня смотреть. — Я так привыкла, что мужчины берут меня. Используют. С раннего возраста секс всегда заключался в том, чтобы заставить их кончить и вынести боль, которую они мне причинят.