Рикошет (ЛП) - Лейк Кери - Страница 43

Хоть содержимое и оставалось неизвестным, я не могла перестать пялиться на руку, где, я знала, начал формировать новый шрам.

Я скользнула ногами с края кровати, до сих пор неуверенная, что, черт возьми, происходит, но любопытство взяло верх, и с легким кивком от Ника, дающим мне разрешение, я подползла к коробкам.

В каждой я нашла изобилие платьев, рубашек, джинсов, маек, трусиков и туалетных принадлежностей. Две коробки с обувью — пара кедов-чаксов и берцы, обувь именно того стиля, который я предпочитала до встречи с Майклом. Словно Ник каким-то образом выдернул их из моего прошлого.

— Я не… выбирал это, — Ник нарушил тишину.

— Нет, это… вещи классные, — мой взгляд бы приклеен к пакетам с одеждой, и я подарила ему полуулыбку. — Спасибо… за то, что делаешь это. Я соскучилась по обычной одежде.

Я чертовски сильно хотела спросить его о прошлой ночи, о кошмаре и порезе, об именах, которые он выкрикивал. Благодаря длинному рукаву его куртки, я поймала лишь малюсенький кусочек кожи, исполосованный шрамами.

— Ты носила такую одежду?

— Ага, до того, как стала женой политика, после чего мой гардероб изменился на кашемир и шелк. И жемчуг, — я покачала головой от этой мысли. — Двадцать четыре года, а уже жемчуг. Единственная женщина в моей жизни, носившая жемчуг, была моя бабушка.

Сунув руки в карманы джинсов, Ник пожал плечами.

— Не знаю, кажется, соответствует работе жены богатенького политика.

Я принялась играть шнурками чаксов.

— На самом деле, это не соответствовало ни одной из моих работ. Особенно не той, для которой одеваешься, чтобы упасть и вываляться в грязи.

— Кем же ты, бл*дь, работала? Борцом в грязи?

Смех вырвался из моей груди, и звук показался таким странным. Я не смеялась так долго, и по хмурому выражению на лице Ника, он тоже чувствовал себя странно.

— Нет. Я была психотерапевтом. Мне нужно было выходить на работу раз в неделю, и обычно это было во время одной из встреч Майкла за городом. Каждую среду мне давалось ровно три часа блаженства.

— Что ты там делала? Передавала фото своего мужа молодым впечатлительным будущим избирателям.

Я опустила взгляд, и моя улыбка померкла.

— Кажется, я обманом заставила всех думать, что я всего лишь кукла, — притягивая колени к груди, я обняла их руками. — Хорошо для меня. Важнее всего, как именно ты выживаешь. Мне нравится думать, что в некоторые дни за те три часа я делала больше добра, чем за всю свою жизнь.

— И что заставило тебя пойти в психотерапевты? — Он скрестил руки на груди и оперся о стену.

— Ну… — Из меня вырвался смешок, похожий на икоту. — Внутри каждого психотерапевта живет пациент, — я пожала плечами, до сих пор играя со шнурком. — Мне сначала самой нужно было разобраться с несколькими вещами, так что я думала, что помощь другим научит меня, как это сделать.

— Поэтому ты порезала себе вены? Пытаясь разобраться?

«Зачем ты порезал себя?» — хотелось спросить мне. Прошла неделя с тех пор, как он увидел шрам на моем запястье, и я думала, что он забыл о нем.

— Ты первый.

Он покачал головой.

— Нет. Рассказывай. Почему ты пыталась наложить на себя руки?

— Какая разница? — Парой дней ранее он спросил меня, чем отличался мой шрам от других. — Это вставляет палки в колеса твоих планов, или что-то в этом роде? Почему ты кипятишься по этому поводу? Это делает меня испорченным товаром для какого бы там ни было плешивого толстозадого отморозка, которому ты собираешься меня сбагрить?

Подергивание на его щеке дало мне понять, что он хотел засмеяться, хотя мудро сдержался, отчего мои мышцы окатило злостью.

— Я не говорил, что кипячусь. — Ровный, полный серьезности тон его голоса когтями вцепился в мое терпение. Мне хотелось узнать его секреты, а не раскрывать свои. — Я сказал, что хочу узнать, почему ты это сделала.

Нет. Это был ящик, который я так прекрасно умудрялась оставить закрытым, и не намеревалась открывать его кому-либо. Особенно ему. Будучи психотерапевтом, ранимость — была вещью, которую я научилась держать при себе. Одно дело — рассказывать студенту на лекциях что и к чему, но другое — выпустить секреты из темного ящика. Это был мой ящик. Он мог получить любую другую историю, любой другой ящик из моей головы, кроме этого.

— Спроси о другом. Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо. Как насчет того шрама, что на твоей спине? — Всего лишь одна рана, нанесенная с неестественным зверством, хоть и несущая в себе больше злости, чем боли.

— Я ушла на похороны отца и не сказала Майклу.

Ник кратко нахмурился, отчего кожа на лбу собралась складками.

— Он шрамировал тебя потому что ты пошла на похороны своего отца?

— Нет. Он шрамировал меня за то, что я нарушила одно из его правил. Не сказала ему, куда собиралась, поэтому он привязал меня к столбу в подвале и отхлестал. — Садясь на задницу, я прижалась спиной к стене у кровати недалеко от места, где он поставил пакеты с одеждой. — Он оставил меня там на три дня. Врач приезжал к нам домой, чтобы проверять раны и не допустить обезвоживание организма.

— Врач приезжал к тебе, а ты ни разу не заявила о том, что Каллин сделал с тобой?

— Кому, Ник? — Я машинально потерла внутреннюю часть ладони большим пальцем. — Ему принадлежит полиция. Врач не сказал бы ни душе, не рискнул бы, потому что, после такого его язык отрезали бы и выбросили в сточную канаву. Некуда было бежать. У него везде связи. — Жизнь с Майклом походила на ловушку, в которую тебя поймал диктатор в чужой стране, где ты окружен людьми, которые не говорят на твоем языке.

— Какого хера ты вообще влюбилась в этот кусок дерьма? Зачем вышла за него замуж? — спросил Ник.

— Люди вступают в брак по разным причинам. Моя не имела ничего общего с любовью. Я потеряла веру в романтическую любовь.

Ник ничего не ответил, просто уставился на меня.

— Теперь ты.

Его взгляд скользнул в сторону от меня, и я ожидала, что он проигнорирует вопрос, так и останется козлом и оставит меня здесь сидеть с открытой раной, пока будет уходить. Удивив меня, он провел рукой по голове, поверх шрама.

— Я получил пулю в череп. Провел год на физиотерапии, психотерапии и еще хер-знает-какой-терапии. Иногда у меня все еще случаются проблемы со словами, и я больше не могу выполнять тяжелую работу правой рукой. Поэтому пришлось научиться стрелять левой. — И словно он смог предвидеть мой следующий вопрос, Ник покачал головой. — Это все, что я тебе скажу.

Маленькими шажками. Со временем я, может, и разберусь, что преследует его во сне, но на данный момент я узнала немного больше о нем. Он узнал немного обо мне, что, я надеялась, поможет изменить его какие бы там ни было предвзятые мысли, составленные о фальшивой персоне, в роли которой он видел меня по телевизору. Я не была той женщиной. Черт, я бы чувствовала к ней отвращение, если бы не знала благородного человека, скрытого где-то под поверхностью.

Опуская взгляд, я уставилась на молочно-голубую коробку и мои глаза расширились. Книги лежали в ней одна на одной, и, изучив каждую обложку, я не смогла не улыбнуться. Фолкнер. Шекспир. Теннесси Уильямс. Харпер Ли и мой любимый По. Даже несколько романов вдобавок. Я снова подняла глаза на Ника.

— Ты принес мне книги?

— Было местечко, в которое я часто заглядывал давным-давно. «Кингстонс Бук». У них есть много старой классики.

Я подняла голову.

— Ты зависал в книжном магазине? Я в шоке.

Его глаза метнулись в сторону от моих, и ямочки заплясали на его щеках.

— Я заходил туда не только за книгами, — улыбка на его лице увяла, превратившись во что-то более серьезное. — Там мы встретились с моей женой.

Попытка не пялиться на его безымянный палец, должно быть, заставила мои глаза бегать во все стороны, словно у наркомана.

— Ты… женат?

Он фыркнул и прочистил горло.

— Она… мм… умерла.

Это была Лена? Имя, которое он выкрикивал во сне? Я никогда не ладила со словами, так что сфокусировала взгляд на книгах на коленях, поджимая губы прежде, чем наконец сказать: