Опускается ночь - Уэбб Кэтрин - Страница 18

– Присоединяйтесь скорее! Мы собираемся выпить перед обедом.

– О, прекрасно! Мы умираем от жажды, – говорит Марчи.

Леандро и Бойд сидят в плетеных креслах за низким столиком. Над двором сверкает квадрат лазурного неба, но терраса укрыта в тени. Бойд тянется к руке Клэр, когда она садится рядом, и пожимает ее. Его улыбка кажется искренней, и она успокаивается.

– Ну и как вам понравилась Джоя? – спрашивает Леандро. На нем костюм песочного цвета с фиолетовым шелковым галстуком – не то джентльмен из колоний, не то денди; он откидывается на спинку кресла и улыбается – сама непринужденность.

– Мы видели несколько действительно красивых зданий, – говорит Клэр. Она хочет сказать что-нибудь еще, но ничего не может придумать. Повисает пауза. Марчи смотрит на нее испуганно. – Очаровательный город, – произносит Клэр, но голос ее звучит тихо и неубедительно. Она не любит врать и предпочитает отмалчиваться. Леандро улыбается снова и отводит взгляд. Клэр понимает, что задела его. Она не смеет поднять глаз на Бойда. – Скажите, почему люди носят черное? Мне кажется, им должно быть ужасно жарко, – говорит она.

– Вы имеете в виду крестьян? – уточняет Марчи. – Наверное, на черном грязь не так заметна. По-моему, они не очень-то любят утруждать себя стиркой.

– Марчи, – останавливает ее Леандро с мягким укором, но взгляд его делается суровым, – у них нелегкая жизнь. Эти люди бедны, им не хватает еды, они не могут позволить себе оплатить услуги врача. Их дети часто вырастают больными. А сейчас, когда война только закончилась… они носят черный в знак траура, миссис Кингсли. Большинство из них потеряли близких.

– Понятно, – говорит Клэр, чувствуя замешательство Марчи и стараясь не смотреть на нее.

После обеда Леандро с Пипом спускаются во двор, с ревом и кашлем в ворота въезжает еще один автомобиль. Леандро стоит в вальяжной позе, засунув одну руку в карман и слегка сутулясь. Он наблюдает за Пипом, и Клэр видит, что реакция юноши доставляет ему удовольствие – как Пип просит разрешения посмотреть двигатель, проводит ладонью по кожаному сиденью, отступает назад и, склонив голову набок, любуется пропорциями машины.

– Тебе хотелось бы сесть за руль, Филипп? – спрашивает Леандро. Лицо Пипа озаряется недоверчивой радостью, и Леандро смеется. – Эта улыбка значит «да»?

– Не опасно ли это? Он еще недостаточно взрослый, – говорит Бойд.

– Это нисколько не опасно. Мы поедем за город, где врезаться не во что, и там он сможет попробовать. Ну что, парень, доволен?

– Очень!

– Ну так едем. Но – мягко, для начала. Если ты врежешься в какое-нибудь дерево или стену, я с тебя три шкуры сдеру за причиненный ущерб.

– Я не врежусь, – радостно обещает Пип. Он машет им, забираясь в машину, и Клэр поражена, с какой легкостью отметаются доводы Бойда, его разрешения вовсе не требуется. Когда машина трогается, щеки Бойда багровеют от негодования.

В тишине, наступившей после рева двигателя, раздается скрип и стук ворот, которые за ними закрывает и запирает Федерико. Клэр спешит повернуться к нему спиной, прежде чем он закончит возиться с замком, и вместе с Бойдом направляется на веранду. Там стоит небольшой диван, и Бойд садится рядом с ней так, чтобы их плечи, бедра и ноги соприкасались, несмотря на жару.

– Мистеру Кардетте понравился твой проект? – спрашивает Клэр.

Бойд улыбается, и недавнее напряжение рассеивается. Он кладет локоть на спинку и перебирает пальцами волосы на ее виске.

– Да. Думаю, да. Он хочет чего-то более… Я не совсем уверен, чего именно. Он рассказал мне длинную историю о заброшенном замке неподалеку отсюда…

– О том, что в центре города?

– Нет, о другом, он называется Кастелло-дель-Монте. Но его построил тот же человек. У этого замка восемь восьмигранных башен вокруг восьмиугольного двора. Там нет ни кухонь, ни конюшен, никаких функциональных помещений… И тем не менее он явно был спроектирован с большим тщанием, сделан из дорогого и редкого камня. Он стоит высоко на холме, и в ясную погоду его видно за многие мили. Но нет никаких признаков того, что когда-либо там кто-то жил.

– Это безумие.

– Это загадка. Именно то, чего он хочет.

– Ему нужны восьмигранные башни, которые будут видны за мили вокруг? – спрашивает Клэр в шутку, но Бойд едва улыбается в ответ. Он погружается в размышления, его мысли вновь возвращаются к поставленной задаче.

– Он хочет символизма. Он хочет, чтобы люди смотрели на его творение и удивлялись.

– Но для чего? Разве недостаточно следовать моде и продемонстрировать свое богатство?

– Ему хочется чего-то такого, что заставит крепко задуматься жителей города, которые полагают, что им все о нем известно. – Бойд качает головой.

– Чтобы показать, что он не такой, как они, и не боится этого?

– Думаю, да.

– А ты можешь это сделать? Можешь создать для него загадку?

– Будем надеяться, – говорит Бойд и целует ее в висок. – О, мы тут надолго застряли. – Бойд улыбается, и Клэр тихо смеется, но оба они прекрасно понимают, что в этих словах лишь доля шутки. Просто невозможно отказать Леандро Кардетте в чем бы то ни было.

Некоторое время они сидят так, и единственный звук, который доносится до них, – это скрип колес проезжающих время от времени повозок и стук лошадиных копыт. Он кладет руку ей на колено, затем ведет выше к бедру, касаясь мизинцем ее промежности. Другой рукой он притягивает ее голову и целует в шею. В таком положении говорить неудобно, но, когда Клэр пытается поднять голову, он удерживает ее, положив свою руку ей на лоб, так что ее шея беззащитно выгибается, словно подставленная для жертвоприношения. Вдруг Клэр становится нехорошо, и она закрывает глаза, чтобы справиться с подступающей дурнотой.

– Дорогой, – произносит она наконец. – Не здесь. Кто-нибудь увидит.

– Никто не увидит. Вся прислуга отдыхает, как и Марчи.

Его голос звучит глухо, рука, лежащая на ее бедре, сжимается крепче. Такая пылкость в дневное время для него совсем не характерна, и ей хочется знать, чем это вызвано. Уголком глаза она замечает движение внизу, во дворе около ворот. Она вскакивает в мгновение ока.

– Тот слуга, водитель, он следит за нами! – восклицает она с жаром и тут же меняет тон, видя, как поник Бойд. – Правда, здесь невозможно уединиться.

– Возможно. Но если хочешь, пойдем внутрь, – говорит он, вставая. – Ты кого имеешь в виду – того парня с заячьей губой? – Бойд берет ее за руку, оглядывая через плечо пустой двор. – Ты уверена?

– Да. Он мне не нравится. Он… – Но она не может сказать, в чем именно дело. Однако при мысли о том, что он смотрит на них, ей становится дурно. Бойд обнимает ее за талию и притягивает ближе к себе. – Прости, дорогой, я как-то не настроена, – спешно говорит она.

– Но прошло так много времени, Клэр. – (При их разнице в росте трудно идти, тесно прижавшись друг к другу, то и дело сбивается шаг.) – Неужели ты совсем не соскучилась?

– Конечно соскучилась.

– Так в чем же тогда дело?

Клэр улыбается, встряхивает головой, но внутренне презирает себя за эту готовность сдаться.

Стеклянные двери веранды ведут в библиотеку с большим темным письменным столом в центре, за которым работает Бойд. Его карандаши и ручки педантично разложены по коробкам. Клэр подходит и перебирает их, гладит жесткую кожу столешницы. Иногда она так делает – притрагивается к разным предметам, пробуждая свою чувственность, перед тем как заняться сексом. Бойд обнимает ее сзади, целует, крепко прижимается к ней. Она хочет откликнуться на его порыв, а вместо этого думает о том, как странно, что сейчас день и что они не заперлись как обычно, в каком-нибудь темном помещении. Но когда его пальцы погружаются в ее промежность, а его язык оказывается у нее во рту и он расстегивает ей блузку, высвобождая из бюстгальтера соски, она подается к нему и приникает к его плечам, охваченная волнением и желанием. Такой способ заниматься любовью ей непривычен. Возможно, именно такое соитие – спонтанное и нетерпеливое – даст начало новой жизни, и через многие годы, когда малыш станет озорничать, они нежно улыбнутся друг другу и скажут в шутку, что ребенок не может быть тихоней, ведь он был зачат в таком бурном порыве страсти. Но Бойд внезапно останавливается на пике эрекции. Он вздрагивает меж ее бедер, закатывает глаза и тяжело дышит.