Дети Горного Клана (СИ) - Давыдов Григорий Андреевич - Страница 55

Клыкастый прислушался: топот ног был слышен уже так отчётливо, что казалось, вот-вот, и стражники выпрыгнут прямо из-за угла. Горец достал один из припрятанных под курткой кинжалов: пора было с этим кончать. Он замахнулся, стараясь не слышать стоны мольбы и плач раненого, валяющегося в его ногах мага, как вдруг откуда-то справа юркнула проворная тень, и в следующую секунду кончик кинжала смотрел уже не на воющую жертву, а на прикрывающую мага своим телом и кричащую служанку:

- Не троньте! Не троньте господина!!!

Её щека пылала красным от недавнего удара, а на глазах стояли слёзы. Рука Клыкастого, только-только собравшаяся направить острое лезвие прямо в грудь мага, дрогнула. И застыла.

Ему почему-то явственно представилось, что она, эта немолодая полноватая женщина, нянчилась с толстяком-магом ещё с пелёнок, будучи молодой и красивой. Что именно она слышала его первые слова, именно она мыла его по утрам, и именно она проводила с ним часы напролёт, обучая грамоте, или гуляя по городскому парку. Прямо как мама...

Мама...

- Уйди, дура! - рявкнул вывалившийся из неожиданно накатившего на него видения Клыкастый, сильным ударом ноги отбросив вскрикнувшую служанку в сторону.

А затем, схватив медальон, потянул его на себя. Цепь на шее мага звякнула, натягиваясь и больно надавливая на жировые складки. В воздухе мелькнуло остро заточенное лезвие кинжала... И разорванная сильным ударом цепь отпустила толстую шею ухнувшего обратно на пол юноши: Клыкастый, подкинув в руке медальон, сунул его во внутренний карман куртки и покосился на ревущую и не до конца верящую что её хозяин жив, пускай и не совсем здоров, служанку, бросив:

- Пусть живёт. Ещё его кровью пачкаться...

Сказав это, горец прыгнул в сторону единственно возможного в данной ситуации пути отступления...

Ввалившиеся в комнату стражники увидели лишь спину бросившегося в окно вора и застыли, бешеными глазами разглядывая погром, воцарившийся в комнате, и стараясь понять, жив ли их хозяин. Наткнувшись на валявшееся на полу, стонущее, но явно живое тело мага, один из них, быстрее соображавший, рыкнул:

- За ним!

Падение со второго этажа лишь на первый взгляд может показаться чем-то не особенно опасным и страшным. Но это лишь на первый взгляд. Выпрыгни ты на прямых ногах, животом вниз, или упади на спину - перелом, или как минимум многочисленные ушибы тебе обеспечены. Но не даром Клыкастый проводил дни на пролёт, постоянно преодолевая Дорогу Невзгод: уж кто-кто, а он знал, как полагается падать!

Лишь только его стопы коснулись земли, как почти сразу же ноги перевалились на колени, а затем незаметно всё тело перешло в кувырок, смягчив удар от падения. Встав на ноги, горец не стал долго думать или оглядываться: смысла не было. Он не видел у стражников самострелов, и уж тем более луков, так что вдогонку никакой стрелы ему не пошлют, и оставалось два варианта: либо они рванут за ним через окно, что было маловероятно, либо соберутся и бросятся за ним в погоню через основные ворота - а это какое-никакое, а время! В любом случае, ему вариантов никто не давал: лишь бежать-бежать, и как можно скорее!

Ещё не добежав до стены, Клыкастый начал раскручивать верёвку. В этот раз он преодолел препятствие в разы быстрее. И, перемахнув через стену, даже не стал скручивать бечёвку обратно: пускай подавятся, а ему каждая секунда дорога!

Спрыгнув на мостовую, горец собрался было рвануть в сторону заранее примеченного места, где можно было бы укрыться и переждать, как вдруг заслышал со стороны особняка грозный лай...

Что ж, значит, придётся немного изменить планы. Этот вариант Дитя Ночи оставил лишь для самого паскудного исхода. Но что это, если не этот самый исход?! Хуже дельце мог бы провернуть лишь, пожалуй, какой-нибудь грудной младенец! Всё провалил, всё! Вот, теперь и расхлёбывай...

Он бежал по знакомым закоулкам, не останавливаясь и даже не сбавляя темпа, когда приходилось перепрыгивать через много раз виденные заборчики, юркать в примеченные калитки, молнией проноситься через мостки, соединявшие улицы через канавы или водостоки. Клыкастый бежал так быстро, что любая погоня уже давно махнула бы рукой, перестав преследовать ловкача. И так бы оно, наверное, было и в этот раз, если бы не собаки! Уж с псинами они его выследят - как пить дать! Сбить след? А как? Где? Даже среди других людей не скроешься: ночью улицы Химельна не так уж и людны.

В голове промелькнула мысль: а что, если играть с преследователями в догонялки всю ночь, до самого утра? Он то знает эти улицы получше вечно просиживавших штаны в особняке хозяина стражников. А там, поутру, уж как-нибудь да скроется на той же главной площади, где собакам трудно будет отыскать нужный след... Идея была заманчивая, но эту мысль тут же пришлось отвергнуть, когда, в очередной раз сворачивая в знакомый закуток, Клыкастый ощутил слабую, но отдышку. Нет. Он тоже не железный - не получится у него со здоровыми озлобленными мужиками в выносливости тягаться!

Но всё это стало уже неважным, когда, тяжело дыша, горец ворвался в переулок, ставший в последнее время не просто знакомым, а родным. Он стоял прямо напротив Дороги Невзгод. И не думал двигаться с места. Лишь ждал. Ибо могло случиться только две вещи: либо его убьют, либо он спасётся. Третьего не дано.

И он ждал спасения.

Лай перешёл в ликующий рёв, а через мгновение после этого в переулок нырнули две злющие и страшные на вид собаки. Внешне почти ничем не отличающиеся от волков - такие же большие, с заострёнными ушами, чуть обрезанными к верхушкам, пушистыми хвостами, махавшими туда-сюда в предвкушении добычи. Они не были теми гончими, в чьи задачи входило догнать, схватить, и не выпускать, пока хозяева не прибегут и решат, что делать с пойманным. Нет... У этих в налившихся кровью глазах читалось лишь: "Убить! Порвать!". И никак иначе. Никакие мольбы и слёзы не помогут. Только Клыкастый не намеревался молить о пощаде. Но и справиться с двумя убийцами, равных которым не найти и среди лучших Детей Ночи, тоже не надеялся. И потому он стоял. Просто стоял и ждал.

"Ну где же ты..."

Двое мохнатых убийц медленно двинулись на человека, который сейчас в этом мире был их главным ВРАГОМ. Потому что так сказали ХОЗЯЕВА. А, значит, это - ЗАКОН. А врагов нужно убивать. Вот только этот враг какой-то странный. Стоит себе, словно отдаётся преследователям на растерзание, принимая свою судьбу... Разве так можно? Разве враг не должен до последнего бороться за свою жизнь? Что ж, значит, это - слабый враг. И, значит, тем более следует с ним покончить.

И одна из собак, застыв, напрягла мышцы, затрепетав и всем видом, словно в насмешку, показывая: вот сейчас, сейчас я прыгну, и тебе, враг, от меня не скрыться. Сейчас настанет твой последний миг...

А Клыкастый стоял и ждал.

И пёс, зарычав, прыгнул, разевая полную слюны и острых клыков пасть.

И в эту секунду где-то сверху мелькнула тень. Мелькнула и обрушилась на уже почувствовавшую в своём рту тёплую кровь собаку, лишая её сладостного чувства убийства. Послышался хруст, и мохнатый убийца, взвизгнув, рухнул на землю, чтобы больше с неё не подняться - кажется, у него был перебит позвоночник. А тень, коснувшись земли, обернулась облачённым в чёрное, темнее ночи, одеяние человеком с натянутым на голову капюшоном, отчего казалось, будто весь он и был ночью, частью её, каким-то чудом сумевшей отъединиться от своей прародительницы и обрести похожие на человеческие черты форму.

Второй пёс застыл, изумлённо уставившись на своего товарища, лишь только что вместе с ним желавшего расправиться с врагом, а теперь лежавшего на холодной земле и не подававшего признаки жизни. И взревел, отыскав взглядом того, кто стал причиной его смерти.

Бросившись к получеловеку-полутени, собака разинула пасть, намерившись отомстить, и совсем позабыв про того, кого на самом деле должна была убивать. Тень так и стояла на месте, как Клыкастый только что, ожидая своего спасения. Но в отличие от него человек в капюшоне не собирался надеяться на кого-то. И ждал отнюдь не спасения.