Голос Лема - Дукай Яцек - Страница 4

Восемь экзафлопов. Отдадим с процентами, когда системы будут исправлены.

Ложь. «Т» до заморозки продлится семьдесят восемь стандартных лет, у меня актуализация с главного стержня Конгломерата. Наши алгоритмы неполные. Кто управлял теми исследованиями?

Да, интервалы удлиняются, но это потому, что коэффициент полезной деятельности коллекторов снижается пропорционально расстоянию от Иорри.

Нет опасности. Разделенные ИИ Конгломерата имеют квантовую контрольную сумму, никто не может их перепрограммировать так, чтобы мы об этом не узнали.

Неизвестно, что мы здесь найдем. Именно потому сюда и прибыли.

Дейрон будет на второй линии, работу на планете начнет зерно Пар-ти, а также низковероятностные потенциальности Веревочников.

Я тоже на это надеюсь.

Нет, в публичном логе.

Да.

Нет.

После совещания Варден перемещается на мостик. На потоке внешних сенсоров видит рой Конгломерата на фоне Юпитера — небольшой планеты, чьи газовые покровы давно высосал красный карлик. Планету окружает гало космической грязи. Варден знает, что когда-то это были прекрасные кольца — прежде, чем их разорвала гравитация гибнущего Солнца. Он корректирует инфракрасные линии, а тучи газа и льда поблескивают, на их фоне искрятся миллионы корпусов.

Иногда хорошо быть простым разумом. Для большинства составных частей Конгломерата это лишь движение объектов в пространстве, но Варден знает, что балет титанов среди планетарной грязи прекрасен. Пред ним движется богатство нескольких галактик, подсвеченное короткой пульсацией IR. Корабли, боевые станции, подвижные миры — механические, биологические и те, которые не описать. А далеко позади, окруженные кораблями вероятностных цивилизаций, движутся пульсирующие сердца Конгломерата — коллекторы. Самый большой, оборудованный двумя ангарами для пары кораблемиров, Тариан, повернул чашу в сторону центра далекой галактики, где в пространстве, разрываемом невероятными силами, висят густые гроздья черных дыр. Там они оставили Иорри — самый большой искусственный объект в истории известной вселенной, ломатель сингулярности величиной в несколько систем. Иорри выворачивается по ту сторону колодцев пространства-времени, создавая гамма-выбросы и взрывы, на фоне которых сверхновые — лишь космические искры. Когда собирает достаточно энергии, посылает ее тахионными потоками прямо в коллекторы Конгломерата.

Живут они в ритме Иорри. Она дает ценные мгновения высокой мощности, моменты быстрых мыслей и поступков. Когда поток заканчивается, приходит время холода, медлительности. Начинается интервал.

Иорри — последняя карта в их рукаве. Когда они выберутся за симуляционный горизонт событий, она даст искру реоригинации, испепеляя себя и добровольцев, которые ее охраняют. Если все пойдет по плану, Иорри повернет вектор энтропии и начнет новую эпоху, новый мир.

Но это произойдет через миллионы интервалов. Варден не знает, будет ли он существовать так долго.

Теперь он смотрит дальше, за орбиту Нептуна, где на границе сенсоров короткой дистанции находятся корабли Конгломерата, которые не вошли в пояс Койпера, поскольку нарушили бы хрупкое равновесие орбит, привели бы в движение поля астероидов. Это несколько движимых миров, один мегамыслец, одна монструозная боевая станция, закрытая, словно сфера Дайсона вокруг черной дыры, рожденная из некоей странной вероятности (они до сих пор не знают, как ее использовать). А за ними, еще дальше, вдали от главной группы, летит черное антисолнце — шар мрака, более густого, чем тьма пустоты.

При виде его Варден чувствует беспокойство; логические процессы, давным-давно предсказывавшие ему катастрофу, снова кричат один громче другого.

Шар — дом одной из самых молодых цивилизаций Конгломерата. Ригиане — последний урожай усохшего древа. Они родились как бы случайно, там, где некогда была туманность Ориона. Когда все звезды туманности угасли, несколько сверхновых последним дыханием привели в движение поля космического газа, столь разреженного, что на кубический метр приходилось лишь несколько сотен тысяч атомов. Возникло солнце, надгробие космической матки, некогда породившей миллионы миров. Вокруг солнца из остатков возникли планеты. Одна из них случайно лежала в золотом коридоре — не слишком далеко и не слишком близко от звезды. На этой планете случайно возникла жизнь. Оригинальная. Им было у кого учиться: в то время Орион представлял собой огромное кладбище, и тысячи вымерших рас не протестовали против воровства их секретных технологий.

Варден всегда думал о них как о червях на трупе.

В одном они оставались умелыми — с самого начала боролись с кризисом энергии; их солнце было маленьким и холодным. Они знали, что прочие солнца умерли. Самодостаточность стала для них религией, они начали с разумного нанооблака, которое потом все сильнее сепарировали с помощью альтернативных физик. Их дальние патрули добирались до артефактов всевозможных рас. Но оригиане, вместо того чтобы создавать собственную технологию, развивали науку о науках, формировали векторы развитий, анализировали потенциальные технологические тропки своего вида. Благодаря этому за несколько сотен тысяч лет они обогнали цивилизации, существовавшие от начал Галактики. И в конце концов нашли рецепт выживания: их сложные пространственно-временные науки в рамках непонятного процесса свертывания измерений в отрицательные величины позволяли получать энергию, плененную в структуре Вселенной. Именно таким образом из односистемной цивилизации оригиане одним прыжком перескочили Кардашева−3, −4 и −5. Закрепились на последней отметке шкалы, зарезервированной для полубожественных существ. Вместо того чтобы играть по правилам, установленным Вселенной, они манипулировали ее тканью.

Была единственная проблема: энергию свертывания удавалось получать лишь на своей внутренней стороне, поэтому цивилизации приходилось перемещаться в очередные, находящиеся все глубже подизмерения. Совершенно самодостаточные, они отрезали себя от вектора энтропии, отмеряющего секунды до смерти вселенной, но одновременно — бесповоротно отрезали себя и от всех остальных.

Никто не знает, отчего они присоединились к Конгломерату. Спросить не представлялось возможным — за границей сферы начиналась такая перекрученная пространственно-временная сингулярность, что Конгломерат не сумел бы ее даже моделировать, не говоря о проектировании зондов, способных пробиться на самое дно, к оригианам. Но и тогда они не смогли бы отрапортовать: из сферы не вырывались даже единичные нейтрино.

Решение о присоединении к Конгломерату за них принял Советник — разум, вооруженный двадцатью антиматерийными уничтожителями, который оригиане оставили на страже сферы много лет назад, прежде чем окончательно порвали связь с миром. Советник никогда не объяснял своего решения, мнение же Конгломерата был таково, что ИИ жаждет собственного выживания. Но Варден всегда подозревал, что дело могло оказаться в чем-то большем. Его аналитические процессы подавали два правдоподобных варианта. Первый: оригиане дошли до границ своих возможностей, некоего непредвиденного в их альтернативной физике ограничителя и больше не могут свертываться — в опасении перед катастрофой или по причине невообразимых энергетических затрат. Второй: оригиане погибли в результате таинственной катастрофы, а Советник понимает, что он предоставлен самому себе.

Любой из этих вариантов плох и означает, что Конгломерат влечет за собой мерно тикающую бомбу.

Варден отводит взгляд от сферы. Предпочитает сосредоточить внимание внутри системы, где авангард флота начинает окружать Землю тесным кольцом. Остальные планеты с завистью глядят на срединную сестру, чью могилу посетили гости.

В этих районах Галактики жизнь не появляется уже тысячи лет, немые камни по привычке кружат по эллипсам вокруг мертвых солнц.

Здесь холодно и темно.

Первое сканирование ничего не показывает. Так, руины, море руин, слой на слое. Здесь один под другим следы нескольких, по крайней мере, видов, которые приходили и уходили в циклических волнах, дойдя до кульминации самоуничтожением либо через такое истощение планеты, что ее приходилось покидать.