Реквием патриотам (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 43

Я переводил все Перри (Ёсио говорил только на такамо). Закончив говорить, мой сюзерен спросил:

- А где Делакруа?

- Не знаю, - честно ответил я. - Он оставил нас на Ритэн-Ке, сказав, что мы сможет закончить дело и без него. О дальнейшей его судьбе я не могу даже догадок строить, столько всего творилось на острове.

- Расскажешь обо всем после. - Ёсио поднялся. - А теперь я хотел бы показать вам, адмирал Перри, и тем из ваших людей, кто спустится на землю в Мурото, временное место жительства.

Капитан коснулся края форменной шляпы и поднялся вслед за ним.

Церемония передачи власти была просто потрясающей. Из дворца сегуна вышел Токугава Ёсинобу в намбан-гусоку, принадлежавшем еще Иэясу (в них он согласно преданию сражался при Сэкигахаре), в руках он нес длинный седзоку-тати, олицетворявший военную власть сегуна. За спиной его шагал сесидай (имение его я не знал) в доспехах попроще и его седзоку-тати пребывал на поясе. Ну и конечно, еще несколько десятков человек свиты. Ёсинобу опустился на колено перед императором (я дорого бы дал за то, чтобы поглядеть на его лицо в этот момент) и протянул ему седзоку-тати.

- В соответствии с вашей высочайшей волей, - произнес Ёсинобу, - я, ваш покорный слуга, более двухсот лет хранивший ваш покой, возвращаю вам этот меч. Раз вы сами решили заботится о своей безопасности, не доверяя мне.

Отличная и весьма продуманная речь. Весьма в стиле Ёсинобу. Он сумел сохранить достоинство и ни словом не задел императора, ведь последнее могло бы послужить поводом для приказа о сэппуку. А вскрывать себе живот и сегуна никакого желания, думаю, нет.

Так вот ты какова на вкус - победа.

Эпилог.

Кэнсин шагал по улицам Дзихимэ. Он уже давно не был в новой столице Такамо и сильно удивился, увидев ее. Это был совершенно новый город, скорее материковый, нежели такамацкий. По улицам ходили гаидзины или такамо, одетые как гаидзины. Если раньше вид одного Тахары Кэндзи привлекал внимание и взгляды всех на улице, то теперь выделялся уже сам Кэнсин в своем традиционном кимоно. К тому же он носил за оби катану в ножнах и каждый полицейский (теперь слово досин было уже не в ходу) считал своим долгом придраться к нему и поиздеваться всласть. Спасало от расправы Кэнсина спасало лишь то, что в ножнах он носил сакабато, которую все принимали за не заточенный меч, какие носили многие буси после запрета на ношение боевых катан. Они из-за этого стали объектом язвительных шуток и замечаний в их адрес со стороны хэйминов, которые еще вчера и глаз поднять в их присутствии не смели.

На низкорослого Кэнсина то и дело налетали гаидзины, едва не сбивая с ног, большинство из них были людьми незлобивыми, однако были и те, кто сопровождал их столкновения ругательствами на разных языках. В конце концов, молодой самурай выбрался из толпы, но понял, что попал совсем не туда, куда хотел. Он оказался в порту.

"Видимо, где-то не там повернул, - подумал он. - Оно и не мудрено, в такой-то толпе". Хотя, следует заметить, на улицах бывшей военной, а ныне вообще, столице Такамацу всегда было довольно людно. Но на настолько! Раздумывая над тем, как бы поудобнее вернуться к додзе Каору, Кэнсин шагал мимо доков, где моряки перетаскивали ящики и бочки с борта своего корабля в склады. Не все они работали, некоторые бродили по улице, то и дело прикладываясь к бутылкам и приставали к проходящим женщинам. Особенно им приглянулась красивая девушка, испугавшаяся одного вида пьяных матросов. Она попыталась проскочить мимо как можно скорее, но моряки и не подумали пропускать ее. Они окружили ее, начали выкрикивать какие-то фразы на своем языке, хватать за одежду. Девушка замерла, дрожа от ужаса, едва не роняя из рук узелок, который несла.

Мириться с этим Кэнсин не мог. Он решительно шагнул к матросам, кладя ладонь на рукоять сакабато. Но его опередили. Из толпы, предпочитавшей с приличного расстояния наблюдать за разыгрывавшимся действом, выступил парень в белом кимоно.

- Оставьте ее в покое! - коротко крикнул он матросам, почти вплотную подошедшим к девушке. Его резкий тон и практически приказная манера говорить заставили их замереть. Правда всего на мгновение. Поняв, что их противник всего один, матросы мерзко заухмылялись, потянувшись к длинным ножам, что висели на поясе у каждого. - Сестра! - крикнул девушке самурай. - Отойди от них!

Девушка, быстро перебирая ногами, отбежала от матросов, спрятавшись за спиной самурая. Матросы расхохотались, продолжая отпускать реплики в их адрес, и бросились на самурая. Кэнсин вновь хотел вмешаться, и вновь понял, что в этом нет необходимости. Самурай в белом кимоно поймал руку первого матроса, перекинув его через плечо коротким движением, одновременно он выхватил из-за пояса ножны, ударив ими в лицо второго матроса. Окованный сталью кодзири врезался точно в длинный (и не раз до того ломанный) нос моряка, сломав его, тот рухнул на землю и больше не шевелился. Оставшиеся трое матросов слегка затормозили, потянувшись к ножам.

- Пошли прочь! - крикнул им самурай, крутнув ножны с мечом и сжав их в кулаке.

Этот окрик, казалось, лишь раззадорил моряков. Они кинулись на него, размахивая длинными ножами. Многим наблюдавшим за этой схваткой показалось, что самурай просто прошел мимо них. В отличие от большинства, Кэнсин видел молниеносные удары рукоятью и ножнами, которыми награждал противников самурай в белом.

Матросы, перетаскивавшие ящики и бочки, побросали работу и бросились на выручку своим товарищам. Кэнсин не сомневался в исходе этой потасовки, его смущал лишь один матрос, посчитавший себя самым умным. Он спрыгнул с пирса в небольшую шлюпку, где лежал довольно большой ящик, запертый внушительным навесным замком. Схватив стальной лом, матрос сбил замок, открыл ящик - в нем лежали винтовки. Вытащив одну, матрос принялся заряжать ее. Он уже затолкал пулю с пыжом в ствол и вынимал шомпол, когда сверху на него упала тень, закрывшая солнце. Он поднял голову и увидел какую-то странную ало-белую птицу с трепещущими на ветру крыльями и блестящим сталью длинным клювом. По крайней мере, именно таким показался ему спланировавший на него с пирса Кэнсин с занесенным над головой сакабато.

Кэнсин аккуратно разрядил винтовку и спрятал ее обратно в ящик. Тут его внимание привлек всеобщий выкрик - казалось все зеваки, собравшиеся на набережной одновременно выкрикнули нечто нечленораздельное, но очень удивленное. Кэнсин поглядел вверх и увидел замершего с бутылкой в руке матроса. Перед ним стоял самурай в белом кимоно с обнаженной катаной в руке. Кэнсин уже понял, что сейчас произойдет, поэтому был не слишком поражен произошедшим, в отличии от зевак. Бутылка в руке матроса развалилась на две неравных части. Дно и большая часть остального упали на землю, а горлышко остались в кулаке моряка - из него капала густая коричневая жидкость. "Кажется, она называется виски", - подумал Кэнсин, оглядывая улицу, в конце ее уже мелькали мундиры полицейских (именно так, слово досин безвозвратно ушло в прошлое).

Кэнсин запрыгнул на пирс и быстро подошел к самураю в белом кимоно и девушке - его сестре. Тот как раз прятал в ножны катану - запрещенное к ношению оружие.

- Тебе лучше уйти, - бросил Кэнсин самураю. - Мне досин ничего предъявить не смогут.

- Мое имя Такими Сигурэ, - коротко кивнул ему тот. - Я буду ждать тебя завтра в два часа пополудни на берегу залива у храма Муро.

- Химура Кэнсин, - представился в ответ Кэнсин, делая первый шаг навстречу полицейским. - Я приду. - Он обернулся и подмигнул сестре самурая в белом кимоно.

Сигурэ обнял ее за плечи и увел с набережной, а Кэнсина окружили полицейские. Ладони всех их лежали на эфесах сабель.

- Убери катану в ножны! - крикнул полицейский сержант.

- Это не катана, - возразил Кэнсин, протягивая сержанту свое оружие.