Дьявол против кардинала
(Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна - Страница 52

Встал вопрос, как быть с Луи де Марильяком. Не прошло и двух дней, как его назначили маршалом и главнокомандующим войсками в Италии. Разумно ли сохранять за ним этот пост? Под его началом — семь тысяч солдат, набранных, в основном, в Шампани, где его любят и уважают. Очень возможно, что родственные чувства возобладают над чувством долга, и он постарается силой вернуть свободу старшему брату. В тяжелой борьбе осторожность одержала победу над щепетильностью: король подписал тайный приказ об аресте Луи де Марильяка, который надлежало исполнить маршалам Шомбергу и Ла Форсу.

Поутру в Глатиньи отправился государственный секретарь де Лавиль о-Клерк. Мишель де Марильяк слушал мессу. Когда, скрипнув, раскрылась дверь часовни, священник замолчал, уставившись на вошедшего. Марильяк с трудом поднялся с колен.

— Вы позволите нам закончить? — спросил он у Лавиль о-Клерка. Тот смутился и вышел.

Когда служба была окончена, Марильяк пригласил госсекретаря пройти с ним в комнату, извлек из сундучка шкатулку с государственными печатями и передал ему, потом снял с шеи ключ от шкатулки, с которым никогда не расставался, и тоже отдал. В этот момент в комнату вошли гвардейцы и встали по обе стороны от дверей. Марильяк вздрогнул и затравленно посмотрел на Лавиль о-Клерка.

— Вас сопроводят до места, назначенного вам для проживания королем, — постарался тот ободрить старика.

Марильяк вышел, слегка тряся головой.

«Место, назначенное королем», оказалось неблизким — опального министра отвезли в Нормандию, в Кан, и посадили в тюрьму. По дороге его бдительно охраняли: даже нужду ему приходилось справлять в присутствии конвоира.

Лавиль о-Клерк отправился дальше, в Париж, чтобы сообщить о решении короля Марии Медичи и получить ее одобрение.

Принесенное им известие как громом поразило весь двор, предававшийся ликованию.

— Я немедленно еду к королю! — воскликнула Мария. — Закладывайте карету!

— Не стоит, — остановил ее Лавиль о-Клерк. — Король уже выехал из Версаля и с часу на час будет здесь.

В несколько минут Люксембургский дворец опустел; подавленные придворные разъезжались по домам, чтобы собраться с мыслями и решить, что им делать.

— Вот так день одураченных! — присвистнул граф де Ботрю, выйдя на крыльцо и надевая перчатки.

Каплуны были только что сняты с вертела и распространяли одуряющий аромат. Луи де Марильяк сглотнул слюну. Мысленно он уже разрывал их руками, вонзал зубы в нежную плоть. Однако маршалы Шомберг и Ла Форс как будто не торопились обедать. Наконец все уселись за стол, Марильяк нетерпеливо схватился за салфетку, но тут дверь раскрылась, и вошел королевский гонец.

— Приказ его величества господину маршалу Шомбергу в собственные руки, — отчеканил он, звякнув шпорами.

Шомберг распечатал письмо и стал читать; Ла Форс заглядывал ему через плечо. Марильяк томился; каплуны остывали на блюде. Шомберг поднял глаза от бумаги и взглянул на Ла Форса. Тот кивнул ему головой на дверь. Шомберг встал.

— Прошу нас извинить, господин маршал, обедайте один, — сказал он Марильяку. — Когда вы закончите, мы посовещаемся и обсудим приказ короля.

Оба вышли, оставив Марильяка наедине с каплунами. Тот пожал плечами и пододвинул к себе блюдо.

— Что это значит? — спросил Ла Форс, когда они с Шомбергом прошли в соседнюю комнату.

— Приказы короля не обсуждают, — уклончиво ответил тот.

Зачем было Ла Форсу знать, о чем он сейчас думает? Судя по всему, его высокопреосвященство оказался хитрее его светлости, иначе бы сейчас Марильяк получил приказ об аресте его, Шомберга. Старому маршалу было горько сознавать, что боевые заслуги, по сути, ничего не значат и не идут в расчет в хитросплетении дворцовых интриг. Он ничего не имел против Марильяка, доброго служаки и храброго солдата, но так уж устроен мир: протянешь руку тому, кто не удержался на колесе Фортуны, — и оно переедет тебя самого. Теперь нужно было принять меры, чтобы арест главнокомандующего не вызвал беспорядков в войсках.

Гвардейские капитаны по одному входили в комнату, по-военному приветствуя обоих маршалов. Когда все собрались, к ним обратился Шомберг.

— Господа, — заговорил он, пытаясь скрыть волнение, — мне известна ваша преданность королю. У меня есть приказ его величества, выполнение которого целиком зависит от вашего усердия. Нам приказано… арестовать господина маршала де Марильяка.

Капитаны удивленно переглянулись и загудели. Ла Форс, не сдержавшись, отвернулся к стене, взмахнув кулаком. С губ его сорвалось что-то неразборчивое, напоминающее «Черт знает что!»

— Наш король добр и справедлив, — снова заговорил Шомберг, — и если он так решил, значит, тому есть высшие причины. Согласны ли вы, господа, выполнить его волю, сохранив порядок и спокойствие во вверенных вам полках?

Маршал пытался говорить спокойно, но внутренне был натянут, как струна. Повисла напряженная тишина. Ла Форс кусал ноготь большого пальца, исподлобья глядя на капитанов. Но вот они отозвались один за другим: «Да, да, разумеется», а один даже негромко воскликнул: «Да здравствует король!»

Через несколько минут в комнату вошел Луи де Марильяк.

— Ступайте, господа, у нас сейчас будет совет, — сказал он капитанам.

— Нет, господин маршал, это я их пригласил, — возразил Шомберг.

Марильяк удивленно посмотрел на него, чувствуя, как в сердце закрадывается тревога. Оглядел капитанов: редко кто выдерживал его взгляд, большинство опускали глаза.

Ла Форс вышел вперед.

— Сударь, — сказал он, волнуясь, — я вам друг, вы можете в этом не сомневаться. Прошу же вас как друг безропотно исполнить приказ короля. Возможно, в этом нет ничего серьезного. Взгляните: вот его собственноручная подпись.

Шомберг протянул Марильяку письмо. Тот прочитал наискось набросанные рукой короля строчки в низу листа: «Кузен, арестуйте господина маршала де Марильяка».

Марильяк оторопело уставился на Шомберга. Потом в его глазах вдруг вспыхнул огонек надежды, он впился глазами в письмо, чтобы сверить дату. Но нет, ошибки не было: приказ об аресте был подписан двумя днями позже приказа о назначении его маршалом и главнокомандующим.

— Подданному не позволено роптать на своего государя, — сникнув, сказал Марильяк. — Делать нечего, надо подчиниться. Меня нетрудно арестовать, даже охранять не нужно, — повернулся он к капитанам. — Я сам отправлюсь в тюрьму, которую королю будет угодно мне назначить.

Медленными движениями, при скорбном молчании присутствующих, он снял с пояса шпагу и положил ее на стол.

Анна Австрийская сидела перед овальным зеркалом в тяжелой бронзовой раме; камеристка расчесывала ее прекрасные волосы, чтобы потом убрать их в сетку. В комнате находились несколько фрейлин, в том числе новенькая — Мари де Отфор. После событий одиннадцатого ноября король изгнал госпожу дю Фаржи, наперсницу королевы-матери и камер-фрау царствующей королевы; ее место заняла госпожа де Лафлот-Отрив, и ее внучка Отфор перешла в свиту Анны Австрийской. Злые языки при дворе поговаривали, что король поступил так нарочно, чтобы ему было свободнее видаться с юной фрейлиной. Людовик в самом деле зачастил на половину супруги и охотно беседовал с нею и дамами из ее свиты даже сверх времени, отведенного придворным этикетом на «разговоры в кругу семьи». Он исхитрялся остаться с Мари наедине, и после таких встреч Анна ревниво расспрашивала девушку обо всех подробностях. Та выглядела слишком простосердечной, чтобы что-либо утаивать.

— Так о чем же вы говорили? — с деланным безразличием осведомилась королева.

— Ах, его величество говорит со мной только об охоте, о лошадях и собаках, — разочарованным тоном протянула Мари. — Вчера битый час объяснял, как нужно отбирать породистых щенков. Это так скучно! Я едва удерживалась, чтобы не зевать. Говорит, говорит, ходит по залу — а ко мне даже приблизиться боится, не то что дотронуться! — глазки Мари озорно блеснули.