Дань кровью
(Роман) - Юнак Виктор - Страница 9

Время же для Кантакузина было дороже золота. С первого взгляда он оценил войско, присланное ему Орханом. Удерживать его от грабежа было очень трудно, а о том, чтобы держать его в Адрианополе целых десять дней до тех пор, пока не соберется его собственное войско, не могло быть и речи: турки просто-напросто перестали бы ему повиноваться и начали грабить его собственную землю. Тем более что сделать это сейчас было не так уж и трудно — большинство крестьян работало в поле и оборонять поселения было практически некому. Самым лучшим выходом для Кантакузина было сейчас же двинуться в поход с теми силами, что на данный момент находились в его распоряжении. Спешно собрав в окрестных поселениях несколько сот вооруженных крестьян, мирно трудившихся на своих полях, присоединив к ним свою личную гвардию в пятьсот всадников, он вызвал к себе всех стратигов-воевод, в том числе и Омера-пашу с командиром акинджиев.

— Ситуация сейчас такова, что мы должны выступить в поход против наших заклятых врагов Неманичей, — Кантакузин счел необходимым открыть туркам свои планы, чтобы они знали, для какого предприятия их сюда прислали, и хотя бы таким образом сделать их более управляемыми. — Ежели мы нынче упустим свой шанс, то нам никогда больше не удастся вернуть себе земли Великой Римской империи. В Серрской области существует заговор против королевы[10] Елены, во главе которого стоит драмский господин, кесарь Воихна, и другая сербская властела. Кесарю я уже послал гонца с известием, что выступаю в поход со своим войском. Воихна нас будет ждать со своим отрядом под Серрами. Вместе с ним мы легко возьмем этот город, так как его архонт, воевода Углеша, тоже состоит в заговоре. Серры и должны стать нашей точкой опоры в дальнейшем продвижении на запад. Поэтому я хотел бы попросить тебя, уважаемый Омер-паша, удерживать своих подчиненных от грабежей до занятия Серр. За немалое вознаграждение, разумеется, я об этом прошу. После победы же у вас будет еще достаточно времени для наживы. Это я тебе и твоим воинам обещаю.

Услужливый, но хитрый санджакбег покорно склонил голову и тут же взглянул на своих воевод-баши.

— Воля достославного падишаха является законом для всех нас, его рабов и слуг. Когда падишах посылал меня к тебе, он сказал: «Смотри, Омер-паша, слушайся приказаний Кантакузина, как моих собственных», — санджакбег, явно чего-то ожидая, покорно взглянул на Матвея. — Раз ты хочешь, чтобы было так, как ты хочешь, так и будет. Тем паче, что ты обещаешь отдать в наше распоряжение всю Серрскую область и к тому же за немалое вознаграждение.

Кантакузин понял слишком прозрачный намек, и вскоре туго набитый кошель оказался в руках санджакбега.

Это было вечером. А рано утром следующего дня пятитысячное войско Матвея Кантакузина тронулось в путь, оставляя за собой столбы пыли и радостные лица жителей, которые тем самым избавлялись от незваных и непрошеных гостей.

Однако гонец Кантакузина, прискакавший в Драму, не застал кесаря дома, так как тот, пытаясь собрать вокруг себя как можно большее число властелы, в это самое время гостил на севере области у господина Гргура Обрадовича. Заручившись поддержкой последнего, Воихна со своим отрядом в сорок дружинников, одетых в легкие латы всадников, скакал по дороге, ведущей в Серры. Июньское солнце нещадно жгло землю, и, если бы не прохладный ветер, дувший с запада, тяжело бы пришлось и кесарю, и его свите. Впрочем, им и так было нелегко.

— Хоть бы какая тучка закрыла это проклятое солнце, — тяжело пыхтел скакавший рядом с Воихной его конюший и оруженосец Драгомир.

— Да, я бы не прочь сейчас и под дождем помокнуть, лишь бы стряхнуть с себя всю эту пыль неизвестности, — согласился с конюшим Воихна, вкладывая, однако, в эту фразу свой смысл. — Скоро будет еще жарче.

— Скорей бы уж, — противореча себе, но в полном согласии с мыслями своего господина произнес Драгомир.

— Вправо, вон, буковая роща. Может, свернем? Не мешало бы отдохнуть, — послышались голоса уставших всадников.

— Кто это там посмел поучать своего господина? — недовольно спросил Воихна, оглянувшись назад. Однако на раскрасневшихся, вспотевших от езды под палящим солнцем лицах он не заметил ничего, кроме усталости.

— Сворачивай! — приказал он Драгомиру и сам первый окунулся в спасительную прохладу зеленой рощи.

Но не успели еще всадники спешиться и расположиться на отдых, как вдали на дороге опять заклубилась пыль, золотясь в солнечных лучах до самого неба. Воихна тут же снова вскочил в седло. Воины сделали то же самое, приготовив к бою по молчаливой команде Драгомира луки и самострелы. Топот коней стремительно приближался, и вскоре уже по шуму, издаваемому копытами, можно было определить, что скакал отряд в несколько тысяч всадников. Земля дрожала и гудела, солнце скрылось в огромном облаке пыли, испуганные птицы, замолкнув, исчезли в зеленых кронах деревьев. Дружина Воихны сбилась в плотное кольцо, опустив луки и самострелы; если это были враги, то сопротивляться бесполезно, уж слишком неравны силы, а вот попытаться договориться можно было рискнуть.

Конница приблизилась настолько, что можно было различить отдельных всадников. Воихна приставил ко лбу ребро ладони, укрываясь от пробивающихся сквозь пыль солнечных лучей. Впереди всех скакал большого роста и мощного телосложения рыцарь в круглом шлеме с поднятым забралом и плотной кольчуге. Тяжелый обоюдоострый меч и железный шестопер болтались на скаку, ударяя лошадь по бокам, отчего та скакала быстрей и быстрей. К седлу вдоль крупа буланой лошади было прикреплено копье. Воихна узнал всадника и облегченно вздохнул.

— Милан Топличанин, воевода царя Уроша, — больше для себя, хотя и вслух, произнес кесарь.

Вздох облегчения пронесся и в рядах дружинников. Все расслабились, начав отпускать в адрес друг друга легкие шутки, стараясь, чтобы их не услышал кесарь.

— Ф-фу, ну и погодка! — Топличанин тоже узнал Воихну и, приблизившись, осадил взмыленного, покрывшегося пеной коня.

— Стой! — поднял руку воевода. — Можно спешиться и отдохнуть.

Многократно повторенная команда пронеслась по всему многотысячному войску, и скакавшие впереди облаченные в латы всадники, тяжело наваливаясь на своих слуг-оруженосцев, освобождали из стремян ноги и грузно соскакивали на землю. Небольшая буковая роща тут же наполнилась людскими голосами и ржанием коней. Всадники все прибывали и прибывали. Казалось, им не будет конца и роща не сможет укрыть собою всю эту огромную живую массу.

— Куда такая сила? — смутно о чем-то догадываясь, спросил Воихна у Милана после того, как они, поприветствовав друг друга, с наслаждением опустились в высокую, мягкую траву.

Милан снял шлем, обнажив свои густые каштановые волосы.

— Царица Елена прислала к Урошу гонца с известием, что против нее готовится какое-то злоумышление, и попросила императора ради своей безопасности срочно прислать ей хорошо подготовленное войско.

Эти слова, словно обухом, оглушили Воихну. Царица оказалась хитрее его самого. А может, не обошлось здесь без Углеши?.. Лицо его непроизвольно вытянулось, глаза беспомощно заморгали.

— И что, царица назвала имена злоумышленников? — с трудом проглатывая комок в горле, спросил кесарь.

— То мне неведомо.

Ржание коней перемешивалось с человеческим гулом и шелестом деревьев.

— А ты-то сам куда путь держишь, кесарь?

— Да все туда же, в Серры. Дочку давно не видел, да и с Углешей мы старые друзья. Может, у него найдутся для меня какие новости.

— И прекрасно! — довольно хлопнул себя по коленям Топличанин. — Ежели не спешишь, кесарь, то вместе завтра на заре и двинем.

— Буду только рад такой компании.

Ранним утром, намереваясь за один переход достигнуть, наконец, Серр, Милан Топличанин велел войску трогаться с места. Воихна был рядом. Царский воевода был настолько увлечен подъемом и сбором войска, что не замечал состояния кесаря. А оно после бессонной ночи было у Воихны не самое благодушное. Ведь приход в Серры двухтысячного войска круто менял ситуацию, и с этим приходилось считаться. Необходимо было срочно все обсудить с Углешей и сообщить о новых обстоятельствах Кантакузину. Сейчас только неожиданное и смелое решение могло привести заговор к успеху. В противном случае, зная крутой и беспощадный в подобных ситуациях нрав царицы Елены, можно было ожидать какой угодно кары… Царица Елена… Неужто она и вправду что-то знает, что-то пронюхала? А может, все-таки Углеша? Нет, Углеше можно верить, как самому себе. Он еще при жизни Душана проявлял строптивость, не желая во всем покоряться государевой воле. А уж тем более при Елене… Скорее всего, это был лишь страх царицы перед возможным бунтом властелы, желание чувствовать себя уверенней.