Ключ от Снега - Челяев Сергей - Страница 80

Старичок смотрел на Птицелова, требуя ответа, а у зорза, похоже, иссякали последние капли терпения.

– Смотря куда, добрый человек, смотря куда, – ответил Птицелов, а Старик взглянул на него одним глазом. Его белок неестественно вывернулся, и у Книгочея невесть отчего вдруг отчаянно зачесался собственный глаз.

– Ну, как же, – продолжал старичок, – как я понимаю, тут меня должна ожидать, в некотором роде, эээ… ладья. Скорбный челн, так сказать, – поправился он, обращаясь непосредственно к Птицелову.

– Сегодня твой скорбный челн отдыхает, – презрительно сказал сквозь зубы Старик. – И тебе тоже советую пока отдохнуть. Полежишь где-нибудь тут, в тенечке, глядишь, и дождешься своей судьбы.

У зорза, как и у всех остальных участников драмы, уже струился легкий парок изо рта, поэтому эти слова из его тонких уст большой ящерицы прозвучали откровенно издевательски, что не ускользнуло от внимания странного опоздавшего.

– Видите ли, почтеннейший, – сказал старичок со смесью обиды и внутреннего достоинства, – я обучался в лучшей академии Дерпта, прослушал курс высшего магнетизма и корпускулярной алхимии, а также немало других наук, к которым, поверьте, имею глубокое, а отнюдь не поверхностное, как вы, может быть, изволите полагать, приобщение. Посему, сударь, с вашей стороны было бы крайне невежливо пренебрегать в беседе со мною такими святыми для всех добрых и богобоязненных людей понятиями, как терпимость, благожелательность и уважительное отношение к особам, обремененным высокой ученостью и, будьте покойны, не меньшей учтивостью!

– Господи, да уберите куда-нибудь этого дурака, – болезненно поморщился, как от приступа зубной боли, Птицелов.

– Ты кто будешь? – в упор спросил старичка подошедший к нему вразвалочку Колдун.

– Кем я теперь буду, любезный человек, мне покуда не ведомо, – развел руками старичок и неожиданно звучно шмыгнул носом. – Поскольку сие неведомо ни одному смертному, переместившемуся, так сказать, в обитель потустороннюю, юдоль печалей и обиталище духов.

– Кто ты есть такой, идиот? – по слогам повторил Колдун, вперив в старичка начинающий разгораться темным, опасным огнем тяжелый взгляд.

– Ежели хотеть знать изволите, кем мне быть приходилось до пребывания в сих печальных обстоятельствах, то был я философ. И еще – естествоиспытатель, но не от призвания, а по зову, так сказать, сердца, – заметил драный философ. – Поскольку к вопросам натуры и природоустроения всегда живейший интерес имел.

– Послушай же меня, философ, – тихо процедил Колдун, продолжая массировать и разминать затекшие пальцы. – Если ты, неумеха и придурок, умудрился опоздать даже на Паром Слез, то отойди покамест в сторонку и остынь. Нам не нужна твоя никчемная душа, но ты меня лучше не раздражай, иначе враз полетишь в огонь. Хорошо понял?

Старичонка забегал глазками, засуетился, что-то сокрушенно шепча себе под нос, и в нерешительности оглянулся на причал, где застыли два безмолвных наблюдателя этой забавной сцены. В тот же миг паром тяжело ударил в переднее мощное бревно причала. Скорбный челн пришел за философической душой.

Покойный философ тут же взбодрился, глаза его заблестели – он явно узнал Паром Слез по многочисленным путаным описаниям и туманным намекам в милых его сердцу ученых книгах из академической библиотеки.

– Позвольте, господа ангельские воители, – воскликнул старичок, – так вот же он, этот паром, верно?

И он обратился теперь за поддержкой к противоположной стороне, заискивающе взглянув на Шедува, тоже безошибочно определив в нем старшего.

Отпущенник молча кивнул, чем тут же вызвал у старичка прилив энтузиазма.

– Значит, он пришел за мной? – философ обвел взглядом причал, отряд воинов, окруживших Шедува и Книгочея, прибрежный песок, пустые лавки для ожидающих. После чего он замахал рукой застывшему на пароме псоглаву.

– Я к вам, господин паромщик, я к вам. Возьмите меня, пожалуйста, на борт и простите великодушно за опоздание – такой уж я рассеянный, право слово.

Однако паромщик ничего не ответил философу, продолжая взирать на него с высоты палубы в позе, выражавшей откровенное равнодушие и безразличие к его несчастной судьбе, которая, получается, горазда играть с философами злые шутки не только при их жизни.

Злополучная душа мигом переменила тактику, избрав лучшей формой защиты нападение.

– Так что же это получается? – визгливо воззвал старичонка к высшей справедливости, которая навряд ли обитала и на этих печальных водах. – Выходит, если ты не торопился в мир иной, стремясь, так сказать, привести все свои дела в порядок, дабы предстать перед Создателем в лучшем, как говорится, виде, значит, мне теперь уже и места не хватит, а? Неужели вы не понимаете, досточтимый перевозчик, что коли меня сюда направил э-э-э… рок, то отныне я, стало быть, ваш. Или нет?

– Он тебя не слышит, растяпа, – тихо сказал с помоста Книгочей, и в это время псоглав вдруг медленно проговорил одними губами, с трудом ими шевеля.

– Не «наш». Скажи правильно.

– Простите, что вы сказали? – озадаченно пробормотал философ, глядя на паромщика. Странно, но необычное обличье перевозчика на Реке без Имени эту мятущуюся душу, по-видимому, ничуть не смущало.

– Он сказал «произнеси правильно», – усмехнулся Шедув. – Не «наш», потому что он – паромщик – один. Понимаешь?

– Как же тогда, – душа была само недоумение, – как сказать правильно?

– Руби его! – крикнул Колдун воину, который стоял к старичонке ближе всех. Приказание не заставило себя ждать, но в тот миг, когда рослый чудин выхватил из ножен меч и размахнулся, из руки Шедува с коротким свистом вылетела маленькая стальная звездочка. Сюрикэн врезался воину точно в переносицу и, войдя между глаз наполовину, вышиб из пробитой головы фонтанчик ярко-красной крови. Злополучный философ в это время как раз говорил:

– Получается, не «ваш», а «твой»… Я твой?

Он укоризненно развел руками.

– Так выходит? Но ведь это невежливо! Мы с вами, почтеннейший, пока еще едва знакомы!

Что намеревался еще сообщить паромщику старичонка, так никто и не узнал. Стоящий рядом с убитым чудином невысокий сотник не сплоховал: быстро размахнувшись коротким копьем с широким плоским наконечником, он пронзил болтливую душу насквозь, и она, издав жалобный вскрик, моментально превратилась в облачко пара. Резкий порыв ветра подхватил ее, швырнул вверх, как котенка, и, кувыркая, помчал над рекой, туда, где темнела линия противоположного берега. Видимо, здесь ветра дули только в одну сторону, или так уж бедняге было предначертано.

Короткий рев, прыжок, слегка прогнувшиеся доски – и вот уже рядом с Шедувом и Книгочеем стоял паромщик. Он покосился на защитников причала и обнажил клыки, демонстрируя то ли улыбку, то ли ярость.

– Он произнес заветное слово – «ятвой», – рыкнул он. – После этого время на моем пароме всегда начинает новый виток.

Гар с хрустом потянулся, обвел ряды воинов холодным хищным взглядом и демонстративно, по-собачьи почесался ногой, выказав невероятную гибкость членов и не меньшее презрение к противнику.

– Зачем вы здесь, люди и смертные? – спросил Гар, проницательно выделив в толпе зорзов. – Вы уже напали на меня, а Привратники этого не простят. Хотите драться?

– Можно и без драки, – предложил Колдун. – Если ты перевезешь нас на тот берег! Мы хорошо заплатим. К тому же, ты сможешь нас забрать на обратном пути, и тогда твоя плата утроится.

– И, кстати, мы теперь будем здесь бывать часто, – заметил Лекарь, скользнув по Книгочею ненавидящим взглядом. – В твоих интересах, чтобы мы пользовались только твоей лодочкой, перевозчик.

– Людей на тот берег перевозить нельзя, – покачал головой Гар, обводя ряды воинов и зорзов недобрым взглядом. – Это строжайше запретили Привратники. Здесь перевозят только души. К тому же, – паромщик прищурился, – среди вас есть нелюди.

– Да ты ведь и сам из их числа, волчье сердце, – покладисто промолвил Колдун, чуть ли не подмигнув Гару. Тот в ответ только презрительно фыркнул и выразительно зевнул, обнажив два ряда мощных зубов.