Ключ от Снега - Челяев Сергей - Страница 79

Еще один лист тихо опустился прямо на раскрытую тетрадь Збышека. Но Травник не видел его, хотя и держал сейчас эту тетрадь в усталых, загрубевших ладонях. Он думал о снеге.

ГЛАВА 9

ПОСЛЕДНИЙ УДАР ОСЕНИ

Ветер, который все норовил засыпать глаза мелким, искрошенным в пыль песком, вдруг стих, словно по мановению чьей-то руки. Книгочею показалось, что ветер просто остановился на бегу, застыл, замерз. Стало вдруг невообразимо холодно: еще час назад бледное солнце как-то пробивалось острыми лучами на берег Реки сквозь песчаную взвесь, а теперь оно скрылось за тучами. Небо побелело, стало по-зимнему недужным, а от воды потекли струйки белесого тумана, чего здесь Патрик не видел еще ни разу.

«Надо же – сегодня у реки нет ни души», – внутренне усмехнулся Книгочей, смотря на бредущих по пескам к берегу людей с оружием. «В буквальном смысле этого слова». Действительно, к причалу после отхода парома не пришел ни один, завершивший путь своего земного существования. «Неужели эти грешные души как-то почувствовали, что сегодня здесь будет жарко, и прячутся по щелям, как тараканы?» Книгочей невесело покачал головой, удивляясь кощунственности своей мысли, но ведь так оно и было – на причале с обрубленным трапом стояли только они, и никого больше. «Как всегда на земле – никого нет помочь». Книгочей вздохнул, покрепче сжал в руке железный штырь и обернулся.

Паром неспешно скользил по реке, и от его бортов по воде столь же медленно расползались ленивые волны. Уже был виден силуэт Гара; застывший на палубе псоглав смотрел на них, как завороженный. Книгочей помахал ему рукой, но паромщик не ответил на приветствие, словно видел их с отпущенником впервые. В это мгновение Шедув издал тихое восклицание – зорзы подошли к причалу.

Книгочей и Шедув стояли посредине платформы. Это был их последний форпост обороны, и сейчас Книгочею предстояло биться и, наверное, умереть за то, чего он никогда не сможет постигнуть ни умом, ни сердцем. А еще говорят – двум смертям не бывать, мелькнуло в голове у Книгочея. Хотя, кто это может знать на земле, куда не возвращаются?

Против них на берегу выстроился отряд угрюмых воинов. Впереди стояли, Старик, Колдун, вечно кашляющий зорз, которого с такой легкостью Шедув захватил в плен и выменял в замке Храмовников на Збышека. И еще стоял Птицелов.

Со времени их последней встречи зорз ничуть не изменился. Тот же прищуренный взгляд светлых глаз, та же кошачья гибкость в движениях, то же бесконечное, вселенское равнодушие, сквозящее в каждом его жесте, повороте головы, отданной команде. Отчего он так устал, думал Книгочей, смотря на зорза с высоты причала? Где успел пресытиться жизнью, что его так разочаровало в ней? С виду – человек средних лет, еще молодой, полный жизненных сил… Или это – только оболочка, под которой скрывается злой старик, высохший колдун, черный маг, ненавидящий всех и вся? А мы ведь совсем ничего о нем не знаем… Ни Травник, ни Камерон, никто. Разве что только молодой и добродушный парень по имени Ян, которого, без сомнения, связывает с Птицеловом что-то, еще не до конца открытое им обоим. Странно это все…

– Наши дороги вновь пересеклись, отпущенный из Смерти, – негромко произнес Птицелов. Было видно, что в присутствии Птицелова никто не осмеливался говорить прежде него.

– Мое имя – Шедув, – ответил отпущенник. – Впрочем, иногда меня звали Тот, который Позади.

– У тебя много имен, Шедув, который с Заду, – глумливо усмехнулся зорз, и вся толпа воинов захохотала шутке вождя. – Но от тебя все равно попахивает мертвечиной. Ты уж извини.

Птицелов красноречиво сплюнул, а чахоточный зорз у него за спиной зашелся в мучительном, сухом кашле. Холодало уже заметно – некоторые воины поеживались на ветру, кутались в плащи, запахивали шеи большими платками, которые чудины расписывают символами своих родовых предков. Книгочей болезненно ощутил, как у него стало пощипывать пальцы ног. В воздухе оживал, разрастался и крепчал самый настоящий морозец, что для летнего времени или даже поры ранней осени было невероятным.

Патрик спиной чувствовал, что паром уже приблизился настолько, что должны быть видны темные обугленные полосы на его невысоких бортах. Видели это и враги – воины загалдели, наперебой указывая друг другу на подходящую к берегу лодку Великой печали, о которой они что-то смутно слышали лишь в легендах и рассказах знахарей и колдунов. Шедув тоже быстро оглянулся.

– Ты напрасно надеешься на Гара, – заметил Птицелов, постукивая о сапог легким прутиком. – Он не поможет тебе. Приглядись внимательней.

Это могло быть уловкой, но Шедув поверил, хотя прежде чем обернуться еще раз, он сделал несколько шагов назад, ближе к краю платформы. Книгочей с тревогой ждал, не упуская из виду ни одного движения в стане воинов.

– Посмотри и ты, всезнающий друид, – бросил Птицелов. – Может быть, эта картина несколько охладит ваш пыл. Хотя, – он тоже слегка поежился, – становится и впрямь прохладно. Даже чересчур, если только я верно осведомлен о порядках в здешних местах.

Паром подошел уже почти к самой пристани. Посредине его неподвижно стоял Гар. На лице псоглава застыло невероятное напряжение всех его сил, но сдвинуться с места паромщик не мог. На него было наложено заклятие, но какой силы и природы должна была быть магическая словесная формула, чтобы сковать невидимыми цепями по рукам и ногам это фантастическое существо, представить было невозможно. У псоглава сейчас жили только глаза, которые медленно переводили свой взгляд с одного зорза на другого. На воинов Гар не смотрел. И еще Книгочею показалось, что в глазах паромщика застыл какой-то немой крик или призыв, хотя губы его были плотно сомкнуты.

– Ну, как? – поинтересовался Птицелов, обращаясь к Шедуву. – Прошу понять меня верно! Это вовсе не демонстрация силы, просто дорогу туда, – зорз указал на темнеющий вдали противоположный берег, – мы найдем и сами. Провожатые нам не слишком нужны. Но река, похоже, пропустит нас только с ним.

Птицелов указал на застывшее изваяние Гара.

– На той стороне нет места смертным, – возразил Шедув. – Думаю, у вас еще есть возможность возвратиться.

– А у тебя еще пока есть возможность подумать, – в тон ему ответил Колдун, массируя и разминая пальцы. Из его рта уже показался слабый парок – холодало нешуточно.

Отпущенник положил руку на эфес меча – таков был его безмолвный, но красноречивый ответ.

– Думаю, ты совершаешь ошибку, – сказал Птицелов так, словно искренне желал добра старому другу. – Мы все равно взойдем на паром, чего бы это нам ни стоило. Разница только в том, что тут скоро будут трупы – много. Или их не будет вовсе.

Он с сомнением взглянул на Шедува и Книгочея, словно стремясь убедиться в том, что их действительно можно убить обычным земным оружием, или же отпущенника и друида все-таки придется устранять каким-то другим, менее приятным способом.

И вдруг среди воинов произошло замешательство. Кто-то быстро и бесцеремонно пробирался сквозь их ряды, поминутно бормоча извинения и недовольно бурча что-то об опоздании. Воины недовольно расступились, и к причалу стремительно выскочил запыхавшийся старичок. Он был лыс, как коленка, одет в какое-то подобие монашеского рубища с оборванными тесемками и зияющими прорехами в самых причудливых местах, словно перед тем, как появиться в этом скорбном месте, его долго трепали базарные собаки. Тем не менее, уверенности ему явно было не занимать. Чуть ли не растолкав дюжих воинов, умудрившись даже вычурно обругать кого-то из этих отборных головорезов, старичок пробился к причалу. Он бегло оглядел обороняющих его отпущенника и друида и затем строго воззрился на Птицелова, который, похоже, был в некоем замешательстве от появления на сцене нового персонажа явно пробуксовывающей драмы.

– Я, прошу меня простить великодушно, часом, не опоздал?