Ключ от Дерева - Челяев Сергей - Страница 74

Правда, морских звезд на рынке не было, видать, эти твари не очень-то съедобны, зато всего другого было с излишком, и пока Коростель пробирался между рыбными лавками, на горсть меди он отправил в рот длинную и толстую ленточку соленой сельдяной икры, съел какую-то жареную полураскрытую ракушку, с трудом уступив увещеваниям торговца, что эта штука не только съедобная, но еще и отменного вкуса, и с приятным удивлением удостоверившись в этом сам, а вдобавок запасся кульком из лопухового листка с мелкой и потому грошовой рыбкой, засушенной до хруста, так что можно было щелкать ее, как семечки. Еще ему предлагали большую красную и шипастую клешню краба, но Ян брать ее не рискнул, не поверив, что это не кикиморья лапа, а всего-навсего рака, только большого и морского. Поправив таким образом свое мужское здоровье, о чем он особенно и не подозревал, Коростель, не упуская из виду маячившие впереди фигуры Марта и Эгле, завернул в мясные ряды, поплевывая на ходу шелухой сушеной рыбки.

Закупить на всю компанию мяса было для Коростеля делом нехитрым: сызмальства привычный к деревенскому быту, он умел определить свежесть говядины не только на цвет, но и на ощупь, смекнуть, велик ли мосол, прячущийся в свином окороке, высчитать возраст светломясой полянской овцы, выдаваемой торговцем за молочного жемайтского ягненка. Поэтому он решил зайти поглубже в мясные ряды, поскольку молодой друид и девушка шли медленно, часто останавливаясь и оживленно жестикулируя, и Коростель не опасался их потерять, надеясь на свой острый глаз и длинные ноги.

Яну нравилось бывать в чужих землях и городах, нравилось ощущение новизны и того, что тебя здесь никто не знает, никому нет до тебя дела, а тебя, напротив, интересует все, и ты идешь никем не узнанный и словно бы даже невидимый. Он был абсолютно уверен, что его никто не знает в этом приморском городе, тем более после того, как он прошляпил на базаре Эгле – единственную, кто его может знать в этих краях. Поэтому когда его окликнул низкий хрипловатый голос: «Эй, парень, ты не меня ли ищешь?» – Ян подумал, что это – обычная уловка навязчивого торговца, стремящегося любой ценой остановить покупателя, привлечь его к своему лотку, заинтриговать, охмурить и всучить ему свои сокровища. Коростель обернулся.

Перед ним за просторным прилавком, на котором были разложены наиболее привлекательные куски мяса, суетился невысокий молоденький парень с прямым пробором по тогдашней моде мелких служек и половых лакеев в полянских и русинских харчевнях. А за спиной продавца сидел полный лысоватый дядька с усами, в расстегнутой почти до пояса домашней светлой рубахе, и вытирал большим клетчатым платком потную грудь. Лицо его с мясистым носом-картошкой, густыми бровями, почти сросшимися на переносице, и умными, проницательными глазами было удивительно знакомо Яну. Несколько мгновений он смотрел на дядьку, мучительно пытаясь вспомнить, и когда чувство узнавания пришло, дядька за прилавком улыбнулся ему как-то очень добро, чуть ли не по-отечески, не переставая, однако, растирать себя платком.

– Дядя Юрис! Вот это да! – радостно воскликнул Ян, так что несколько покупателей и мясников у соседних лотков даже оглянулись на него.

– Признал? Признал, Янку, старого дядьку Юриса! – с нескрываемым удовольствием пробасил дядька и, с некоторым трудом протиснувшись между коробами с мясом и непотрошеными курами, вышел навстречу Яну, широко разведя руки.

Они крепко обнялись, причем дядька Юрис как-то странно при этом шмыгнул носом, словно бы давая волю сентиментальным чувствам, которым он на первый взгляд был не очень-то подвержен.

– И чего это тебя, парень, к морским берегам потянуло, а? – прогудел дядька Юрис. – Ты же вроде все в лесу холостяковал, в деревню-то редко выбирался, только когда нужда прижмет! Надоело, что ли, отшельничать?

– Да навроде этого, – смущенно улыбнулся Ян, даже не зная, что сказать старому соседу. Он уже настолько свыкся с расхожей фразой «иду по своим надобностям», которую друиды с одинаковым успехом использовали и для городских стражников, и для не слишком любопытных по нынешним временам сельских старост, и для редких шапочных знакомых из военного и торгового сословия, изредка встречавшихся им на пути, что язык чуть не повернулся выпалить ее единым духом и старому знакомому, торговцу из близлежащей к дому Коростеля деревни дяде Юрису Паукштису, который знал его еще с детства и сразу взял под свою соседскую опеку после вынужденного переселения маленького Яна из Аукмера вслед за исчезновением его родителей. Дядя Юрис учил маленького Яна вырезать игрушечные луки из ореховых веток, вместе с ним они когда-то смастерили игрушечную мельницу, у которой даже крутились крылья из натянутых на палочки разноцветных лоскутков из сундука супруги Юриса, тихой и ласковой тетки Гражины. Вернувшись после войны домой, Ян уже не застал в деревне их семейство: дядя Юрис уехал вместе со всем своим семейством – женой Гражиной, старшей дочерью Рутой и маленьким Бронисом, предварительно продав дом и скотину.

– Иду с друзьями по важному делу, – улыбнулся Коростель, с веселым удивлением отметив, что впервые назвал про себя своих спутников-друидов друзьями. – Дом закрыл, курей отдал для пригляда в деревню теткам Лие и Фране, а тут решили остановиться на денек, еды прикупить да отдохнуть чуток. А вы, дядя Юрис, тут по делам коммерции или как?

– И по коммерции, и вообще, – звучно захохотал Юрис. – Я ж тут живу, Янек!

– Да ну? – удивился Коростель. – И давно?

– Да почитай как война началась, – почесал затылок дядя Юрис. – Поначалу думали раньше зацепиться, да только как пошло-поехало: то земля плохая, то народ все сплошь бирюки какие-то, мрачный да непьющий, то глушь, то наоборот – слишком людно да шумно. Я-то что, мне все одно, где торговать, копейку считать да приумноживать, а вот бабы, это, я тебе скажу, фу-ты ну-ты! Так что прежде чем семьей обзаводиться, дружище, десять раз подумай, а потом передумай!

И дядька Юрис весело расхохотался, звучно шлепая себя большими ладонями по пояснице. Затем, однако, хитро скосил глаз и осведомился:

– Сам-то еще не женился?

– Да нет пока, – улыбнулся Ян.

– Что, али девки симпатичные на свете перевелись? – подмигнул Юрис.

– Не то чтобы да, – пожал плечами Ян, – просто не думал никогда об этом.

– Думать вредно – можно умным стать, – согласился торговец, и Коростель сразу вспомнил любимое присловье дядьки Юриса. – Однако ж мы тебя частенько вспоминаем, и Гражина, и Бронис, и Рута, конечно.

– Почему это «конечно»? – не удержался Ян.

– А ты небось забыл, как вы с ней за ягодами ходили, в «стражников-разбойников» играли, все заборы своими стрелками исчеркали? Или как венки друг другу вязали из одуванчиков? А как подрались с мельниковыми детьми, запамятовал?

– Почему же, помню, – улыбнулся Ян. Он действительно не забыл худенькую светловолосую девчонку в одуванчиковом венке, которая научила его отличать ядовитые грибы, пасти корову и различать птичьи голоса. А позднее – разводить кур и зашивать мелкими стежками неизбежные в жизни прорехи на рубахах и штанах. – А что, Рута с вами живет?

– За абы кого мы родную дочь не отдадим, – горделиво выпятил нижнюю губу дядька Юрис и нахлобучил на голову соломенную шляпу. – Ну и печет сегодня – спасу нет…

Торговец вновь почесал лысину и медленно опустился на толстый круглый пенек, услужливо подставленный его расторопным работником. Причем слуга сделал это как-то незаметно, между делом, продолжая отсчитывать сдачу за кусок вырезки пожилой горожанке в огромной широкополой шляпе с короткой темной вуалью, прикрывающей лицо от яркого солнца, льющего свои лучи на базарную площадь вперемежку с порывами сильного ветра с побережья.

– Ходила она учиться к монахиням, да те ее стали в монастырь сманивать, а в нашем роду попов отродясь не бывало, – вздохнул Паукштис, словно вспомнив какой-то свой старый давний спор с неведомым Коростелю собеседником. – Она и вернулась, стала в городскую канцелярию ходить, перенимать науку писцовую, каллиграфии там всякие. Читать-то ты ее в детстве научил, помнишь небось.