Ключ от Дерева - Челяев Сергей - Страница 73

– Вот уж не думал, что ты – такой дамский угодник, – заметил Ян. – А что до сухарей, то я слышал, что нет ничего вреднее, чем горячий хлеб, который только что из печки. Между прочим, мне об этом один пекарь рассказывал.

– Где же это у вас в лесу был пекарь? – удивился Март. – В деревнях ведь селяне сами пекут и хлебы, и булки, и муку иной раз дома мелют – не всегда мельница поблизости.

– Да нет, – смутился Ян, не очень любивший вспоминать свое детство в Аукмере. – Этот пекарь пек городской хлеб, а соседских детей угощал деревенскими булочками, такими мягкими и со сладким творогом.

– Любите с творогом – будет вам с творогом! – Кто-то слегка шлепнул сзади Коростеля по спине, и, обернувшись от неожиданности, Ян увидел стоящую перед ним Эгле в темно-шоколадном платье с золотой оторочкой. Улыбающаяся девушка протягивала им обоим два румяных пирожка, завернутых в кленовые листья.

– Берите-берите, не стесняйтесь. – Эгле буквально впихнула обоим парням в руки духовитые пирожки и, задорно подбоченясь, указала Яну на узкий кожаный футлярчик у него за поясом. – Ну что, менестрель Ян, научился играть на своей дудочке?

– Пока нет, – удрученно развел руками Коростель.

– А ты попроси своего спутника, – предложила девушка. Взгляд ее дерзко прищуренных глаз был теперь обращен на Марта. Коростель обернулся к спутнику, собираясь познакомить его с лесной путешественницей, и тут же слова замерли у него на языке. Таким он Збышека не видел даже в замке храмовников в плену у зорзов.

Лицо Марта, еще минуту назад веселого и разбитного парня, теперь было бледным как мел, словно он был близок к потере чувств. На лбу у него выступили мелкие бисеринки пота, и он с остановившимся выражением лица стоял и молча смотрел на Эгле. В ту же секунду словно кто-то невидимый шепнул Яну на ухо: они знакомы, и обстоятельства этого знакомства слишком серьезны для обоих, хотя и отреагировали они по-разному. Эгле с легкой усмешкой медленно вытирала ладошки, слегка масленые от пирожков, а где-то в глубине девичьих глаз затаилась искорка веселья и одновременно – какого-то вызова. Они определенно были знакомы прежде, и хотя между ними еще не было сказано ни одного слова, Ян сразу же почувствовал себя лишним, причем лишним третьим.

– Что же ты молчишь, Збышек? – подмигнула ему девушка. – Прямо воды в рот набрал. Поздороваемся, или как?

– Здравствуй… – тихо промолвил Март, сильно сжав в руке злополучный пирожок.

– Ого! – даже присвистнула от удивления девушка, и, почти давясь на низких нотах, пропела нарочитым потешным басом: – «Облизнул пересохшие губы, головой, как осина, поник!!!» Что это с ним, Ян-менестрель, а? Парня прямо-таки столбняк схватил. Может, ему водицы поднести или соли нюхательной для слабонервных дам?

– А и то верно, – подхватил Ян, радуясь возможности как-то разрядить ситуацию. – Збышек, Эгле, коли вы и так знакомы, тут пока поболтайте, а я пробегусь кваску купить. С утра по рынку ходим, в горле совсем пересохло.

И он, продолжая бормотать что-то бессвязное насчет жажды и кваску, хорошего, с изюмом или медком, быстро-быстро зашагал прочь и, свернув за угол торгового ряда, двинулся вдоль прилавков и лотков, чувствуя, как ему неудержимо хочется выпить кружку чего-нибудь холодного, кисленького и замереть на миг, остановить мысли, привести их в чувство и вернуться спокойным, уверенным в себе и благодушным, как добрый и хороший товарищ.

Как бы то ни было, молчание после того, как Ян тактично ретировался, длилось недолго. Март пригладил рукой ершистые волосы, раздуваемые легким прохладным ветерком, и протянул девушке окончательно смятый пирожок, превратившийся в круглый комок.

– На, забери себе обратно.

– Что так, – одними уголками губ усмехнулась Эгле. – Раньше вроде любил всякие сласти…

– Теперь – нет, – твердо сказал Март и добавил с некоторым вызовом в голосе: – Отныне приучен прочно только к кислостям и соленьям.

– Очень хорошо, – с видимым удовольствием заметила Эгле. – Не потолстеешь и вообще – для вдохновения полезно. Ты же прежде все стихи писал, так для них кислое и соленое – самое то, лучшая, понимаешь ли, пища для ума.

– Ты сказала ему свое настоящее имя… Эгле? – с сомнением полуутвердительно-полувопросительно проговорил Март.

– А что тут такого? – вопросом на вопрос парировала она.

– Ян – хороший парень, – покачал головой Март. – Только он не Посвящен и не должен знать наши дела.

– А кто вообще знает «ваши дела»? – сверкнула глазами Эгле. – Хоть кто-нибудь их знает, скажи мне на милость, миленький мой Збышек? Вы бродите «по своим надобностям» по лесам и холмам, в Круге уже целый год о вас ни слуху ни духу, а кто хоть что-то знает – таинственно отмалчивается. Да и при чем здесь я? Я вообще – одинокая сойка, куда хочу – туда и лечу, и теперь у меня всего одно имя, мое собственное, дарю его всем направо и налево.

С минуту они молчали. Ян все не возвращался, и Эгле несколько раз обернулась, выискивая его глазами в пестрой базарной толпе. Збышек же тем временем вынул из кармана черно-желтую ленточку и протянул ее Эгле. Та ленточку не взяла, но улыбнулась Марту и, протянув ладошку, пригладила его русые волосы.

– Неужто помнишь, помнишь, Збышек-мишко?

– Конечно, змейка Эгле. Ну что, тогда поговорим, мой Апрель?

– А надо ли, не мой Март?

– Надо, – вздохнул молодой друид. – Есть что сказать, а еще больше – что спросить. Погуляем?

– А твой симпатичный приятель Ян не потеряет нас? – осведомилась девушка, быстро оправляя наряд и поглядывая в невесть как очутившееся в ее руке маленькое зеркальце.

– Дорогу знает, а захочешь повидать – путь укажу, так уж и быть, – шутя молвил друид, и девушка легко и грациозно подхватила свою маленькую корзинку.

– Ну, тогда пошли, мой молодой и печальный кавалер!

И они пошли, медленно пересекая рыночную площадь и тихо беседуя, ни на кого не обращая внимания. И только внимательный глаз мог сейчас заметить – они идут рядом, но не приближаясь друг к другу, словно коснись они рукавами – и между ними пробежит искра, а то и вся молния.

Ян, выскочив из-за угла с легким глиняным кувшинчиком, огляделся по сторонам и тут же увидел спины о чем-то спорящих, судя по жестикуляции рук, Марта и Эгле, шедших метрах в тридцати от него по направлению к мясным рядам. Ян подавил в себе первое желание помчаться за ними и не спеша отправился вслед, стараясь не приближаться слишком близко, чтобы не помешать их разговору. Только раз, остановившись, он стремительно приложился к кувшину с квасом, опорожнил его, вытер губы и, откусив пирожок, двинулся вслед двум старым знакомым, которые, казалось, напрочь позабыли о нем. Почему-то он никак не мог избавиться от ощущения, что эта встреча совсем не случайна, но он, Ян Дудка по прозвищу Коростель, не имеет к ней никакого отношения. Теперь они шли в нужном направлении – пора было запастись мясом на весь отряд, и Ян вынул из-за пазухи заранее приготовленный мешок и приготовил пару монет – золото в Юре ценилось превыше всего.

ГЛАВА 6

МЕЖДУ УМОМ И СЕРДЦЕМ

Нет, все-таки не зря говорят, что аппетит всегда приходит во время еды, думал Ян, пробираясь между продуктовыми лавками, где торговали всяческой снедью. Пирожок с творогом, которым его угостила Эгле, только напомнил Яну о том, что с утра он ничего не ел – а вокруг было столько всяких вкусностей! Особенно привлекательны были дары моря, которые Яну прежде редко удавалось попробовать. Если мороженую навагу и серебристого хека купцы по зимнему времени предлагали во всех литвинских землях, то такой крупной селедки, столь почитаемой всеми жителями Балтии, как в Юре, Коростель никогда не видел. К тому же соленые рыбины были умело разрезаны и выложены на прилавках в обрамлении собственной икры, молок, аккуратных кружочков лука и хорошо промытой и оттого ярко-зеленой зелени. А мимо лавок с копченой рыбой и завернутыми на манер рулета, до сих пор пахнущими дымом тушками, лишенными костей, с вырезанными плавниками и присыпанными пряностями пройти просто не было никакой возможности! Ян вдруг понял, что никогда он прежде в юности не любил рыбу так, как сейчас. Его товарищи по военной страде на коротких привалах и долгих ночевках холодными осенними вечерами много рассказывали о пользе рыбьего мяса, а пуще того – всяких морских каракатиц: моллюсков, ракушек и особенно – морских звезд. Они были почему-то особенно популярны у вояк в силу легенд, ходивших о них как о чудодейственных снадобьях, поддерживающих мужское здоровье и силу. Коростель только один раз в жизни видел настоящую морскую звезду: как-то зимой в южной Литвинии их отряд почти месяц кормили морской рыбой с ледника из погребных запасов старого сотника, не пожелавшего склонить голову перед молодым да ранним наследником княжеского титула, потому что, дескать, давно присягнул соседу. А то, что этого соседа юнец уже турнул с его прежних владений за южное Светлолесье, то для старого хрыча, видите ли, не имело ровным счетом никакого значения. Из уважения к сединам и былым стариковским заслугам молодой князь велел не разорять сотникову усадьбу, зато в наказание поставил туда отряд на постой, и пришлось хрычу изрядно потрясти свои погреба. Правда, кормил он Яна с товарищами хоть и сытно, но скудно, все больше пшеничной кашей да мороженой рыбой, которую он как-то по случаю прикупил у проезжих купцов. Солдаты приловчились жарить хека с мукой из опостылевшей крупы и питались вполне сносно благодаря рассказам одного из них о пользе всего морского. К слову сказать, именно этот вояка, отправленный за излишнюю болтливость на кухню вне очереди, и обнаружил в брюхе одной особенно крупной рыбины настоящую морскую звезду, только не кроваво-красную, как он часто рассказывал товарищам, а серо-коричневую, твердую, как дерево, и покрытую мелкими зубцами-колючками. Обрадованный донельзя, солдат немедленно прицепил ее к шнурку и подвесил на шею, где уже болталась ладанка с заговором от стрелы и меча. Кто-то из его товарищей посмеялся, кто-то – всерьез позавидовал, а Ян навсегда запомнил ее прямые остроконечные лучи и стеклянистое тело, которое, казалось, никак не могло принадлежать живому существу. Впрочем, впоследствии Коростель и другие солдаты не раз вспоминали этот случай: позднее, когда обладатель этого чудо-амулета отправился с десятком других на вылазку за продуктами в соседнее село и они нарвались на отряд лучников, таких же мародеров, как они сами, именно морской амулет спас своего хозяина. Стрела, попавшая ему в грудь уже на излете, пробила ладанку с обоими заговорами и застряла в высушенной морской звезде, раскрошив ей луч. После этого хозяин амулета не раз хвастался, что осталось ему еще четыре жизни – по одной на каждый из лучей – и притворно сетовал, что попалась ему только пятиконечная, а бывают звезды и семи-, и восьми-, и даже более.