Англии капец! (СИ) - Устомский Александр - Страница 49

Катрин ничего не понимала уже. Что за чертовщину поминает этот итальянец. Ей сделалось немного боязно. Глаза Леонардо ДиКаприо смотрели совершенно серьезно, словно он сейчас поведал ей свою первую тайну - только первую тайну из тех, что были ведомы ему - хитрому, смелому, ловкому и остроумному сыну Рима. 

- Какой такой чертёж? - тихо спросила Катрин у графа ДиКаприо.

- Чертёж Лувра, - прошептал мессир. - Мы должны занять Лувр.

Валуа не поняла. А почему не ее родной дворец Сен-Поль? И кому нужен этот Лувр? 

- А почему Лувр? - тоже шепотом уточнила Катрин у итальянца.

И его ответ ее заставил задуматься. Рыцарь Лео ответил просто, но слова его таили много смыслов:

- Ты должна стать волчицей Валуа. Французская львица может затаиться. Время пришло французской волчицы. Тебе нужен Лувр. Нам нужно логово, волчье логово Парижа.

Она хорошо его понимала, но и не понимала одновременно. Все казалось ясным, но это был тот свет, который ослепляет, не дает спокойно пристально всмотреться в детали событий.

- Валуа, твой отец был потрясающий король, - вдруг сменил тему ДиКаприо. - Знаешь, почему?

- Почему? - даже растерялась от такого вопроса Катрин, нельзя вот так смело о коронном болтать. А тон итальянца был именно странным сочетанием своей легкостью выражения и тона, с диким разбрасыванием слов о великом, страшном, опасном.

- Да потому что безумный был! Ты погоди, не сердись, ты подумай, - вскинул руки в успокаивающем жесте Лео, этот бесцеремонный смельчак. - Знаешь, почему он так долго правил? А твой папа правил сорок два года! Ты посмотри, кто был до него. Твои предки, Капетинги-Валуа: твой дедушка, Мудрый шестнадцать лет правил. Прадедушка, Добрый - четырнадцать. Удачливый прапрадед, первый из королей вашей ветви Капетингов, правил двадцать два года, реально удачливый король. Хотя, именно ваш приход к власти и стали оспаривать англичане, тогда началась эта давняя война, что длится почти век. Твой отец, прозванный Безумным, один правил чуть меньше, на десять лет меньше, чем три короля вместе взятых до него. Сорок два года! Воистину Возлюбленный, удача ему благоволила. Валуа, знаешь, почему он так долго жил и правил? 

Лешка замолк, посмотрел на блестящие от интереса глаза этой ведьмы и начал вешать ей лапшу на ушки:

- Потому что вовремя в сторону отходить смог. Приступ болезни - и все! Король безумен взаперти, а советники счастливы, правят королевством. Потом твой отец разгребает беспорядок, потом он опять запирается и с ума сходит, а советники рады - опять можно править, можно грабить, можно интриговать, каждый получает что хочет. Катрин Валуа-Монмут, ты не безумна, как твой отец, но я стану одним из твоих советников. И мы соберем других. Ты дашь нам власть, поделишься властью, но мы все будем счастливы, когда ты получишь корону Франции.

- Вместе с мужем, королем, которого мне назначат те, кто поумней тебя, и опасней тебя, - зло прошипела Катрин, пытаясь прогнать дерзкую улыбку с губ этого красавчика. Ко всему прочему от него очень вкусно пахло! Катрин обратила внимание на тот несильный аромат, который исходил от графа - и ей очень хотелось узнать у него: это новый сорт итальянской воды для тела, или это атлантские смеси, которыми она уже свела с ума всех этих завистливых, гадких английских коров.

Согласно древнему Салическому закону женщина не могла править во Франции, ей обязательно стали бы подыскивать жениха, который мог стать королем Франции. Катрин вдруг схватила с подноса первый попавшийся под руку фрукт и бросила его в этого несносного и неучтивого итальянца, который напомнил о больном, о несбыточном. Вредный легат взбаламутил, взволновал старые мысли о власти, о возможностях - увы, очень слабых возможностях. У нее не было никаких шансов стать королевой. Только если она объявит себя ставленницей атлантов. Но это был плохой шаг. Дочь короля не пойдет на это. Она не уронит чести древнего дома. Только не она. Она уже королева. Вдова. Но королева.

Лешка ловко поймал брошенное в него яблоко, повертел его в руке, потом изящно поклонился: 'Благодарю, моя королева, но я не голоден. О! Это так символично! Яблоко из рук великой женщины! Королева предложила мессиру разделить с ним тайны. О! Королева в восхищении! Мессир также счастлив', - и он принялся невозмутимо хрустеть спелым сочным яблоком. Яблоки Лешка любил, была у него дурацкая привычка - кушать яблоки полностью, даже семечки он пережевывал и кушал.

Катрин рассмеялась. Роль шута этот итальянец разыгрывал просто великолепно. Ох, милый Жако, старый Жако, оставленный во Франции... 

Её воспоминания были бесцеремонным образом прерваны голосом спокойным, без нотки веселья, голосом трезвым и уверенным: 'Мы найдем нужного мужа королеве. Удобного мужа. Нам супруг не нужен! Мы хотим большой и чистой любви, большой и чистой власти. А зачем нам супруг? Не, нам супруг не нужен. Что мы, дурачки, что ли? Мы делиться не хотим. Зачем нам супруг? Сами справимся!'

Катрин опять рассмеялась, на душе стало легче - удивительный он мужчина, мессир ДиКаприо - рядом с ним она чувствовала себя и защищенной, и свободной, как ветер, как королева...

- Ты на удивление хорошо знаешь историю моего дома, граф Леонар. Так ли хорошо ты знаешь корни и плоды других королевских домов? Слова твои пусты, - с грустной, но легкой улыбкой успокоила она свои мысли.

Лешка с улыбкой смотрел на эту двадцатитрехлетнюю женщину - совсем не девушку. Как же скоро они жили! Как быстро увядали, истлевали в пламени войн, интриг и дикости несусветной. Нет! Эту девочку они разыграют надежно.

Есть в мире судьба - есть судьба у любой вещи мира, и у мира есть своя судьба - и у Франции есть свое предназначение, она еще способна многое натворить, эта великая страна.

Атланты придумали для французов план с дурацким названием 'Шанель, Гуччи, Дольче и Габбано'. Бургундия уже обратила на себя внимание как законодательница европейской моды. Ха! Жалкие, никчемные слабаки! Неудачники и дикари - они склонятся перед мощью французской моды - Зубриков и Валуа станут родоначальниками Ренессанса! Против судьбы не попрешь - Париж станет великим центром красоты, царством эстетической власти, благородной, сильной своим коварством - 'Красота страшная сила!' - Святой Фаине надо собор построить. 'Интересно, - отвлекся от высоких размышлений Лешка. - У них собор Парижской богоматери уже стоит? Вау! Надо срочно культ святой Фаины организовывать! Там детали продуманны: табак! О, табак страшная зараза - пусть европейцы чахнут - и не над золотом, золото они сдадут в погреба атлантов! Мы вам еще дадим табака понюхать'.

Валуа наслаждалась, наблюдая за спокойно молчащим графом, который словно не обдумывал новые слова для смущения, соблазна, утверждения своих целей и целей атлантов, нет - мессир стоял и молчал. И королева поняла - он один из них! Только они могли так оскорбить - она была для них всего лишь дочерью славного дома. Одного из многих. Она не была для графа королевой, точнее... Катрин вдруг поняла, что этому итальянцу нет никакой разницы королева она, или графиня, или герцогиня, или баронесса - он оценивает ее по своим меркам. Это бесило ее неимоверно!

И вдруг она услышал слова на родном языке, песню на родном языке. Итальянец пел странным, высоким тоном, и слова поражал Катрин в самое сердце: 'Non! Je ne regrette rien Ni le bien qu'on m'a fait'.

Она медленно повернула лицо к этому дьяволу, теперь она точно знала, этот итальянский граф не просто смог наладить знакомство и пришелся по сердцу атлантам, ведь он продал душу дьяволу, иначе откуда? Как он мог узнать самое потаенное? Как он может петь, так пронзительно петь о самом родном, пережитом, так ранить ее душу. Слова песни заставляли ее задыхаться от волнения:

'Нет! Ни о чем... Нет! Я не жалею ни о чем

Ни о хорошем, сделанном мне, ни о плохом - 

Все это мне безразлично!

Нет! Ни о чем... Нет! Я не жалею ни о чем...

Это оплачено, выброшено, забыто. 

Меня не волнует прошлое!