Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 56

О, где ты, мой уединенный домик на необитаемом острове!

Прижавшись ухом к дерматину, слышу, как там, за дверью, набирают номер на мобилке.

В комнате звонит телефон. Снаружи отлично его слышно. Третий гудок, шестой...

Замолкает.

Ну все, думаю я, прижавшись к двери щекой. Теперь уходи.

– Лена, – говорит тот, что на лестнице. – Ты... чего, а?

Универсальный вопрос.

– Слушай... Я ведь прекрасно понимаю, что без приглашения и все такое. Выгляни на секунду – и все. Я даже в дом не войду...

Большое спасибо.

– Ленка, – говорит почти шепотом, и что-то такое в его голосе заставляет меня подобраться. – Что ты от меня прячешь? Скажи, не бойся...

Он не может меня слышать. Я даже не дышу. И пол не скрипит под моими ногами.

– Лена... Я хотел тебе сказать...

Закрываю глаза.

« И это снилось мне, и это снится мне, И это мне еще когда-нибудь приснится, И повторится все, и все довоплотится, И вам приснится все, что видел я во сне. Там, в стороне от нас, от мира в стороне Волна идет вослед волне о берег биться, А на волне звезда, и человек, и птица, И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне » ...

– Лена?

После паузы он снова набирает номер на мобилке. Но мой домашний телефон на этот раз молчит.

– Алло? – говорит он. – Лена? Ты где?

Выслушивает ответ.

– Извини, – говорит наконец. – Я почему-то думал, что ты уже дома... Не догадался набрать мобильный...

Снова выслушивает ответ.

– Хорошо, – соглашается. – Ну, пока.

Выключает трубку, но не уходит, а какое-то время стоит. Я его не вижу и не понимаю, почему он все еще здесь.

– И повторится все, – бормочет он саркастически. – И все довоплотится...

Вздрагиваю. Слышу, как он спускается по лестнице, и как в его руках трещит тугой целлофан.

– А тебе подарок!

– Еще один заяц? Или на этот раз мишка?

Вытягивает из заначки альбом Ван-Гога.

Смотрю без восторга:

– Знаешь что, подари лучше Холифилду, получится непристойный намек на их отношения с Тайсоном...

– Чего?

– ...Посредством откушенного уха. Птица – курица, поэт – Пушкин, Ван-Гог – ухо... Кстати, это правда, что перед поединком соперники должны как следует друг друга выматерить?

– Да?

– Мужская психология. «Я съем его печень», «Я оторву его яйца», а вот некто Джон Руис сказал поизобретательнее: «Я буду гонять его, как сутенер гоняет девку»...

– Ты даже знаешь, кто такой Джон Руис?

– Витя, – говорю проникновенно. – Я вся растворилась в твоей жизни. Я уже даже понимаю, чем джеб отличается от хука...

Взвешиваю на руке альбом. Сколько он может стоить? Хорошая вещица. Слона им убить совершенно реально.

– Ленка... А ты не рисуешь? На досуге?

– С чего ты взял?

Он вдруг улыбается:

– «Там, в стороне от нас, от мира в стороне Волна идет вослед волне о берег биться, А на волне звезда, и человек, и птица, И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне»...

Долго его разглядываю.

– Сам, что ли, придумал? – интересуюсь наконец.

Он пытается понять, шучу я или нет. Иногда мне кажется, был бы у него рентген-аппарат – уже просветил бы меня насквозь, выискивая темные (или белые?), никак не понятные ему пятнышки...

Смотрю на часы. Разыскиваю на диване пульт, без разрешения хозяина включаю телевизор; на экране кто-то кого-то режет, и я переключаю канал. Идет родная заставка; вот так-то лучше.

– Ты так и не смотрел мою программу? – спрашиваю невинно.

« ...А на волне звезда, и человек, и птица, И явь, и сны, и смерть – волна вослед волне » ...

Они смотрят в экран, как кроманьонцы – в костер. И, надо сказать, им куда веселее, чем кроманьонцам. Они смотрят мою программу, смеются и хрустят... Чем они хрустят? Не важно. Чипсы или семечки, или арахис. Они довольны. Им нравится.

Ухмыляюсь.

На экране – студия в огнях и блестках. Полукругом, как в греческом амфитеатре, сидят пять десятков зрителей (все их родственники прильнули к экранам с особо экзальтированным вниманием). В центре – площадка-подиум, стилизованная под боксерский ринг. В центре ее разворачивается драматургическая ситуация – двое мужиков соревнуются, кто быстрее введет тампон «Тампакс» снежной бабе, на заказ изготовленной из латексной резины. Один мужик – известный журналист. Другой – школьный учитель. Оба азартны. Оба хотят выиграть поездку на Багамы...

Их жены, сыновья и дочери, тоже участвующие в моей семейной программе, «болеют» по углам ринга. Визжат от азарта и хлопают в ладоши.

Я люблю вас, болваны. Я вас обожаю. Вы такие предсказуемые. Крепкая рука профессионала ведет вас по жизни, не давая заскучать. Наши руки – не для скуки... Вот в бой на ринге вступают жены: «На что похож член вашего супруга – на булочку, батончик или столичную колбасу?»

Я горда тем, что сумела доставить вам это счастье. Ласковое телячье счастье, написанное сейчас на ваших искренних мордашках. И на тысячах других мордашек, придвинувшихся ближе к экрану. Кто – беззаботно, кто – с гримаской, кто – одним глазком, втайне от себя: глянем, мол, хоть раз, от чего это народ балдеет...

Вы свободные и выбираете. Уже выбрали. Молодцы. Королева в восхищении...

Вздрагиваю – на меня смотрят. Поворачиваю голову; Виктор сидит рядом, и тяжелая его челюсть выдвинута вперед немного больше, чем следует.

– Что? – усмехаюсь. – Кайф, да?

Молчит. Снова смотрит на экран.

Не звонит.

Вот уже вторую неделю – ни слуху ни духу.

Сижу в своем кабинете перед монитором. Одновременно курю, пью кофе и просматриваю сценарий. Никак не могу сосредоточиться; наконец, набираю телефонный номер.

– Алло! Ма? Привет... Как у вас дела? Нормально? У меня тоже нормально... Я тут на работе сижу, затра... то есть замоталась совсем.

Удивленное молчание в трубке. Что-то не так.

– Ма, ты чего?

– Ты же мне пять минут назад из дома звонила, – говорит мама. – Ну вот буквально только что...

Глоток кофе встает у меня поперек горла. Кашляю.

– Ну, извини, – говорю. – Совсем затурканная... Как в том анекдоте... Ты прости, я тебе еще вечером перезвоню... Не могу сейчас говорить...

Вешаю трубку.