Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 24

Стон повторился; Женька перевел взгляд на экран – и отшатнулся.

На огромной кровати раскинулась голая грудастая тетка, и двое мужиков, тоже голых, удовлетворяли ее сразу с двух сторон. Вернее, это она их удовлетворяла; кто из них стонал, непонятно – наверное, стонали по очереди все трое...

Женька почувствовал, что его сейчас вырвет. Быстро отвел глаза – на лицах «хлопцев» лежал мерцающий отблеск экрана, Женька видел, что хлопцы заведены, что они истекают слюной, что они готовы облизывать этот маленький паскудный видик и стонать, стонать как те, на экране...

Девчонка захихикала, наблюдая за Женькиной реакцией. А может быть просто потому, что парень, на котором она сидела, по-хозяйски ее лапал.

– Выпить хочешь? – свистящим шепотом спросил подошедший из кухни Буца.

Женька мотнул головой:

– Поговорить... когда?

– Да успокойся, малый, – раздраженно сказал Леха. – Сядь.

К троице на экране прибавились еще две бабы и мужик.

– Еще минут десять, – все так же шепотом сказал Буца. – Да посмотри, ладно... Разрешаю...

У одной из новоприбывших теток груди были, как два мяча – адидасовские, черно-белые в какую-то странную сеточку, с аккуратным отверстием ниппеля. Женьку снова стало подташнивать; неизвестно, чем бы закончился для него этот просмотр, но пленка, по счастью, закончилась, телевизор зашипел так же сильно, как до того стонал, и серый экран подернулся будто сеткой из ползающих мух. Парни на диване завозились, обмениваясь полувнятными репликами; минут через пять заметили Женьку.

– Сядь, динамовец!

– Закуришь?

Женька переступил с ноги на ногу:

– Я, это...

– Леха, дай ему цыгарку...

– Я не курю, – сказал Женька тверже. – У меня режим.

– Тю-у-у, – протянул незнакомый парень. – У тебя режим, а мы тут порнушку крутим... Светка, посмотри на этого пацана, у него режим.

Веселая Светка не без труда выцарапалась из объятий своего ухажера, поднялась с ковра, подошла к Женьке так близко, что он уловил запах пота пополам с дешевой туалетной водой:

– Режим? Как это, трахаться тоже нельзя?

– Он футьболисть, – сказал Леха. – Были у отца три сына – двое умных, а третий футьболисть...

– Тут такое дело, пацаны, – вступил Буца с притворной серьезностью. – Беда у динамовца, форму у него сперли...

– Как?! – театрально удивился Игорь.

– Не может быть, – подхватил Леха.

– Да-да! – закивал, давясь от смеха, Буца. – Форма, она бабок стоит... Кто же это спер?

– Суки, – сказал Леха. – Какие-то суки сперли.

– А он динамовец? – спросили из угла. Светкин ухажер вернулся к своему занятию; облапываемая Светка радостно смеялась.

– Динамовец, – сказал Буца. – «Хто вище б'є, той краще грає».

И все радостно заржали.

...Через полчаса Женька вернулся домой. Радуясь, что мамы нет, сбросил куртку и кроссовки, босиком прошел в ванную, открыл воду и намылил руки.

«Три гола, – сказал Леха. – Закатаешь этим три гола – тады пошукаем твою форму и тех сук, что ее сперли, накажем. Только не подкачай, малой, на тебя ставка делается, если не закатаешь – у тебя бабок не хватит, чтобы потом расплатиться...»

Женька намылил руки во второй раз. Пробиваясь между пальцами, пена делалась белой и нежной, как подтаявшее мороженое.

«Этих» он несколько раз видел на площадке за гаражами. Площадка принадлежала соседнему ПТУ; пэтэушники иногда играли в футбол на деньги, хотя футболом эту толкотню, возню и драку можно было назвать только с большого перепугу...

Женька намылил ладони в третий раз. Руки дрожали мелкой противной дрожью.

(...Я близко. Я почти добежал. Здесь полно собак. Здесь полно мусорных баков с едой... Запах! Запах сводит с ума... Я не могу не идти на запах... Рыжая. Она. Зовет. Черный. Рядом с ней. Рвать, драться, рвать его... Она зовет... Только желание, только жажда – взять ее... Взять, сейчас... рыжая... Выгибается... ее голос... ее запах... хвост... Черный шипит. Он большой. Он хорошо ел... Я могу порвать его. Он молодой и глупый. Я сильнее... Я хочу эту рыжую... хочу... ХОЧУ! Ничего... Не могу. Я должен бежать дальше. Я не могу. Я должен...)

– В чем дело, Оля? В чем дело? Зачем тебе потребовалась эта лажа с Лобановским? Какого черта... Ты же профессионал! Ты же дискредитировала себя, программу... всех людей, которые тебе помогали, за тебя просили... Зачем?

За спиной шефа помещалась круглая мишень; два дротика торчали из «яблочка», и только один чуть отклонился, попал в «восьмерку». Ольга и сама не понимала, почему и зачем допустила такой вызывающий прокол – и потому злилась все сильнее.

– Я понимаю, – продолжал шеф, – у тебя есть свои интересы, сын, футбол и так далее... Но мне кажется, еще пару месяцев назад ты поостереглась бы, не стала бы так откровенно... использовать служебное положение. Ты думаешь, ты уже в Штатах? А после тебя – хоть потоп?

Ольга вздрогнула. Подняла глаза.

– Ты думала, это большая тайна? – насмешливо спросил шеф.

– Это мое личное дело, Валентин Васильевич... Откуда вы узнали?

Шеф усмехнулся:

– Откуда надо. Город наш ма-аленький... Но неприятно, Оля, наблюдать, как ты меняешься на глазах. Где раньше сдержалась бы – хамишь... Где раньше постеснялась бы – не церемонишься... Ясно, что тебе здесь уже не работать. Но вот не слишком ли торопишься? Пока визы на руках нет... Вдруг еще и откажут, чем черт не шутит?

Типун тебе на язык, раздраженно подумала Ольга.

Она сидела на продавленной тахте; одна ножка у тахты была сломана, ее место занимала стопка книг: в основном современная английская литература, в основном – в подлиннике.

Дядя Боря сидел напротив – на пластмассовой табуретке, похожей на безобразно разросшуюся шахматную фигуру.

– Все было хорошо, – устало повторила Ольга. – Димка... Ты ведь его с детства знаешь, дядь Борь. Он в своем классе три года комсоргом, – она чуть усмехнулась. – Но не ради карьеры... он не способен, Димка... Просто потому, что не мог отказаться... Вот. Все было хорошо, пока не наступил девяносто первый год. Девяносто первый, как у Гюго, да? Независимость! Рынок! Свобода! И все! Нельзя тихо сидеть на своем стуле, как раньше, ждать аванса, ждать получки, тихо сидеть – и получать понемножку, но каждый месяц! Надо двигаться, что-то делать... как-то выкручиваться... А у него ответственность перед семьей, он же ответственный! Но и трусами торговать не может. Ответственный – но не может! И в ночном ларьке не может... Это ладно. Но другие люди находят и другую работу! Он же классный музыкант! Он мог бы устроиться... Не умеет. Но ответственный. Это что же получается, дядя Боря, ему, чтобы себя уважать, надо на грошах своих сидеть в музыкальной школе... И на улице со шляпой стоять...