Убийца по имени Ной - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 26

Подходя к фанерным домикам, Виктор вдруг лишился блаженного состояния, почувствовав ночной холод, но он поклялся себе, что научится так молиться, чтобы целыми ночами стоять на коленях около скинии, приняв в себя божество.

Ной отделился от братьев и сестер около своего домика, внес внутрь факел, и стало темно — хоть глаз выколи. Мина вошла вслед за Ноем, и Виктор решил идти за ней, но ему не дали переступить порог.

— Иди со всеми, — прошептал Ной и закрыл перед его носом дверь.

После всего пережитого у Виктора осталось единственное недоумение — в какой домик податься: мало того что их уже не различишь в темноте, но неизвестно, какой из них женский, какой — мужской. Ощупью добрался он до первой стены, пошел вдоль, не отрывая рук от фанеры. Наконец обнаружил дверь, толкнул ее — она со скрипом открылась. Внутри было невозможно что-либо разглядеть. Виктор почувствовал вдруг неимоверную усталость и понял, что не в состоянии больше двигаться. Он вошел в домик, спотыкаясь о тела, лежащие прямо на полу вповалку, нашел пустое место на тонкой подстилке. Не раздумывая больше, занял это место и заснул сразу же, как только прилег.

V

Он проснулся оттого, что через него перешагивали. Виктор сел на подстилке и стал спросонья тереть глаза. Он увидел, что почти все встали. Тут были и братья, и сестры. Они спали в том, что носили днем. Уходя со своих мест, ничего не убирали. На подстилках и матрасах комом валялись грязные простыни и одеяла. Никакой мебели в большой комнате не было. Какой-то голос монотонно произносил знакомую фразу:

— Голгофа распятого — смерть упырям…

— Который час? — спросил Виктор, потому что своих часов на руке не обнаружил. — И куда идти?

— Иди за всеми, — ответила женщина с усталым лицом.

— Как вас зовут? — спросил Виктор.

— Сестра Лиса, — ответила женщина. — Иди быстрей со всеми. Если опоздаешь, не получишь завтрака.

— А я — Вол, будем знакомы, — улыбнулся он.

— Будем, — бесстрастно ответила она. — Если Бог даст.

— Но почему же Лиса?

— Потому что хитрая и лукавая, — объяснила она. — Это мои главные грехи. Иди, меньше разговаривай!

— А где умыться?

— Иди со всеми: за воротами роса. Опоздаешь — росы не станет. Иди-иди и не спрашивай!

— А Мина почему? — продолжал Виктор.

— Потому что — деньга. На деньги покупается — такой грех. Слышишь, что нам повторять надо? — Она показала на работающий магнитофон, из которого раздавалось заклинание о Голгофе. — Вот и повторяй, а больше ни во что не вникай, если хочешь спастись.

— А кто тут самый старший?

— Ты знаешь, — сказала женщина и отвернулась, не желая больше разговаривать.

Виктор вышел на крыльцо последним. В домике оставалась только сестра Лиса. Он увидел, что многие возвращаются из-за ограды лагеря через ворота.

Виктор побежал за ворота и увидел, как люди умываются росой. Капли росы были крупные и переливались на солнце, как бриллианты, — жаль было разорять такое великолепие. Виктор засунул голову в пахучие травы, обильно смочив лицо. Стало сразу веселей.

Уже из ворот стало видно, что все снова собрались вокруг скинии и молятся.

Виктор пристроился к братьям и сестрам. Утром молились, возводя руки к небу. Он ожидал, что моление снова приведет к нирване, но все молились вяло — свет мешал, что ли? Виктор вообще не мог понять слов, потому что у него в голове неотвязно крутилась фраза: «Голгофа распятого…» Сколько времени так прошло — неясно; часов не было, только длинная утренняя тень переместилась градусов на тридцать и стало сильно припекать.

После моления все снова собрались у домика Ноя, и тот выдал по куску хлеба и по вареной картофелине. Соли не полагалось. Запили завтрак стаканом воды.

У Виктора только аппетит разыгрался от такой скудной трапезы. Но он видел, что никто не желает есть больше.

Далее по распорядку дня была лекция. Когда шли к крайнему, самому просторному домику, Виктор с удивлением заметил, что несколько человек остались вокруг скинии и продолжали молиться, раскачиваясь из стороны в сторону. Возможно, это были те, которые ночью достигли нирваны и до сих пор продолжали блаженствовать… В просторном доме ночью тоже спали, сейчас же все сели на матрасы рядами, приготовившись слушать.

Лекцию читал Ной. Он тоже сидел в какой-то необычной позе и серьезно излагал библейскую историю об Иосифе Прекрасном, любимом сыне ветхозаветного патриарха Иакова, который особенно любил его за невинность и простосердечие. Иаков в отличие от других сыновей сделал Иосифу богатую разноцветную одежду. Иосиф пас стада своего отца вместе со своими братьями и видел иногда чересчур легкомысленное их поведение, о чем, надо полагать, незамедлительно сообщал отцу. За это и за предпочтение Иосифа отцом перед всеми другими детьми братья возненавидели его. Ненависть их еще более усилилась после двух снов, виденных Иосифом и предвещавших, что его братья будут ему кланяться до земли. Почему-то братья Иосифа решились убить его, но затем тайно продали купцам из проходящего мимо каравана. После этого они закололи козленка, омочили в его крови снятую с Иосифа одежду и возвратились к Иакову со словами: «Мы это нашли, посмотри, сына ли твоего эта одежда или нет?» Иаков узнал ее: «Это одежда сына моего, хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф»…

Брат Ной рассказывал вдохновенно, захватывающе, с красочными деталями, живым языком — можно заслушаться. Главное, когда он говорил, не возникало сомнения в истинности истории. Да, действительно, жил Иаков, жил Иосиф — все происходило в действительности… На самом интересном месте Ной свою лекцию закончил. Виктору стало так обидно за Иосифа: во-первых, потому, что так вероломно поступили с ним братья, а во-вторых, хорош же и отец — праведник Иаков! Поверил только разодранным одеждам! Почему не пошел на место мнимой гибели сына? Почему не потребовал более веских доказательств? Виктор хотел спросить об этом у Ноя, но понял, что это делать не принято. Люди выслушали, поверили, отложили в памяти и ждут продолжения. Ной сказал вчера ему: делай как все. Виктор решил повременить с вопросами, хотя так жалко было бедного Иосифа…

Ной встал, за ним поднялись все остальные.

— Смерть упырям! — сказал он.

— Смерть упырям! Голгофа распятого… — зазвучало несколько десятков голосов. Так продолжалось довольно долго, но никто не беспокоился, не сопротивлялся фразе. Виктор незаметно оглядел соседей и увидел, что губы у всех, как блоки слаженного механизма, шевелились в едином порыве. И этот порыв передался и ему. Сердце не хотело, а губы шевелились…

— Ушли в себя! — наконец скомандовал Ной, и постепенно голоса смолкли. Фраза осталась крутиться в мозгу у каждого. — Сегодня задание остается прежним. Можно идти дальше, но темпов не уменьшать. Моисей повелел так. Он сказал мне, что скоро цветы завянут — осталось только два-три дня.

После этого сообщения братья и сестры один за другим стали выходить из домика, друг за другом потянулись к жилищу Ноя. Там повторилась известная процедура раздачи хлеба и картофелин. Получившие отходили в сторону и дожидались, пока дойдет очередь последнего.

— Да поможет вам Моисей, друг Божий! — преподал благословение Ной и указал рукой к воротам.

Виктор решил пойти вслед за всеми. У самых ворот его неожиданно нагнал Ной и сказал:

— Брат Вол, ты останься — у тебя будет другое задание.

— Я что-то не так сделал? — испугался Виктор.

— Нет, просто у тебя другой путь — так сказал Моисей. Он сказал мне, что у Бога особые планы на тебя, — категорически сказал Ной. — Пойдем со мной.

Ной отвел Виктора на поляну среди леса — минутах в десяти ходьбы от лагеря. На поляне были раскинуты огромные светлые полотнища. На некоторых из них сушились травы. Они лежали идеальным тонким слоем: розовые, белые, голубые, желтые.

— Работа несложная — разобрать вот эти две горы трав. Цветочки от стеблей осторожно оторвать и разложить, как видишь тут, — водил руками Ной. — Вот на этих простынях.