Бессердечный повеса (ЛП) - Клейпас Лиза - Страница 58

– За те деньги, что я плачу, – сказал Уинтерборн, – ему бы лучше превзойти всех в Англии.

Хелен на мгновение замешкалась.

– Я не сомневаюсь, что так и будет, – отважилась сказать она.

Уинтерборн тщательно собрал бумаги в аккуратную стопку.

– Первое, что он хочет сделать, это избавиться от моих рубашек.

– От ваших рубашек, - в недоумении повторила Хелен.

– Один из моих управляющих привёз кое-какую одежду из Лондона. Куинси понял, что рубашки были куплены уже готовыми, – он взглянул на неё настороженно, оценивая реакцию Хелен. – Если быть точным, – продолжил он, – они были проданы наполовину готовыми, чтобы их можно было подогнать в соответствии с предпочтениями заказчика. Качество ткани такое же высокое, как у любой рубашки сшитой на заказ, но Куинси всё равно воротит нос.

Хелен с осторожностью обдумала свой ответ.

– Человек с такой профессией, как у Куинси, обладает придирчивым взглядом на детали, – наверное, она должна на этом остановиться. Обсуждать мужскую одежду абсолютно неприлично, но Хелен чувствовала, что должна помочь ему понять опасения Куинси. – Дело не просто в ткани. У сшитой на заказ рубашки отличается строчка, швы идеально ровные и плоские, а петлицы часто ручной работы, с одной стороны в форме замочной скважины, чтобы уменьшить давление ножки на пуговице, – с улыбкой она сделала паузу. – Я бы в подробностях рассказала о планке и манжетах, но боюсь, что вы заснёте в кресле.

– Я знаю ценность деталям. Но, что касается рубашек... – он замялся. – Я решил носить то, что продаю, таким образом, клиенты знают, что у их вещей такое же качество, как и у владельца магазина.

– Это звучит, как умная стратегия продаж.

– Так и есть. Я продаю больше рубашек, чем любой другой магазин в Лондоне. Но мне не приходило в голову, что высшее общество уделяет пристальное внимание петлицам.

«Его гордость уязвлена осознанием того, что он выставил себя в невыгодном свете перед представителями высших кругов», – подумала она.

– Я уверена, что им не следует этого делать, – сказала Хелен извиняющимся тоном. – Существует множество более важных вещей для беспокойства.

Он насмешливо посмотрел на неё.

– Вы говорите так, будто не одна из них.

Она слегка улыбнулась.

– Я жила вдали от мира большую часть своей жизни, мистер Уинтерборн, я иногда задумываюсь, кто я или есть ли где-то моё место.

Уинтерборн изучающе посмотрел на неё.

– Трени планирует отвезти вас и ваших сестёр в Лондон, когда закончится траур.

Хелен кивнула.

– Я не была в городе с самого детства. Я запомнила его очень просторным и захватывающим, – она замолчала, слегка удивившись, что разоткровенничалась с ним. – Теперь я думаю, что могу найти Лондон... пугающим.

Улыбка тронула уголки его губ.

– Что происходит, когда вы напуганы? Бежите до ближайшего угла и прячетесь, не так ли?

– Должна ответить, нет, – сказала она чопорно, задаваясь вопросом, дразнит ли он её. – Я делаю то, что должна, независимо от ситуации.

Улыбка Уинтерборна начала расползаться шире, до тех пор, пока она не увидела, как сверкнули белые зубы на фоне лица цвета тёмной бронзы.

– Я думаю, что знаю это лучше большинства, – мягко сказал он.

Понимая, что он имел в виду, её помощь в то время, когда у него был жар... и, вспомнив, как она держала эту черноволосую голову на изгибе её руки и обтирала его лицо и шею... Хелен почувствовала, что начала заливаться румянцем. Не обычной краской смущения, которая исчезает сразу после появления. Этот жар продолжал разгораться и разгораться, распространяясь по всему телу до тех пор, пока ей не стало так неуютно, что она едва могла дышать. Она сделала ошибку, взглянув в его горящие глаза цвета чёрного кофе, и почувствовала себя по-настоящему принесённой в жертву на огне.

Её отчаянный взгляд остановился на потрёпанном фортепиано в углу.

– Сыграть что-нибудь для вас? – Хелен встала, не дожидаясь ответа. Это была единственная альтернатива бегству из комнаты. Боковым зрением, она увидела, что Уинтерборн машинально сжал подлокотники кресла, готовясь подняться, прежде чем вспомнил, что его нога в гипсе.

– Да, – услышала она его ответ. – Пожалуйста, – он пододвинул кресло на несколько дюймов, таким образом, чтобы он мог видеть её профиль, пока она играет.

Казалось, фортепиано предлагало небольшую степень защиты, она села за инструмент и подняла крышку, закрывающую клавиши. Сделав медленный, успокаивающий вдох, Хелен расправила юбки, выпрямила осанку, и положила пальцы на клавиши. Она с энтузиазмом принялась играть часть, которую знала по памяти, "Аллегро" из сюиты для фортепиано Генделя в Фа-мажоре. Отрывок был оживлённым, запутанным и достаточно сложным, чтобы заставить Хелен думать о чём-то кроме румянца. Её пальцы танцевали по клавишам в вихре движений. Бурный темп, непрерывный в течение двух с половиной минут. Когда она закончила, то посмотрела на Уинтерборна, надеясь, что ему понравилось.

– Вы играете с большим мастерством, – сказал он.

– Спасибо.

– Это ваше любимое произведение?

– Это самое сложное, – сказала Хелен, – но не любимое.

– Что вы играете, когда никто не слушает?

Живот Хелен приятно сжался, от этого вежливого вопроса, произнесённого с акцентом, где звуки гласных были такими же длинными, как плечи Уинтерборна широкими. Смутившись от этого ощущения, она не спеша ответила.

– Я не помню, как она называется. Учитель игры на фортепиано научил меня этой мелодии очень давно. Годами я пыталась выяснить название, но никто не узнал мотив.

– Сыграйте мне.

Вызывая в памяти, она сыграла запавшие в душу аккорды, её руки легко ложились на клавиши. Печальной мелодии всегда удавалось взволновать её, заставляя сердце томиться по вещам, которым она не могла дать названия. В заключение, Хелен оторвала взгляд от клавиш и увидела, что Уинтерборн пристально смотрит на неё, как зачарованный. Он скрыл выражение лица, но не раньше, чем она заметила смесь замешательства, восхищения и намёка на что-то жаркое и тревожащее.

– Она валлийская, – сказал он.

Хелен покачала головой, смеясь с недоверием.

– Вы знаете её?

– «A Ei Di'r Deryn Du»[25]. Каждый валлиец рождается, зная эту песню.

– О чём она?

– О влюблённом, который просит чёрного дрозда передать сообщение своей возлюбленной.

– Почему он сам не может к ней пойти? – Хелен поняла, что они оба говорят вполголоса, как будто обмениваются секретами.

– Он не может её найти. Он слишком сильно влюблён, и это мешает ему ясно видеть.

– Чёрный дрозд её находит?

– В песне об этом не говорится, – сказал он, пожав плечами.

– Но я должна знать конец истории, – запротестовала Хелен.

Уинтерборн рассмеялся. Это был неотразимый звук, лёгкий, слегка грубоватый. Когда он ответил, его акцент стал заметней.

– Вот, что случается от чтения романов. История не нуждается в концовке. Не это важно.

– А что, тогда? – осмелилась она спросить.

Он посмотрел на неё своими тёмными глазами.

– Что он любит. Что он ищет. Как и у всех нас, остальных бедолаг, у него нет возможности знать, получит ли он когда-нибудь то, что жаждет его сердце.

"А вы?" – хотела спросить Хелен. – "Что ищете вы?". Вопрос был слишком личным, чтобы задать его даже кому-то, кого она давно знала, не говоря уж о постороннем человеке. Несмотря на это, слова вертелись у неё на языке, рвались наружу. Она отвела взгляд, силясь промолчать. Когда Хелен опять посмотрела на Уинтерборна, выражение его лица опять стало отстранённым. И это было облегчением, потому что на мгновение у неё появилось тревожное чувство, что она всего лишь в шаге от того, чтобы доверить ему все её тайные желания и мысли, о которых она никогда никому не рассказывала.

К великому облегчению Хелен, появился Куинси с обедом на подносе. Белые брови камердинера слегка приподнялись, увидев её в комнате наедине с Уинтерборном, но он промолчал. Пока Куинси расставлял столовые приборы, бокалы и тарелки на столе, Хелен снова обрела спокойствие. Она встала с мягкой скамьи и одарила Уинтерборна беспристрастной улыбкой.