Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони - Страница 20

Переговоры с Марией Медичи были продолжены, при этом Люинь более чем когда-либо жаждал мирного урегулирования проблем, однако королеве-матери не было предоставлено место в государственном совете (conceit d’etat), которого она требовала, и она продолжила налаживать теплые отношения с гугенотским лидером Анри де Роганом и его братом Бенжаменом де Субизом, которых Люинь считал опасными. Официально Мария Медичи и ее сын примирились, и король выдвинул Ришелье в качестве французского кандидата в священную коллегию, письменно испросив для него кардинальскую шапку 29 августа 1620 г. В августе 1620 г. Бутийе был послан в Рим, возможно, самим Ришелье, но с одобренным королем поручением ускорить эти переговоры. Бутийе быстро понял, что, для того чтобы способствовать повышению Ришелье, ему нужно рекомендовать его отнюдь не как представителя лагеря королевы-матери, находящейся в состоянии борьбы со своим сыном. К тому же в конце 1619 г. Мария Медичи, ее сын и папский нунций Корсини пришли к выводу, что важнее восстановить Ла Валетта, которому уже однажды, в начале 1618 г., отказали в кардинальской шапке, в качестве главного кандидата от Франции на членство в священной коллегии, хотя бы в награду за услуги д’Эпернона — отца Ла Валетта.[92] Людовик в приватном порядке дал понять Риму, что кардинальский сан, испрашиваемый для Ришелье, — вопрос отнюдь не первой необходимости. В конечном итоге окончательным решением Павла V, принятым в начале января 1621 г., стало повышение Ла Валетта и нунция Бентиволио. И только в сентябре 1622 г. кардиналом стал Ришелье.

Люинь поддержал Ришелье, и, чтобы ознаменовать и закрепить новые отношения, они договорились о браке между племянником Люиня Антуаном де Комбале и любимой племянницей Ришелье Мари, дочерью его старшей сестры Франсуазы, будущей герцогиней д’Эгийон. Пышная свадьба была отпразднована в конце ноября в Лувре. Мария Медичи щедро одарила новобрачную. А затем Люинь, ставший в течение 1621 г. сначала коннетаблем, а потом хранителем печатей, скоропостижно скончался в декабре, ускорив новый поворот в карьере Ришелье.

Людовик XIII, родившийся через год после женитьбы Генриха IV на Марии Медичи, воспитывался не только вместе с другими законными детьми своего отца, но также с незаконными — тремя рожденными от Габриель д’Эстре, которая умерла в 1599 г., двумя от маркизы де Верней, одним от графини де Море и тремя от Шарлотты дез Эссар. Единственная здравствующая из возлюбленных Генриха IV, бывшая королева Маргарита жила при дворе вместе с новой королевой, Марией Медичи. Когда новый незаконный брат или сестра Людовика появлялись на свет, его ставили об этом в известность, и он уже с самых юных лет осознавал различия между положением законных и незаконных детей, а также тот факт, что он является наследником трона по праву рождения.

Он обладал артистическим темпераментом и излишней эмоциональностью, свойственными скорее женскому характеру. Хотя он был нервным, обидчивым, упрямым и вследствие этого непостоянным, раздражительным, деспотичным и часто крайне вспыльчивым, его детское воспитание основывалось на довольно пагубном принципе — формировании характера путем физического принуждения. Такая система воспитания, часто списываемая на непросвещенные взгляды эпохи, действительно была непомерно жестокой и стала предметом критических комментариев современников, в особенности венецианского посла. Отец Людовика запугивал его, считая, что воспитывает в нем мужество. С двухлетнего возраста будущий король часто бывал бит, иногда самим Генрихом IV. Его гувернантке, мадам Монгла, было приказано бить его как можно чаще, и нам известно, что 23 октября 1604 г., когда Людовику было всего три года, он в припадке ярости набросился на нее, царапаясь, пинаясь и размахивая кулаками. Считается, что затянувшееся нежелание расставаться с детскими увлечениями является ранним признаком задержки психического развития. Людовик с огромным удовольствием мастерил всякие поделки, сочинял музыку, рисовал, а также подковывал лошадей и увлекался соколиной охотой.

Всю свою жизнь Людовик страдал от приступов гастроэнтерита, а в двадцать с небольшим у него развилась болезнь, от которой со временем ему суждено было умереть. Теперь ее определяют как туберкулез. Серьезной ипохондрии, из-за которой в течение одного года ему пришлось сделать 47 кровопусканий, 215 клизм и принять 212 лекарств,[93] сопутствовали навязчивые угрызения совести, отравлявшие его духовную жизнь, и ярко выраженная склонность к мазохизму, порожденная буквально «вбитым» в него чувством неполноценности. Ришелье даже говорил, что никогда не видел короля больным по какой-либо иной причине, кроме эмоционального возбуждения.[94]

У Людовика были спортивные задатки. В академии Плювинеля из него сделали великолепного наездника. Он любил охоту, стремился к военным успехам, был приучен к трудностям и равнодушен к опасностям военной жизни, был прост в общении с обычными людьми и чувствовал себя счастливым, идя во главе своих армий. С другой стороны, в обстановке двора он вел себя скованно и робко, заикался и — без сомнения, из-за недостатка уверенности в себе — проявлял упрямство, болезненную подозрительность и надменность; его легко было покорить добротой, но он оставался непоколебимым перед лицом любого вызова, брошенного его королевским прерогативам.

Как утверждается в письме первого придворного поэта Малерба от 17 октября 1617 г., имя, под которым этот монарх иногда фигурирует в истории, — «Людовик Справедливый» — было придумано для того, чтобы избежать укоренения другого — «Людовик-заика», о котором Малерб не упомянул бы, если бы не слышал его от других. Мария Медичи, несмотря на случавшиеся с ней время от времени приступы сентиментальности, никак не проявляла своей привязанности к сыну. В возрасте одного месяца Людовик был удален из Фонтенбло и отправлен в Сен-Жермен-ан-Ле, и только когда ему было шесть месяцев, 16 марта 1602 г., мать впервые приласкала его. Она явно предпочитала ему своего младшего сына Гастона. Именно это — в гораздо большей степени, чем все остальное, — стало причиной деформации его психики, хотя сыграло свою роль и поведение Кончини, который относился к Людовику с презрением, не снимал шляпу в его присутствии, сидел на его троне и не давал ему достаточно денег.

Психологический портрет Людовика XIII важен не только для объяснения превратностей его отношений с Ришелье, в эмоциональную зависимость от которого ему тоже предстояло однажды попасть, но и потому, что все будущее Франции зависело от его способности произвести наследника мужского пола по прямой линии. Чтобы разобраться в тенденциях европейской дипломатии первой половины XVII в., нет нужды придерживаться исторической теории «носа Клеопатры» в понимании Паскаля, который считал, что вследствие человеческой суетности сексуальная привлекательность египетской царицы, символизируемая длиной ее носа, изменила ход человеческой истории. Оглядываясь назад, мы понимаем: то сравнительно тривиальное обстоятельство, что французский престол унаследовал бы Гастон, или кто-либо из его сыновей, или, за отсутствием таковых, — Конде, мало что могло изменить в последующей политической истории Европы. А вот личность монарха редко, но могла. Во всяком случае, в то время казалось, что может.

В августе 1612 г. министры Марии Медичи дали согласие на два брака — между королем и испанской инфантой Анной Австрийской, родившейся на 5 дней раньше, чем Людовик (22 сентября 1601 г.), и между старшей сестрой Людовика и будущим королем Испании Филиппом IV. Договоры были заключены через доверенных лиц в октябре 1615 г. в Бордо и Бургосе, что вызвало тревогу в Соединенных провинциях, в Венеции и среди немецких правителей. Изысканная церемония обмена принцессами состоялась в центре Бидассоа 9 ноября. Тот факт, что по прошествии времени у Людовика и Анны Австрийской так и не появилось наследника, разумеется, стал поводом для серьезного беспокойства.