Продавец (СИ) - Романова Наталия - Страница 8

Проходя мимо детской площадки днем, я увидела своего продавца и маленькую Васю, все же есть что-то удивительное в том, что мы почти тезки. Вася старательно собирает снег зеленой лопаткой, строя что-то наподобие снежной крепости, по форме больше напоминающей неровный сугроб, а продавец, сидя на лавочке, широко расставив ноги, опустив голову, смотрит попеременно на свои ботинки, потом на телефон, потом снова на ботинки.

— Привет, — сказала я.

— Привет, Василина, — услышала в ответ.

— Что делаешь?

— Гуляем, — ухмыляется, — перед поездкой… к бабушке.

Сажусь рядом.

— Давай вместе гулять…

— Давай, — все так же глядя на свои ботинки.

Отчего-то хочется провести рукой по скуле продавца. Мы сидим какое-то время, каждый глядя на свои обувь.

— Пап, ты взял Маню? — выводит от задумчивого лицезрения обуви.

— Эм… Вася, может без Мани?

— Пааааааппп…..

— Давай лапку, детка, пошли за Маней.

— Я не хочу идти, у меня домик.

— Домик, — шепчет продавец…

— Кто такая Маня? — спрашиваю я.

— Её медведь. Плюшевый. Боюсь, без него она не сядет в машину и откажется спать.

В словах продавца есть смысл, если бы у меня был свой медведь, я бы тоже отказывалась спать без него, но у меня есть только свой заводной петушок, и тот болен ветрянкой.

— Сходи за Маней… я посмотрю за Васей, — говорю я раньше, чем понимаю, что не имею ни малейшего понятия, как смотреть за четырехлетними детьми. Я имею ввиду, нужно делать что-то особое? Возможно, нужна какая-то лицензия или что-то в этом роде.

— Хорошо, — быстро соглашается продавец. — Спасибо, — звучит слишком бархатно.

— Детка, — вставая, идя к маленькой девочке, садясь рядом с ней, глядя в глаза, что-то объясняя, на ходу поправляя варежки и шапочку. Начинаю жалеть, что у меня нет варежек.

Егор уже почти отошел от детской площадки, как я в ужасе вспоминаю нечто важное о детях, что конечно же надо выяснить прямо сейчас, пока папа маленькой девочки не ушел далеко.

— Егор, — кричу я, — аа… у Васи есть аллергия? — когда меня отправляли в детский лагерь или санаторий, в анкете для родителей всегда была такая графа, так что вопрос мне кажется существенным.

Он возвращается, глядя ровно на меня своими серыми глазами, подходит близко, еще ближе, совсем близко и в губы, проводя прохладными пальцами по моей шее:

— Непереносимость лактозы. У Василисы непереносимость лактозы, но шансов, что она найдет на детской площадке продукты, содержащие лактозу, не так и велики, правда, Василина? — его губы почти на моих губах, двигаются в такт моим «не так и велики». И, быстро развернувшись, уходит.

Так или иначе, но к нам мчится Новый год, в обнимку с Дедом Морозом, снегурочкой, снегом, салатом оливье и желанием под бой курантов. Ни у кого никогда не сбываются эти желания, но все их загадывают, я думаю, это оттого, что все загадывают невозможное.

Волшебную палочку или билет в Хогвартс — во всяком случае, я загадывала это в течение многих лет, сейчас я хочу Пегаса. Живого. С размахом крыльев метра полтора. Пегаса-пони, чтобы он мог поместиться в моей просторной квартире, я буду расчесывать его гриву и кататься ночью под облаками, когда станет теплей, конечно же. Но пока у меня нет личного Пегаса, я заказала билеты домой на Новый год и стояла на крыльце дома, ожидая курьера, который должен был появиться с минуты на минуту. Он появился вместе с Егором, который шел, держа за руку Васю, неся в руках санки-ледянки и плюшевого Маню. Оказалось, что Маня вовсе не девочка, потому что бантик у него не на голове, а на шее, правда до этого я считала, что признаки половой принадлежности все же немного другие, но Васина версия с бантиком мне тоже очень нравится, ей она поделилась, когда я была в няньках у Васи второй раз.

Выйдя из лифта, почти ночью, я была более чем удивлена встретить Егора, в это время он почти всегда в магазинчике, еще больше я была удивлена виду продавца. Его серые глаза почти всегда улыбались, даже когда он говорил «покажите ваш паспорт, пожалуйста» его глаза улыбались, сейчас кто-то слизал улыбку из глаз Егора — это было грустно…

— Что случилось? — спросила я.

— Васька, она заболела… — делая шаг в лифт.

— Я могу чем-то помочь? — вырвалось у меня прежде, чем я поняла, что не имею понятия, чем я могу помочь.

Егор остановился, будто обдумывая что-то.

— Знаешь, я такой болван, всегда надо иметь жаропонижающие… всегда, я не купил, забыл, теперь она там, — кивок в сторону двери, — одна… ей четыре года, у неё тридцать девять… может, ты побудешь с ней? Я быстро… Она смотрит мультик…

— Какой мультик? — спросила я, будто это решало что-то или избавляло меня от страха перед четырехлетней девочкой с температурой и её непереносимостью лактозы, к тому же страшный Блум вызывал вопросы…

— Ты не должна это делать, Василина, — услышала я бархатное, успокаивающее, теплое, как рука на моей щеке…

— Так что с мультиком? — прошептала я.

— Губка Боб.

— Оу, с Бобом я справлюсь, — быстро проговорила я, выхватывая ключи из рук продавца.

В тот момент, когда я заходила в неизвестную мне квартиру, где меня ждала встреча с больной четырехлетней девочкой, Егор заходил в лифт с антивандальными стенами, выпущенными фирмой Otis. Интересно, бывают ли лифты других фирм?

Вася никак не отреагировала на мой приход, крепче обняла медведя и продолжила смотреть мультик. Так мы и смотрели на квадратные штаны, подпевая «Кто проживает на дне океана. Спанч Боб», пока Вася не забралась ко мне на руки, рассказывая про Маню, который все же был мальчиком, и про мальчика Антона, на котором она хочет жениться, но вчера он целовался с Дашкой под горкой, что очень разозлило Васю, и теперь она будет жениться на Вите или на Мане, а еще лучше она женится на папе. Я решила не рассказывать папе о планах Васи, у девочек свои секреты.

Так что можно сказать, что с Васей мы были закадычными друзьями, я имею ввиду, после откровений, что мне тоже нравится её папа, и её сна на моих руках, который закончился моими сырыми брюками, нас же можно считать подружками… Тем более с подругами, после появления в моей жизни трех работ, пяти остановок и просторной квартиры-студии, у меня было не густо.

— Что делаешь? — спросил бархатный голос Егора, его глаза улыбались, кто-то вернул ему улыбку, от этого хотелось улыбнуться и мне.

— Уже ничего. Забирала билеты у курьера.

— Едешь домой?

— Да…

— Это хорошо…

— Хорошо… — с каждым словом все тише и тише…

— Пойдем с нами, Василина?

— А куда вы? — словно это имеет значение.

— Тут недалеко, в парк, на горки…

— Пойдем, Вася! — маленькая ручка дернула меня за рукав.

— Пойдем.

Зря я много лет загадывала билет в Хогвардс, не было в этой школе волшебников ничего особенного. Особенно было — кататься на санках, быстро, на скорости летя вперед ногами, потом спиной, потом боком, потом падать спиной, переворачиваться на спину, загребая полные рукава снега, а потом, сидя, запыхавшись, откинувшись спиной к дереву, есть снег. Ведь теперь никто не скажет, что нельзя этого делать. А снег — он вкусный.

— Пошли, — сказал Егор, показывая глазами на высокую ледяную горку, откуда неслись с большой скоростью взрослые и дети, собираясь в конце в большую кучу из рук и ног, напоминая собой неуклюжего, огромного осьминога. Это казалось опасным и привлекательным.

— Стоя? — спросила я.

— Хорошо, — чем-то блеснула серость в глазах.

— Держись за меня, — устраивая мои руки на своей пояснице, держа меня крепко, — я удержу тебя, — тихо, почти неслышно… — Поехали.

И мы поехали. И ехали. И лед скользил под ногами. И руки держались крепко. И деревья мелькали перед глазами, там за широким плечом, пока я не закрыла глаза, крепче ухватившись за поясницу, пока мы не стали частью неуклюжего осьминога. Я — лежа на спине, и под моей спиной плавился не только снег, но и земля, и Егор, который не отпустил меня ни на секунду, как и обещал, дыша мне в губы, закрывая глаза, будто щурясь на солнце, потом перемешивая наше дыхание, пока я не услышала свое: