Искажённая правда (ЛП) - МакДональд Мария - Страница 4

То, что Айзек признал вину, никак не сказалось на приговоре – ему присудили максимальный срок в пять лет за нанесение тяжких телесных увечий. Помимо прочего, его с позором уволили из армии.

Он отказался встретиться со мной.

Шестью месяцами позже я начала пить и пропускать школу. А ещё спустя три месяца потеряла заслуженную с таким трудом танцевальную стипендию.

Я всё потеряла. В мои восемнадцать всё, о чём я когда-либо мечтала, разлетелось на осколки… Включая и меня.

ГЛАВА 2

ЛИВ

Настоящее время

Запустив пальцы в волосы, я вонзаю ногти в кожу головы – эта боль на короткий момент помогает мне отвлечься от того праздника дерьма, в который превратилась моя жизнь.

– Чёрт! – Хмыкнула я, прислонившись плечом к грязной кирпичной стене, опуская руки вниз.

Сжав ладонь в кулак, я ударяю по кирпичной кладке, от чего кожа тут же треснула, и капельки крови медленно образуются вокруг свежих ранок. Не отрываясь, я наблюдаю за тем, как кровь струится по вытатуированному слову «Pain»[3] на нижней половине пальцев моей правой руки. Буквы расположены над ногтями, а на левой руке в зеркальном отражении - слово «Alone»[4], занимая еще и большой палец.

– Лив, какого чёрта ты творишь? – Крикнула моя подруга Хелена, наполовину выглянув из задней двери тату-салона, в котором она работает.

Из-за исходящего от неё гнева, я отвожу взгляд в сторону. Вместо того, чтобы смотреть на своего единственного друга. Её тёмные волосы сбриты с одной стороны, а остальные – свободно лежат на спине. На её пальцах фиолетовые перчатки, а на ногах – рваные джинсы и байкерские ботинки. Хел одета в плотную красную майку с чёрным черепом. Большая часть её тела покрыта татуировками, но сейчас моему взгляду открыта только змея, что овивает обе её руки и поднимается к шее – как и у меня. Мы очень похожи. Примерно одного роста – невысокие. Раньше у нас обеих был естественный коричневый оттенок волос, но теперь Хелена перекрасилась в чёрный, а я – в платиновый блонд. У нас обеих есть несколько татуировок, и мы обе танцуем в «ShadowBox» – стриптиз-клубе в Лондоне.

Хелена подходит ближе, и я не могу игнорировать исходящий от неё гнев, когда она прикасается ладонью к моему плечу.

– Какого чёрта ты бьёшь проклятую стену? Покажи мне свою руку сейчас же, – требует она, хватая меня за запястье, и, перевернув ладонь, рассматривает костяшки. – Что случилось? – Тихо спрашивает девушка.

Её голос звучит мягче, а вместо гнева в нём слышится беспокойство. И я не уверена, что из этого хуже.

– Кое-какое старое дерьмо, – отвечаю, увиливая от ответа.

– Видимо, сегодня обойдёмся без татуировки, – прошипела брюнетка.

Вырвав ладонь из её хватки, я вздыхаю и, потирая глаза, отвечаю:

– Сегодня ты сделаешь мне чёртову татуировку, Хел.

– Я не делаю тату сумасшедшим, – парирует она, скрестив руки на груди.

– Да, ты делаешь. Каждый проклятый день.

– Хорошо, туше. Сучка.

Вся её холодность пропадает, и она вновь разворачивается к двери.

– Идём, давай приведём тебя в порядок.

Я следую за ней в пустовавшую сегодня заднюю часть салона. Я всегда прихожу этим путём. Передняя часть соседствует с кофейней на противоположной стороне дороги. Однажды я совершила ошибку, позволив Джимми – бариста, который там работает – затащить меня в постель. Этого не было в моих планах, так что, если бы не алкоголь – этого никогда бы не произошло. Однако, с той неудачной ночи интерес Джимми ко мне не угас. Не то чтобы я была против. В смысле, он на самом деле симпатичный: светлые неряшливые волосы с выбритыми висками, красивые глаза цвета меди и татуировки на всем его шестифутовом[5]  теле, что, к слову, выглядит тоже очень даже неплохо. В то время как многие девчонки строят ему глазки, и, по крайней мере, три раза за день заглядывают к нему на кофе – я уж точно не вхожу в их число. Джимми горяч, но, несмотря на все свои достоинства, есть в нём один огромный недостаток – он не Айзек.

Я игнорирую тот факт, что за последние четыре года, которые Айзек провёл в тюрьме, он даже ни разу не позвонил. И всё с той же ужасающей легкостью игнорирую и тот факт, что хоть его и освободили пять месяцев назад – он так ни разу со мной не заговорил. Потому что неважно, сколько прошло времени, я не могу избавиться от той власти, что Айзек имел над моим сердцем. И не смогу никогда.

Он никогда не просил об этом, и вероятно даже не хотел этого… но, пусть даже не осознавая, но у него это получилось. Я принадлежу ему.

Зайдя на кухню и сев на стул, Хелена принялась копаться в аптечке. Мои мысли были где-то далеко, пока она очищала мои раны и обрабатывала порезы. Я вспомнила, разговор с Тобиасом, который произошёл спустя месяц, после того как Айзек вышел из тюрьмы.

– Ему просто нужно время, Лив, – сказал Тобиас, избегая смотреть в мои глаза.

Вспыхнув от гнева, я подалась вперёд, сидя на стуле. Зажав голову между коленей, я боролась с болью, грозившей разорвать меня на кусочки. Мне было известно, что Айзек не хочет, чтобы я навещала его, когда он был в тюрьме. Что он не хочет, чтобы я увидела, каково это быть там. Кроме того, зная его и учитывая, что произошло между нами, прежде чем он надрал задницу Чарли, я думала, что Айзек захочет поговорить со мной с глазу на глаз. Очевидно, я ошибалась. И с того момента, как он вышел на свободу – он избегал меня. Мужчина пропустил все семейные встречи. Извинения за извинениями – они взорвали мой мозг, тогда как дядя Саул и тётя Соф, да и Тобиас неустанно передавали его слова мне. Единственный, кто не повёлся на его оправдания, был Лоусон, и то только потому, что уехал в Университет.

– Сколько времени я должна дать ему, Тоби? Прошло уже четыре года, как его посадили за решётку, и месяц, как освободили – а Айзек всё ещё не хочет разговаривать со мной. Боже! – Я вскакиваю со своего места, из-за чего стул падает на пол. – Он должен ненавидеть меня, – кричу я, начав дрожать от переполнявшей меня злости.

– Хэй, – говорит Тобиас, подходя ко мне и заключая в свои объятья, прижимая к своей груди, пока мой гнев не сходит на нет.

Как только моё тело перестаёт дрожать, я отстраняюсь от него.

– Спасибо, Тоби, но я всегда буду в этом состоянии неопределённости, пока он не скажет мне, что творится в его голове. И Айзек знает, почему.

Сглотнув, я опускаю взгляд в пол, скрывая слёзы в глазах – никому не позволю увидеть мою слабость.

– Только он знает, почему, – шепчу я себе, уверенная, что это было так тихо, что Тобиас просто не услышал.

Моргнув, я беру эмоции под контроль, заставляя себя улыбнуться, прежде чем поднимаю взгляд на кузена.

– Скажи ему, что я хочу его увидеть, – шепчу, прикусив губу. – Вновь.

Тоби кивает, но с меня достаточно, поэтому я просто ухожу.

Это было четыре месяца назад, а Айзек так и не связался со мной. Так что, после месяца слёз я решила, что с меня хватит. Не в моих планах становиться тенью себя прежней. И с тех пор я не оставляю попыток двигаться дальше.

– Вот и всё, – говорит Хелена, возвращая меня в настоящее.

– Спасибо, Хел, – отвечаю ей, прикусив щеку в попытке сдержать эмоции.

У меня получилось не расплакаться, не спрашивать об Айзеке и не говорить о нём с той последней беседы с Тобиасом. Единственная проблема заключалась в том, что у меня не получалось отпустить это. Я пыталась, поверьте. Я не заботилась о себе для Айзека, когда он попал в тюрьму. Но сделала бы это, если бы он поговорил со мной, если бы сказал, что всё ещё хочет меня. После почти шести месяцев размышлений, он немного пришел в себя, а я – немного одичала. Начала пить и спать со всеми подряд. У меня не получилось сохранить танцевальную стипендию, работу или даже друзей. Я потеряла всё. Единственное, что было хорошего на протяжении всех этих лет – мои татуировки и дружба с Хелен. Она была моим тату-мастером для первой наколки, и всё ещё остаётся на этой должности для каждой последующей. Но где-то там, вне всего этого, девушка так же стала и моим лучшим другом.