Над пропастью
(Роман) - Халмирзаев Шукур - Страница 17

— Командир, есть идея. Надо разведать, что там за перевалом. Всем не пройти, а вдвоем можно. Тогда и отряд наверстает потерянное время: не надо остерегаться, не надо оглядываться…

— Хорошая идея! — одобрил Виктор. — Кто пойдет?

— Я, — твердо сказал Курбан.

— И я! В этих горах… — загорячился вдруг Эшнияз. — Этого ученого человека нельзя посылать одного! Я пойду с ним, командир! — И он уставился на Курбана горячими глазами. Вспомнил: сестра Рамазанбая, Иклима, подошла: «Вы — Курбан? Ученик хазрата?» А старый Мухсин, перед тем как Курбан закатил речь, с айвана мечети представил его людям как муллу… А когда они уходили из кишлака, Иклима о чем-то шепталась с ним?.. Нет, что-то тут нечисто… Все это Эшнияз видел собственными глазами и слышал собственными ушами. — Договорились, ученый человек, я пойду с вами! — сказал он, как о решенном и не подлежащем обсуждению вопросе, глядя исподлобья на Курбана.

— Нет! — неожиданно резко прервал его Виктор. — Он пойдет с Норхуразом. Ты, Эшнияз, мне для другого дела нужен. Или ты думаешь, это у нас последняя разведка?

— Командир, я…

— Прекратить разговоры!

Эшнияз обиженно отстал, но через некоторое время позвал Виктора:

— Командир, можно вас на одну минуту? Разговор есть.

Они отъехали в сторону, отряд проследовал мимо них.

— Я не верю ему!.. — горячо заговорил Эшнияз. — Он был муллой и останется муллой. Он ученик самого хазрата! Хазрат — бог на этой земле! — энергично ткнул пальцем в землю Эшнияз. — Убежит он… чует мое сердце.

— Я ему доверяю. — Виктор спокоен.

— А я нет. У него в хурджуне я видел русский костюм, какой носят байские сынки, и несколько книг.

— Нехорошо рыться в чужих вещах! — поморщился Виктор.

— Если вы мне не верите, кому тогда верить? Ему, да? Ему? — Сверкнув глазами, он стеганул коня и помчался в голову эскадрона, встал в строй, на свое место.

Виктор подъехал к Курбану, усмехнулся, но на вопросительный взгляд друга не ответил. Крутил головой, разглядывая окружающие горы, временами прикладывал к глазам бинокль.

— Пора, Курбан. — Виктор говорил так тихо, что никто другой не мог услышать его слов. — Всегда помни: у тебя есть родной брат… единственный…

Со стороны казалось, что они обсуждают что-то важное перед тем, как принять окончательное решение.

— Иорхураз, Курбан твой командир, любое его слово — приказ, — сказал Виктор, подозвав юного проводника. — Что бы ни случилось, три дня ждем вас в Сайбуе.

— Ничего не случится.

— Ну, как говорится по-русски, дай бог… — Виктор крепко жал, долго не отпуская, руку друга. Потом, оттолкнув в плечо, махом взлетел в седло и ускакал в голову эскадрона. К Курбану подошел Норхураз, до сих пор стоявший в стороне, Курбан положил ему на плечо руку. Провожали взглядом отряд.

— Пошли… Зимний день короток, надо до темноты быть на той стороне, — сказал, озабоченно посмотрев на небо, Норхураз. — На перевале и при солнце бывает ночь.

Этот немногословный, отвечающий только на вопросы юноша пришелся по душе Курбану. Такому можно доверять.

Чем выше поднимались, тем снега было все больше. Идти трудно. Норхураз был спокоен, двигался, казалось, неспешно и лошадь свою не понукал. Когда высота снега достала стремя, он слез с седла и пошел впереди коня. Курбану не хотелось спешиваться, но Гнедой увяз в снегу и остановился. Норхураз обернулся, коротко бросил:

— Идите по моим следам… Здесь тропа узкая.

Как он видел тропу сквозь толщу снега, для Курбана оставалось загадкой.

Пошел снег, подул ветер. Дышалось трудно. Выбившись из сил, Курбан взглядом искал сквозь пелену снега удобную расщелину в скале, где можно было перевести дух. Нечаянно наткнулся на Норхураза возле огромного плоского камня, торчавшего, как кусок стены разрушенного дома.

— Перевал… Османупар. Передохнем и пойдем, шагов триста — и начнется спуск, — сказал проводник.

— Все время так? — спросил Курбан, кивая на снежную мглу.

— Часто… Когда снега нет, бурана нет, Тангдару видно…

Норхураз ожидал, что по ту сторону перевала снега будет мало, но все оказалось наоборот: высота снежного покрова была в рост человека, и так до самой долины. Измученные, измотанные пронизывающим ветром и снегопадом на перевале, Норхураз с Курбаном остановились на краю обрыва, над саем.

— Я сейчас приду, — сказал Норхураз, передавая повод своего коня в руки Курбану, и направился к огромной каменной глыбе, выпиравшей из-под снега. Он спустился к саю, нарезал большую вязанку прутьев дикого тала и поднялся наверх. Укрывшись от ветра за камнем, ничего не говоря Курбану, он плел снегоступы.

— Это вам, — наконец послышался его голос. Одну пару снегоступов прикрепил к ногам Курбана, другую бечевкой затянул на своих. — Пошли.

Курбан передвигался по снегу легко, свободно, будто перед ним твердая дорога, запорошенная снегом.

— Здорово! — сказал он. — У тебя золотые руки! И золотая голова.

Норхураз шел молча.

У узбеков, Курбан знал это с детства, всегда о уважением относятся к людям немногословным, умеющим молча выслушать других. К таким людям, на чьих лицах не прочтешь выражения боли или страха, гнева или отчаяния. Такие люди редко рассказывают о себе и, если скажут что-то в ответ на сказанное другими, слова их бывают точны и могут быть приняты как добрый и мудрый совет.

Остались позади бездонные пропасти и обрывы, отвесные скалы, изгибы снежной тропы, крутые подъемы, буран и снег. Началась зона арчовых лесов. Здесь еще один короткий привал.

— Норхураз, здесь, наверно, много хищных зверей? — поглядывая из-под арчи на перевал и горные вершины, окутанные серыми тяжелыми облаками, спросил Курбан.

— Снежных барсов осталось наперечет… Пищи не хватает… Люди поубивали, — судорожно вздохнул Норхураз. — Зачем убивают… не пойму.

— Да-а-а, — протянул Курбан, поглядывая на перевал. Ему еще не верилось, что совсем недавно он был там, в этом аду, что скоро Норхуразу придется одному пройти тот же путь, забыл о себе.

— На пути еще один перевал, — сказал Норхураз, словно угадывая его мысли. — Керагатаг. Он небольшой. Перевалим его и — все. Пойдут кишлаки… а там и рукой подать.

Так оно и было.

Отдохнув, они снова встали на снегоступы, вели коней за повод. Вскоре толщина снежного покрова стала заметно уменьшаться, и они, сбросив снегоступы, поехали верхом. В спину дул сильный холодный ветер, быстро опускались сумерки. У подножия Керагатага остановились перед пещерой.

— Здесь заночуем, — Норхураз спрыгнул на землю.

Курбан завел свою лошадь и привязал к колышку, вбитому в стену, рядом с конем Норхураза. Снял седло, попону и отнес на деревянные нары. Норхураз зажег масляный светильник. В неглубоком, но широком углублении посреди пещеры он развел костер, вышел наружу и вскоре вернулся с наполненным водой закопченным кумганом и подвесил его на толстый железный прут, напоминающий колодезный журавль. Вытащил из-под нар грубо сколоченный столик, две маленькие скамейки и поставил возле костра. Потом закрыл вход в пещеру плотной плетенкой из жердей тала, подперев ее толстым коротким бревном тутовника. Все, что он делал, делал так, будто пещера эта знакома ему, как комната в родном доме.

— Хороша мехманхана? — сказал с неожиданной улыбкой.

Курбан удивился — так он привык видеть невозмутимое, словно одеревеневшее лицо своего проводника. И вдруг… улыбка.

— Что так смотрите? — смутился Норхураз.

— Да вот думаю, что бы тебе подарить на память, — сказал, вставая, Курбан. Он порылся в хурджуне, достал завернутый в шелковый поясной платок маленький браунинг с коробкой запасных патронов, протянул Норхуразу. — Трофейный. Бери, бери! С платком, Запасные патроны кончатся, помни, от нагана подойдут… Бери, ну возьми! Мне он теперь ни к чему… и винтовку тебе оставлю, командиру сдашь. Завтра, как перейдем Керагатаг, на рассвете я сбегу от тебя. Понял?

— Как… сбежите?

— А очень просто. Ты проснешься — а меня нет! — Рассмеялся.