Я сам похороню своих мертвых - Чейз Джеймс Хедли - Страница 10

– Есть еще свидетельство мисс Хопер, – сказал Инглиш. – Она видела, как Рой уходил из квартиры девушки. Если она начнет болтать об этом, помощник прокурора произведет обыск и может обнаружить пятна.

Морили улыбнулся:

– Не беспокойтесь относительно мисс Хопер, я займусь ею. Я знаю людей ее сорта: они ни за что на свете не пожелают предстать на суде свидетелями… Опытный адвокат, типа Сэма Крайля, может доставить ей много неприятностей. Я ей дам это понять, и она не будет болтать, поверьте мне.

Инглиш шагнул вперед.

– Вы отдаете себе отчет, что очень мало шансов на то, что Рой убил эту девушку? Если она действительно была убита и не Роем, значит, настоящий убийца остается безнаказанным?

Морили пожал плечами:

– Если помощник прокурора услышит про пятно, убийцей будет ваш брат, мистер Инглиш. Вы можете поспорить на это всем своим состоянием. Впрочем, учитывая все сделанное вами для меня в прошлом, я подумал, что смогу оказать вам услугу, раз представляется такая возможность.

– Очень любезно с вашей стороны, инспектор. Я не забуду этого. Может быть, действительно лучше не говорить о пятне?

– Как хотите, – сказал Морили, вставая. – Я в восторге, что мог быть вам полезен, мистер Инглиш.

– Послушайте, – продолжил Инглиш с отсутствующим видом, будто речь шла о несущественном. – Вы выиграли матчевое пари, не так ли, инспектор? Сколько там получилось?

Морили провел пальцем по своей черной бородке, прежде чем ответить:

– Пять тысяч долларов, мистер Инглиш.

Инглиш улыбнулся:

– Так много?

– Мне кажется, да.

– Тогда я сейчас распоряжусь. Я считаю, что всегда надо платить долги. Я полагаю, вы предпочтете чек?

Инспектор промолчал.

Инглиш снова обратился к внутреннему телефону:

– Гарри, не занимайтесь комиссионными, о которых я вам говорил. Я сам сделаю.

– Хорошо, мистер Инглиш.

Инглиш встал и направился к несгораемому шкафу.

– У вас четко поставлено дело, мистер Инглиш, – заметил Морили.

– Спасибо за комплимент, – сухо проговорил Инглиш. Он открыл шкаф, вынул оттуда две пачки банковских билетов и бросил их на письменный стол. – Вы предпочитаете наличными? Что ж, пожалуйста. Я не прошу у вас расписки.

Морили взял деньги и пересчитал, прежде чем сунуть их в карман.

Инглиш вернулся на свое место за письменным столом и пристально посмотрел на инспектора.

– Вдруг помощник прокурора не доверится вашему рапорту? – сказал он. – Он может послать кого-нибудь обследовать помещение Мэри Сьюит, и тот, возможно, сумеет обнаружить пятно.

Морили улыбнулся.

– Это, может быть, и нечестно с моей стороны, – смущенно сказал он, – но я утверждаю, что услуга, которую я вам оказываю, стоит этой цены. Пятна больше не существует. Я уничтожил все, – он подошел к двери. – Ну что ж! Я не стану вас больше задерживать. Мне необходимо поехать в комиссариат и написать рапорт.

– До свидания, инспектор.

После ухода Морили Инглиш глубоко вздохнул.

– Проклятие какое-то! – проворчал он вполголоса. – Это ведь настоящий шантаж. Вот подонок.

4

Инглиш с порога ресторана увидел сенатора, одиноко сидящего в углу. Лицо его выражало нетерпение и недовольство.

Сенатору Генри Бомонту исполнилось шестьдесят пять лет, он был маленьким и тщедушным. Его морщинистое лицо имело цвет старой дубленой кожи, а серые глаза глядели по-молодому пронзительно.

Обладая невероятной амбицией, он надеялся когда-нибудь сесть в президентское кресло. Свою карьеру он начал мойщиком бутылок в трактире и сумел извлечь из этого выгоду. В награду за услуги, оказанные им во время войны, ему поручили пост администратора в управлении дорог и мостов. Тогда он и встретился с Инглишем, который мечтал пустить в ход свою гироскопическую буссоль. Бомонт познакомил его с деловыми людьми, и благодаря этим знакомствам Инглишу удалось наладить дело.

Когда Инглиш обосновался в Эссекс-Сити, он вспомнил о Бомонте и предложил финансовую помощь в случае, если тот захочет выставить свою кандидатуру на пост судьи. Бомонт воспользовался предложением, представившейся возможностью и благодаря деньгам Инглиша добился своего.

Но через шесть месяцев должны были состояться перевыборы. Их результаты представлялись далеко не очевидными. Оппозиция, побежденная в прошлый раз, была не сломлена.

Сенатор приподнялся, приветствуя Инглиша.

– Я уж думал, что вы вообще не придете, – упрекнул он хорошо поставленным голосом и сел.

– Меня задержали, – Инглиш не стал вдаваться в подробности. – Что будем есть?

Пока сенатор составлял свое меню, метрдотель сунул в руки Инглишу конверт.

– Это письмо пришло для вас десять минут назад, мистер Инглиш, – шепнул он.

Инглиш поблагодарил, заказал бифштекс с зеленым горошком и бутылку вина, потом вскрыл конверт.

«Все идет хорошо. Корина отлично сыграла свой номер. Вердикт: самоубийство на почве нервного кризиса. Больше нечего опасаться. Сэм».

Инглиш сунул письмо в карман, и на лице его появилась жесткая улыбка.

Как только метрдотель отошел от стола, сенатор спросил:

– Что за история с вашим братом? Что же это он сделал, Бог мой?

Инглиш поднял на него удивленный взгляд, будто Бомонт тревожился о чем-то несущественном.

– Вот уже много месяцев Рой жил на нервах. Я предупреждал его, что он слишком много работает. И вот нервы не выдержали… Он предпочел легкий путь.

Щеки сенатора налились кровью.

– Рассказывайте другим эти глупости, – сказал он, не повышая, однако, голоса. – Рой никогда в жизни ни одного дня не работал. Говоря о шантаже…

Инглиш пожал плечами и проговорил безразличным тоном:

– От него следовало ожидать чего-то подобного. Слишком многие будут рады устроить скандал… Рой покончил с собой потому, что у него возникли осложнения в делах, вот и все.

– В самом деле? – Бомонт наклонился вперед, насмешливо глядя на Инглиша. – Я слышал, что он заставил одну женщину «петь» и что у него должны были отобрать лицензию. Это правда?

– Совершенно верно, но никто не посмеет этого утверждать, если не захочет быть привлеченным мною к ответственности за клевету.

Бомонт откинулся назад. В его взгляде появилось восхищение.

– Это так? – все же спросил он.

Инглиш утвердительно кивнул.

– Комиссар полиции начал следствие. Я с ним говорил. Он не пойдет дальше, Бомонт.

Официант принес бифштекс. Сенатор подождал, пока он отойдет, и продолжал:

– Может быть, мне и нечего опасаться, зато вам есть. Это может взорвать весь замысел с госпиталем.

Инглиш поднял глаза от бифштекса.

– Что дает вам основание так думать? Если типы из комиссии воображают, что могут навредить мне, то они ошибаются.

– Послушайте, Ник, нужно быть благоразумным, – озабоченно проговорил сенатор. – Вам не удастся так просто выкрутиться. Неприятные для вас слухи не утихают, а вы знаете, каковы они там, в комиссии. Если я им скажу, что вы хотите назвать госпиталь своим именем, они пойдут в атаку.

– Тогда подождите, пока все уладится. Через несколько недель о нем забудут.

– Но собрание состоится на будущей неделе.

– Это вино замечательное, – сказал Инглиш, поднял бокал, пропуская реплику собеседника мимо ушей. – Вы должны его попробовать. Оно лучше вашего скотча.

– Я плюю на ваше вино, – взорвался сенатор, ерзая на стуле. – Нельзя задержать совещание. Вы знаете это так же хорошо, как и я.

– И тем не менее оно будет задержано. Кто построил госпиталь? Кто финансировал? А это означает… что собрание может быть отложено. Я вам это говорю, я, и вы можете объявить это от моего имени.

Бомонт, словно ему стало душно, оттянул пальцем воротничок.

– Хорошо, попробую. Но я вас предупреждаю, Ник, что это произведет плохое впечатление. Рис, помощник прокурора, и члены комиссии вас не любят. Если они смогут доставить вам неприятность, они непременно это сделают, и тогда плакала ваша мечта о госпитале имени Инглиша.