Блуда и МУДО - Иванов Алексей Викторович - Страница 95

– А что тут сделать, если детей нет? – пожал плечами Костёрыч.

– Ты, Морж, сам всю эту кашу заварил! – возмутилась Розка. – Сам и расхлёбывай!

Моржов оглядел присутствующих. Щёкин, Костёрыч, Сонечка, Розка, Милена… Все уже стали ему как родные. Но в общих интересах их странной семьи было призвать её членов к некоторой ответственности. Мобилизовать. Моржов решил держаться несколько пожёстче, как и надлежит патриарху.

– Позволю себе не согласиться, – сказал он. – Я, конечно, плут ещё тот, но никто из вас не отказался от плодов заваренной каши. Плоды были съедены со всеобщим удовольствием. Это не беда. Для того плоды и были нам нужны. Но, поедая плоды, товарищи, ряд наших с вами сотрудников почему-то решил жить своим умом, словно бы моего ума им недостаточно. Да-да, милые девушки, я имею в виду вас. Я возражал всеми способами, но вы не вняли. Вы накатали телегу в областной департамент. И в результате этой телеги к нам едет ревизор. В его приезде – ваша заслуга, а не моя. Без вашей инициативы всё осталось бы шито-крыто. Поэтому давайте не будем искать и расстреливать главного виноватого, а дружно и сообща договоримся, как мы облапошим ревизора.

– Я не умею обманывать, – печально сознался Костёрыч. – Пусть уж лучше накажут…

– Нет, это не лучше, – возразил Моржов. – И никому не надо учиться обманывать. Зачем вам это, если есть я?

Щёкин курил, с аппетитом поглядывал на Сонечку и с удовольствием ожидал развития интриги. Костёрыч переживал, обречённо помешивая гибкой ложечкой чай в одноразовом стаканчике. Сонечка смущалась от взгляда Щёкина и виновато отворачивалась. Милена привалилась спиной к столбу и куталась в кофту; лицо у Милены было отчуждённо-недовольное. Розка агрессивно смотрела на Моржова, выискивая, к чему бы придраться.

– Вообще, Моржов, у меня чувство, что ты нагибаешь нас всё ниже и ниже! – заявила она.

– Нет, ты путаешь, – ласково ответил Моржов. – Мы просто принимаем положение для низкого старта к финалу.

– Борис, – бодро сказал Щёкин, – когда мы отсидим и выйдем, предлагаю тебе как художнику открыть своё модельное бюро. Я налажу производство, а ты разработаешь коллекцию «Троельга-лето». Идентичные настоящим эксклюзивные пластмассовые тараканы для любой головы.

– Я уже всё придумал! – не реагируя на Щёкина, покровительственно сказал Моржов. – Плясать в шоу буду я сам. Константина Егоровича, как не умеющего врать, я с поля удалю. Тебя, Щёкин, как врущего слишком экстравагантно, я удалю вместе с ним. А девушки останутся на бэк-вокал.

– А мы, значит, способны врать, да? – взъелась Розка.

– Нет, и вы не способны. Врать буду я один как наиболее талантливый. А вы нейтрализуете ревизоров тем, что откажетесь от своего доноса.

– То есть?… – не поняла Милена.

– Вы скажете, что написали донос сгоряча, на нервной почве. Теперь, мол, всё устаканилось. Приносим свои извинения.

– Это… воистину нелепо, – сказала Милена.

– Нелепо, согласен. Но зато по-человечески. Девушкам простительно. Нет трупа – нет преступления. Ревизоры поворчат, но успокоятся. А Шкиляева перейдёт на нашу сторону.

– Что, и Шкиляиха прикатит? – разозлилась Розка.

– Думаю, в комиссии будут Манжетов, Шкиляева, Каравайский и двое ревизоров из областного департамента. Один из этих двоих – единомышленник Манжетова.

– Как ты это высчитал? – изумилась Розка.

– Дедукция. Жалоба была на Шкиляиху. Каравайский – официально начальник нашего лагеря. Манжетов же должен контролировать разруливание ситуации, причём контролировать лично. Он повезёт комиссию сюда на своей машине – не на электричке же всем ехать. В машине пять мест. Ревизорам остаются только два места. Для подстраховки Манжетов добьётся, чтобы один из ревизоров был его сторонником. И всё получается не так уж и страшно для нас.

Розка по-Сонечкиному открыла рот, взирая на Моржова.

– Ну и башка у тебя, Моржище! – уважительно сказала она.

– Да, не жалуюсь, – скромно согласился Моржов. – Но давайте далее… Я вот подумал на досуге, что мы недостаточное внимание обратили на факт передачи Троельги железной дороге.

– От социалки везде отказываются, – сказал Костёрыч.

– Это не аргумент, – отсёк Моржов. – Я думаю, что передача Троельги, закрытие МУДО и учреждение Антикриза – это звенья единой цепи. Это не энтузиазм реформаторов – их время прошло. И не афера – их время тоже прошло.

– Бесхозяйственность, – предположил Костёрыч.

– Для бесхозяйственности в эпоху поиска неразобранных ресурсов это слишком рискованная область. Я думаю, что всё это – солидный бизнес-проект, возглавляемый Александром Львовичем.

Милена совсем ушла в тень.

– И у такого бизнес-проекта наверняка есть лобби в областном департаменте, – продолжал Моржов, для себя подумав, что это лобби – ОПГ Манжетова. – И если это проект, то он осуществляется по плану. А инопланетные американцы в план не входили. Вскрытие нашего преступления – вообще форс-мажор. Если нас разоблачат, то удар придётся и по Шкиляихе. Ушибленная Шкиляиха вывернет все тайны бизнес-проекта наизнанку. Её дружно примутся увольнять. Начнётся непрогнозируемая катавасия с МУДО. И на фоне этой истерики отдавать Троельгу будет попросту невозможно. А Троельга, как я понимаю, – главный ресурс. Он запустит механизм функционирования Антикриза. Без этого ресурса Антикриз – замок на песке.

Щёкин курил и ухмылялся, Розка морщила лоб, а Костёрыч задумчиво постукивал пальцами по столешнице. Милена не появлялась из тени, и Моржову показалось, что она кое-что слышала от Манжетова про эту многоходовку. Или сама догадалась. Сонечка же сидела кукла куклой, ничего не понимая.

– В общем, как ни странно, никто не заинтересован в разоблачении нашего умысла, – завершил пассаж Моржов. – Кроме одного-единственного члена комиссии, на которого мы плюнем все вместе. И потому мы будем врать, а комиссия будет кивать. Все всё понимают, но никто ни в чём не сознается. Так у нас всегда. Если я не прав, съешьте меня живьём.

«А язык, необходимый для изображения такого вранья в виде правды, – это пиксели, – подумал Моржов. – Точнее, даже не так… Формат изложения, при котором все интересы будут соблюдены, – это формат Пиксельного Мышления. Ведь язык не бывает сам по себе. Язык обслуживает коммуникации. А какие коммуникации в разгар KB? He обмен ценностями, а товарообмен. В отличие от пиксельной, в формате обычной логики волкам зубов не спрятать».

– Борис… – негромко сказал Костёрыч, – я не перестаю вам удивляться… Может, вам пойти в политику?

– Не могу, – вежливо посожалел Моржов. – Там я проворуюсь неприлично быстро.

Моржов не сказал ещё двух вещей – тоже, в общем, определяющих. Первое – что скандал с разоблачением совсем не в стиле Манжетова. Не в его формате. Его формат – тихая атака из-под ковра, бесшумная кража стульев, молчаливое удушение бумагой, безмолвная административная дематериализация явлений. Манжетов побоится незнакомого формата.

И второе – что Манжетов в любом случае что-нибудь теряет. Моржов это понял интуитивно – во время разговора с Манжетовым в кафе, а потому и обнаглел там. Задача Манжетова – минимизировать потери. Если Манжетов вскроет моржовский трюк с сертификатами и американцами, то потеряет и МУДО, и Антикриз. Ему придётся подписывать приказ об увольнении педагогов – и Милена не простит ему такой несправедливости. А вот если Манжетов сделает вид, что Троельга полна детей и американцев, то он сохранит все свои замыслы – кроме, опять же, Милены, которую уведёт Моржов. И выбор Манжетова – терять всё плюс Милена или терять одну лишь Милену. Собственно говоря, для Манжетова тут и вовсе нет выбора.

Моржову же терять было нечего. Что бы ни случилось, он сможет, как и прежде, закрашивать свои пластины, работая где попало. Короче, в этой битве побеждает тот, кто без обоза. Македонский, Дарий и Гавгамелы…

– Получается, что мы должны просто организовать для ревизоров возможность реализовать их желание быть обманутыми, – подвёл итог Моржов. – Больше ничего.