Суер - Коваль Юрий Иосифович - Страница 35

Ведь протекают наши годы!

ГЕНА. - Да, все течет!

И с каждым летом

ВМЕСТЕ.- Все больше шансов

Стать скелетом!

С этими мрачными словами други - а назвать их можно было только так други! - обнявшись, удалились за каменные кулисы.

Бурные аплодисменты потрясли фрегат, многие плакали, щупали друг другу кости, пробовали на прочность лбы и колени.

Великие артисты много раз выходили на поклон, выскакивали с книксенами в коленах.

Мы просили сыграть спектакль еще парочку раз, и они с наслаждением его повторяли, причем каждый раз играли все лучше и лучше, и на восемнадцатый, по-моему, раз заключительные строчки:

"Все больше шансов стать скелетом!" - орали уже в диких конвульсиях, подающих, правда, надежду на скорую встречу с кагором.

Наконец Басов сказал:

- Мы можем разыграть еще один спектакль, только бабу нужно. У нас в труппе была заслуженная артистка, да теперь играет в театре Советской Армии. Савельева Рая. Не видали? У вас-то на корабле есть хоть какая баба?

- Да есть одна, в одеяле завернутая. Ни за что не согласится.

- Это в артистки-то сходить не согласится?

К удивлению, мадам Френкель действительно выперлась на палубу, в -одеяле женского цвета, в клеточку, усыпаннуюконскими каштанами. Одеяло это элегантно подчеркивало ее многообразную фигуру.

- Перебирайтесь на берег, мадам.

- Да ладно, чего там, я и отсюда сыграю.

- Да ведь надо выучить роль.

-Знаем роль. Я этот спектакль сто раз видела, правда, в постановке Петра Наумовича.

- Как, вы знаете великого Фоменко:

- И не один раз, - с достоинством ответила поднаторевшая на "Лавре" мадам.

И они сыграли спектакль. Басов на своей скале, Гена своей, а мадам на палубе нашего фрегата.

Глава LIX. Судьба художника

Начал дело Гена, который, как мы поняли, был великий мим.

Во всем спектакле он не сказал ни слова, ибо изображал великого художника. Это была немая преамбула, чистая пластика, шарм.

Он писал картину, накидываясь на холст, ломая кисти,

скрипя зубами,

тщательно размешивая краску

на палитре, сипел,

хрипел,

смазывал изображенное пятерней,

взъерошивал волосы, глядел на холст в кулак,

поворачивался к картине задом и глядел на нее между ног,

тер картиной землю,

с дикими скачками, гримасничая и кривляясь, выл, когда получался удачный мазок,

рвал на себе волосы от малейшей неудачи,

пытался повеситься на мольберте, но срывался,

много раз плакал,

разрезал холст, но потом все аккуратно заштопал, хохотал от счастья и катался по земле от восторга, снова все затирал и начинал сначала,

закалывался кистью,

грыз палитру,

мочился под мольберт,

отбегал от картины на пять шагов и, зажмурившись,

кидался на нее,

растопырив кисти, как бык рога,

в общем, это был тяжелейший поединок гения и культуры.

Наконец он отошел от картины, опустив голову.

Он победил, он выиграл великий поединок.

С этого момента и началось то, что можно написать в виде

БАСОВ И ЗОЯ

(ПЬЕСА)

БАСОВ. - Под вечер на лугу

Усталый Верещагин

Кисть опустил

И сделал шаг назад.

ЗОЯ. - Кисть опустил

Усталый Верещагин

И сделал шаг назад

Под вечер на лугу.

БАСОВ (раздражаясь,). - Да, шаг назад!

Но, Боже! Сколь

огромный

Обычный шаг назад

Дал миру скок вперед!

ЗОЯ (восторженно).- Обычный шаг назад,

Но, Боже! Сколь

огромный

Тот шаг назад

Дал миру скок вперед!

БАСОВ. - Слова мои, зараза, повторяешь?

Ты вдумайся в значенье этих слов!

ЗОЯ. - Дай мармеладу, Басов!

БАСОВ. - Мармеладу?

ЗОЯ (твердо). - Да, мармеладу!

БАСОВ (гневно). - Мармеладу дать???!!!

ЗОЯ (к публике). - Он мармелад для женщины жалеет!

БАСОВ. - Ты что сказала, стерва? Повтори!

ЗОЯ. - Под вечер на лугу

Усталый Верещагин

Кисть опустил

И сделал шаг назад.

И снова шторм аплодисментов, крики "браво" с ударением на оба слога и комментарии:

- А ведь не дал мырмилату (Чугайло).

- А чего она повторяет! Думай сама! (старпом)

- Я бы дал, если б она дала! (Фалл Фаллыч)

- Кисть рано опустил (Суер).

- Но все-таки Верещагин сильно писал черепа! Молодец! (Петров-Лодкин)

Пока мы все так комментировали, на сцене разыгрался второй акт.

БАСОВ И ЗОЯ

(ВТОРОЙ АКТ ПЬЕСЫ)

БАСОВ. - Ну, все!

Теперь конец!

Теперь терпеть не буду!

Теперь - я не дурак!

ЗОЯ. - Молчи!

БАСОВ.- Теперь конец!

Теперь я не дурак!

Теперь терпеть не буду!

Был круглым дураком!

ЗОЯ.- Молчи!

БАСОВ. - Терпел всю жизнь!

Теперь я - не дурак!

Терпеть?

Теперь не буду!

Теперь - я не дурак!

Теперь...

ЗОЯ. - Молчи, говно!

Глава LX. Иоанн Грозный убивает своего сына

*

- Мысленно обнимаю вас, друзья, - говорил Суер, растроганно благодаря актеров. - Мысленно посылаю вам море цветов. Меня поражает, как правильно мы назвали остров. Вижу, ясно вижу очень много высокой нра... на ваших берегах. А теперь сыграйте нам последнюю пьесу, и пусть это будет про Ивана Грозного. Нам известно, что эта великая вещь, не испорченная Шекспиром, имеется у вас в репертуаре. Сыграйте же, а мы незаметно отплывем, не прощаясь, по-английски...

ИОАНН ГРОЗНЫЙ УБИВАЕТ СВОЕГО СЫНА

ТРАГЕДИЯ

(Сцена представляет собой интерьер знаменитой картины Ильи Ефимовича Репина. СЫН сидит на ковре, играет. Врывается

ИОАНН ГРОЗНЫЙ. Он быстр в бледном гневе).

СЫН. - Отец! Что с вами?

ИОАНН. - На колени!

СЫН. - За что?

Ну ладно.

Вот.

Стою.

ИОАНН. - Подлец!

СЫН. - К чему такие пени?

ИОАНН. - Ты обесчестил честь мою!

СЫН. - Отец!

Не надо жезла трогать!

Не троньте жезл!

Пускай стоит!

Зачем вам жезл?

Ведь даже ноготь

Десницы царской устрашит!

Как нынче грозны ваши очи.

Слепит сиянье царских глаз.

Оставьте жезл, отец!

ИОАНН. - Короче!

Меня ты предал!

СЫН. - Предал? Аз?

ИОАНН. - Ты продал душу супостату!

Стал отвратительным козлом!

СЫН. - Оставьте жезл!

Прошу вас, тату!

Отец!

Не балуйте жезлом!

ИОАНН. - Ты без ножа меня зарезал!

Засранец!

СЫН. - Батя!

Бросьте жезл!

ИОАНН. - Не брошу!

Понял???