Железное небо (СИ) - "Dammer" - Страница 58

Я всегда был прямой, как лом. О таких говорят: «Думай, прежде чем сделать или сказать!» — и обычно под этой фразой скрывалась обида. Своими словами я мог сильно задеть кого-либо. Так вот, чистосердечно заявляю — я думал. Я правда всегда думал прежде чем что-либо сказать или сделать, и постоянно приходил лишь к одному выводу: мне всё равно. Обидел? Хрен с тобой. Разозлил? Шикарно. У меня нет будущего? Какая жалость. Серьёзно. На-пле-вать!

«Идите вы к чёрту, сраные люди! И все ваши мечты, и планы, и обещания, и достижения… И хоть от одной смерти какого-то жалкого паренька ничего не изменится, но…» — я не стал заканчивать собственную мысль, выставляя ногу вперёд и чувствуя, в каком неустойчивом положении я оказался, пытаясь, по сути, наступить на воздух.

Но именно тот шаг мне не дал сделать Он.

— Эй, если хочешь умереть, сделай это где-нибудь ещё. Это здание я присмотрел себе ещё три месяца назад, — хмыкнул мужской голос где-то позади меня и, я бы точно упал, от испуга подпрыгнув как нельзя кстати вперёд. Но некто успел схватить меня буквально за шиворот и оттянуть от края крыши, спасая мою шкуру. — Совсем сдурел?!

— Ты кто такой? — только и смог выдохнуть я, взирая на парня перед собой. Кажется, он мой одногодка. И внешность какая-то знакомая. Мы учились вместе в начальных классах… Или нет. Или я просто его где-то видел. А фиг с ним! — И что значит «присмотрел себе»?

— Какая разница? — усмехнулся парень, оттолкнув меня от себя и усаживаясь на тот же самый край крыши, свешивая ноги вниз. — Уходи отсюда.

Как ни странно, но я молча ушёл.

Правда, ненадолго. Через неделю вернулся. Этот странный пацан был там. Я, поймав на себе его недобрый взгляд, пулей вылетел из здания, почему-то сильно испугавшись.

Самоубийство уже давно является той самой неизменной вакциной от всех недугов. Сейчас каждый пятый думает о том, что самовыпил — не такая уж плохая идея, если дела совсем плохи. И каждый восьмой совершает этот поистине смелый, пусть и глупый поступок. Именно глупый. Невероятно глупый. Можешь бороться? Делай это! Глупо сдаваться на полпути! Но эта мысль не мешала мне не видеть в самоубийстве ничего низкого, эгоистичного или неправильного, наоборот. Низко — лишать человека выбора и своего собственного мнения. Эгоистично — заставлять его жить так, как удобно тебе. Неправильно — убеждать себя в том, что всё это делается лишь во благо того самого человека. Люди всегда считали себя лидерами. Человечество, если хотите, считает себя лидером.

Да что вы можете знать, глупые люди?

Ничего.

Вы ничего не знаете.

И ваше завышенное самомнение бесит как ничто другое.

Я всегда думал, что миру будет лучше без людей, хоть и с горечью признавал это. Потому что если бы мне дали выбор, кого убить, а кого оставить, я, разумеется, оставил бы в живых тех, чья деятельность мне нравится. Это была бы парочка любимых писателей, мангак, актёров, мужик из пиццерии напротив моего дома… Но подобное не честно, а поэтому если уж убивать, то всех. Себя тоже. И как бы сильно я не любил хотя бы этих людей, я бы всё равно предпочёл уничтожить их вместе с остальными. Мне как-то подумалось, что природа разрулит эту проблему сама, а вот свой «срок годности» я решил выбрать себе сам. Вот такой я самостоятельный.

— Опять ты?

— Угу, — буркнул я, вновь придя на эту крышу и встретившись с уже знакомым мне — хотя бы внешне — парнем. На минуту показалось, будто он с этого места на краю крыши ни на миллиметр не сдвинулся за все эти недели.

Парень тяжело вздохнул. Я робко присел рядом с ним. Мы молчали минут сорок. То ли у него не было настроения, то ли он всегда такой — хрен его знает! Но этой игры в молчанку я не выдержал и, бросив на прощание сухое: «Пока», — ушёл.

Когда я сбегал из дома, а затем возвращался как ни в чём не бывало, родители в ярости кричали на меня (особенно мама), а отец бил, используя посторонние предметы. В восьмой подобный раз я дал ему сдачи, назвал мудаком и снова ушёл. И вот я здесь. На этой проклятой крыше. И этот парень снова тут, в упор смотрит на меня и не моргает. Ну почему я до сих пор не спрыгнул?

— Что у тебя на лице? — взгляд парня скользнул по моей подбитой отцом скуле. Я поёжился и сглотнул ком в горле.

— Да так…

— Подрался с кем-то?

— Нет, блин, родился с подбитой мордой! — огрызнулся я, впрочем, беззлобно. Парень никак не отреагировал, просто сверлил меня колючим взглядом. А ведь я уже почти привык к нему, между прочим. Правда, обычно мы мало разговаривали. Я, чаще всего, молча и незаметно следил за ним, улавливая жесты, изучая мимику, следя за взглядом, примечая какие-то мелкие детали — вроде небольших ссадин на локтях и коленках парня или же разноцветных напульсников, которые менялись на новые, не менее яркие и цветастые, с каждой нашей с ним встречей. Сегодня, например, это был чёрно-красный клетчатый напульсник с какой-то непонятной вышитой надписью. Сам парень сидел на краю крыши, облачённый в широкую красную футболку, свободные чёрные шорты с красными полосами по бокам и чёрные кроссовки. Рядом с ним лежал совсем новый воздушный скейтборд. Так вот откуда у него ссадины!

— Долго ты собрался пялиться на меня? — кажется, я слишком долго размышлял. Он смотрит на меня, как на идиота!

— С отцом подрался, — всё же выдохнул я, присаживаясь рядом. Злоба на вышеупомянутого родственника взяла верх и меня понесло. — Потому что он сраный мудак! Терпеть его не могу! Обращается со мной, как с малолеткой! И мама тоже… Я же не тёлка, чтобы за меня беспокоились, когда я ночью сваливаю! Хочется…

— Сдохнуть? — закончил он вместо меня. Я воззрился на него удивленным взглядом, а затем, грустно вздохнув, кивнул. — Именно поэтому они и волнуются. Потому что ты хочешь сдохнуть. Ты ведь наверняка не один раз говорил им об этом, я правильно понимаю?

Я шумно сглотнул. Ты психолог, что ли, парень?!

— Отец — еблан, мать — истеричка… Ты так думаешь только сейчас, это пройдёт. А суицид — это не выход, — спокойно проговорил подросток, вглядываясь вдаль. Солнце постепенно уходило за горизонт, окрашивая все вокруг в оранжево-красные цвета, и пусть уже вечер, но на улице было всё ещё тепло, даже на такой высоте. Парень тем временем взглянул вниз. — Там ничего нет.

— Где «там»?

— Внизу. Там ничего нет.

— В этом всё и дело. Я хочу, чтобы у меня было Ничего.

Он вдруг рассмеялся. Заливисто, долго. Смех оказался таким заразительным, что я, после того, как минуту с явным недоумением смотрел на парня, почему-то тоже засмеялся.

— Ты хочешь ничего? — выдохнул он, наконец, отсмеявшись и вытирая слёзы. — Как это?

— Ну, вот так. У меня есть слишком много всего, и жить было скучно с самого начала. А если бы у меня было Ничего, то у меня бы появилась какая-нибудь цель, мечта… Смысл…

— А-а-а, вот оно что.

— Да.

Помолчали.

— Знаешь, а ведь у меня тоже было всё. И я это всё потерял. Точнее, отказался, — он говорил об этом легко и почти весело, немного покачиваясь в стороны.

— Отказался?

— Да, поверь мне, можно и так, — на губах подростка заиграла злая усмешка. — Тебе не нужно уходить из жизни. Ты можешь уйти от Всего.

Я понял. Я понял, о чём он мне говорит. Я мог уйти не из жизни, а из семьи. Попробовать жить самостоятельно, попробовать подняться на ноги сам, как все. Но, наверное, этому странному парню не обязательно знать, что моя истинная проблема кроется в ином.

— Зачем ты мне помогаешь? Мы ведь незнакомые друг другу люди, — я действительно этого не понимал. В этот момент мне показалось, что рядом со мной сидит вовсе не подросток, а невероятно уставший взрослый человек. Но спрашивать его о чём-то личном мне было стыдно. Возможно, пришло осознание того, что кому-то может быть ещё хуже, чем мне, но ведь и эти люди живут.

Он посмотрел на меня, как на умалишенного, а затем, болтая ногами в воздухе, улыбнулся и пожал плечами:

— Кто знает.

С того момента, как я начал приходить на ту крышу, в голове роились мысли об этом парне, а не о том, как бы устроить апокалипсис, имея при себе лишь пару сотен сейн на карте, зажигалку и цветной пластилин.