Где они все? (СИ) - Лучанинов Александр Сергеевич - Страница 24

Прекратите этот фарс! Вы что, не видите? Он все вспомнил. Теперь придется начинать сначала.

— Мы не виноваты, — начал оправдываться Грант, будто тоже слышал его.

Джеральд прижал ладони к ушам и упал на колени. Боль пронзила череп словно пуля.

А кто виноват? Почему он начал вспоминать?

— Не знаю, мы все делали по инструкции.

— Да! — поддержала его Молли, смотря куда-то в потолок. — Типажи соблюдены, частота вещания правильная. Он не должен был нас вспомнить. Может быть это из-за чая?

Неважно, сворачивайтесь и закупоривайте его. Нам еще с дочкой нужно разобраться.

В комнате стало тихо. Джеральд с трудом открыл глаза, но тут же пожалел об этом. Сквозь пелену головной боли он увидел то, чего видеть совсем не хотел.

Чак, сбросив свою старую, потертую кепку на пол, ковырялся у себя в голове. Буквально. Пальцы обеих его рук наполовину были погружены в шрам, тянувшийся вдоль виска. По всей видимости, он пытался получше ухватится за края плоти и ему это удалось. Слегка улыбнувшись напоследок, Чак раздвинул кожу в стороны.

Сердце Джеральда замерло. Из зиявшей на виске Чака раны, словно огромные черные дождевые черви, стали вываливаться щупальца.

Джеральд закричал. Не желая наблюдать, как хамоватый уборщик становится бесформенным извивающимся комком, он отвернулся к Молли, ища в ее наивном и простом образе спасения, но его там не было. Из носа рта и ушей провинциальной бухгалтерши виднелись те же черные щупальца.

Джеральд в ужасе упал на спину и, протиснувшись между раскладными стульями, отполз к столу.

Тем временем члены клуба похищенных окончательно потеряли какую-либо форму и сплелись в один пульсирующий, скользкий комок.

Успокойся, ты делаешь только хуже.

— Нет! — Джеральд вскочил на ноги и схватил первое, что попалось ему под руку — стаканчик теплого мятного чая. — На этот раз вам не взять меня живым!

Он отмахнулся от уже тянувшихся к нему щупалец и выплеснул чай туда, где по его предположению должно было быть туловище одной из тварей.

Раздался нечеловеческий рев и комок, шипя и дымясь, распался на четыре пульсирующие части, открывая Джеральду путь к входной двери, путь к отступлению.

Зажмурившись, и стараясь не смотреть по сторонам, Джеральд перепрыгнул через то, что, по его мнению, когда-то было координатором собраний, и оказался прямо перед дверью из прессованных опилок. Дверная ручка была все такой же холодной наощупь. Джеральд схватился за нее, потянул и… И дверь не открылась. Ручка с легкостью отделилась от бежевой поверхности, не оставив после себя даже отверстия для замка.

— Что за… — Джеральд ошарашено смотрел на кусок металла в своей руке, силясь понять, что происходит.

Я же говорил, сопротивление сделает все только хуже.

Тем временем краска на двери начала пузыриться и отслаиваться большими кусками, обнажая ослепительно белую, гладкую поверхность.

Джеральд повернулся и увидел, что тоже самое происходит со стенами и потолком.

Не нужно агрессии, Джеральд, расслабься, прими происходящее как мужчина. Тебе ведь не нужны неприятности?

— Нет, этого не может быть, — дверная ручка выпала из его руки и звонко ударилась о пузырящийся пол.

К Джеральду Пирсу пришло осознание того, что он заперт в одной тесной комнатушке с четырьмя бесформенными тварями и шансов на побег у него нет. Эта мысль выбила из него последние силы на сопротивление.

Первым до его ноги дотянулось существо, некогда имевшее форму толстушки Молли. Джеральд рефлекторно дрогнул и почувствовал уже знакомое жжение, но отбиваться не стал. Он смотрел на яркий белый свет, который струился между трещинами в отпадавшей от стен краски и пытался вспомнить лицо своей дочери, Сары. Джефри знал, что эти скользкие твари снова сотрут ему память. Он не знал зачем, но точно был в этом уверен, ведь они это делали уже не один раз. И он был готов забыть все, поддаться им, но только не забывать ее. Не забывать то единственное, что по-прежнему связывало его с реальным миром.

Черные щупальца обвивались вокруг его тела, не давая пошевелиться. От каждого их прикосновения к коже по телу Джефри прокатывалась волна жгучей боли, будто кто-то облил его раскаленным маслом. Но он продолжал стоять, стоять и смотреть на свет, струившийся из стен, пока наконец его сознание не сдалось под натиском ужаса и боли, и не покинуло тело.

— И с чего ты решил, что он нуждается в переводе? — Гамильтон бросил папку с делом на стол и вопросительно взглянул на доктора Гранта.

— Потому, что ему нужны совершенно иные условия содержания! — в голосе Гранта отчетливо читалось возмущение. — Это животное нужно держать в клетке. Во время последнего приступа он начал орать, что с нашим чаем что-то не так и окатил одного из санитаров кипятком. Бедняга чуть не лишился глаза.

— Ну, так обколите его аминазином и привяжите к кровати. Как в первый раз, ей богу.

— Мы так и делаем, но все время держать его на транквилизаторах не выйдет, вы это прекрасно знаете.

— И что ты предлагаешь?

— Будь моя воля, я бы его отправил прямиком на электрический стул, как и положено.

— Это не в нашей с тобой власти, Джим.

— Знаю, — Грант недовольно повел головой. — Так что будем с ним делать?

— Я посмотрю, что в моих силах, — ответил Грант и снова взял папку в руки.

— Спасибо.

— Да пока еще не за что, — он дождался пока его подчиненный закроет за собой дверь кабинета и начал перелистывать толстое дело Джефри Пирса.

… Патруль прибыл по адресу 1425 Норс Авеню в 2:45 ночи. Хозяин дома был обнаружен на полу в гостиной. По его заявлению в дом пробрались инопланетные существа с целью похитить его дочь и его самого. При последующем осмотре здания дочь владельца была найдена в своей спальне. Признаков жизни не подавала…

Гамильтон вытащил несколько фотографий, приложенных к отчету и аккуратно разложил их на столе, затем выбрал одну и, поднеся ее по ближе, как следует рассмотрел. На ней были изображены лицо и шея тринадцатилетней девочки. На шее отчетливо просматривались синяки, по форме напоминавшие пальцы.

— Эх, Джеральд, — вздохнул он и бросил фотографию к остальным. — Как же ты так?..

Гамильтон откинулся в своем кресле и посмотрел в окно. Он много раз видел людей, с которыми больное сознание играло злые шутки. Пара десятков таких прямо сейчас гуляют по двору его психиатрической больницы. Но за все время своей медицинской практики он так и не смог понять, как можно убить человека собственными руками и даже не запомнить этого. Может быть действительно с чаем что-то не так?

Часть пятая

Интуиция

Чип с рождения плохо дружил с головой. Не то, чтобы он был сумасшедшим, постоянно бурчащим себе под нос какую-то белиберду чудилой, нет. Он не слышал посторонних голосов, нашептывавших ему, как нужно думать, что нужно делать, не проявлял повышенной и немотивированной агрессии к сверстникам (скорее наоборот), и не мучал бродячих котов на заднем дворе своего дома. Со стороны он казался слегка туповатым и замкнутым, но в остальном, был вполне обычным шестнадцатилетним парнем. Тем не менее, с головой у него было не все в порядке — это точно.

— Высокофунцк… Чего!? — Билл Дуглас-младший — отец Чипа, с недоверием смотрел на школьного психолога. Он был убежден, что психология — бабская наука, и что если мужик добровольно решил помогать детишкам справляться с их тупыми переживаниями (какие, к черту, могут быть переживания в таком возрасте?), то у него просто не хватает яиц для нормальной работы.

— Высокофункциональный аутизм, — повторил психолог.

— Это еще что за херня такая?

Билл очень не любил длинные слова, и еще больше не любил людей, которые ими разбрасываются. «Заносчивые мудаки» — так он их называл про себя (а иногда и в лицо). И что-то ему подсказывало, что этот молокосос один из таких.