На Краю (СИ) - Ломакина Ирина - Страница 37

Может, оно и к лучшему, неожиданно сообразил я. Про меня забудут, а я доберусь до «Птахи» и тихо улизну. Последую примеру Вики. И пусть Союз разбирается с Анной Бовва без меня, если сумеет. И Край от войны пусть спасает кто-то другой. Кажется, из меня спасатель не получился.

— Вы правы, — сказал я тихо. — У меня нет выбора. Я согласен остаться. И прошу вас… принять меня.

— Просить будешь у всех, — сухо оборвал меня Добрыня. — Я прикажу объявить людям, что собрание будет завтра на площади.

Он вновь потянулся к кувшину.

— Можно мне тоже молока? — не выдержал я.

Добрыня кивнул и подвинул мне кружку: «Пей».

А потом спросил:

— Значит, говоришь, люди у вас сами ничего не делают. А откуда же они вещи берут?

Я глотнул молока, поставил кружку на стол и принялся рассказывать все, что знал об экономике самых маленьких и отсталых планет Края. С этой темы мы плавно перешли на первые столетия освоения Галактики, русский сектор, звездные войны и прочие факты времен становления Союза.

Понятия не имею, сколько Добрыня понимал в моих рассказах, но слушал он меня с горящими глазами и затаив дыхание, будто сказителя. Только теперь я осознал, что воевода немногим меня старше, а его интерес ко всему новому не очень-то согласуется с местными обычаями и образом жизни. Я говорил и одновременно размышлял о том, что у Добрыни явно что-то на уме. Должно быть, он хочет установить какие-то контакты с пришельцами и рассчитывает поиметь свою выгоду с этого сотрудничества, а меня собирается использовать для торга. Но озвучивать свои догадки вслух я не стал.

В свою каморку я вернулся, когда начало темнеть. Насколько я понял местные обычаи, в ночное время было не принято как допрашивать пленных, так и засиживаться в гостях, и этими обычаями Добрыня пока не пренебрегал.

Собрание на площади началось ровно в полдень следующего дня. Меня ввели в круг и поставили рядом с Добрыней. Многие были уже в курсе, кто я такой, кто-то видел устроенное недавно на площади представление. То один, то другой селянин запрокидывал голову и с тревогой смотрел в небо, но ничего подозрительного не обнаруживал. Мальчишки — а я выяснил, что голосуют в этом рассаднике дикой демократии с двенадцати лет — пялились на меня с откровенным любопытством. Они мало чем отличались от мальчишек на Краю, только те могли, пускай и чисто теоретически, полететь к звездам, а у этих ребят такой возможности не было. Но дети есть дети, и среди них наверняка есть и те, кто мечтает о чем-то подобном. Однако это не означает, что сегодня они проявят милосердие. Может, напротив, проголосуют за мою казнь, исключительно из зависти, мысленно сострил я, чтобы подбодрить себя. На самом деле, мне было не до смеха.

Многие женщины пришли с маленькими детьми. Несколько стариков и старух пристроились на знакомых лавочках вокруг столба, вооруженные мужчины столпились за Добрыней. Вскоре я понял, что здесь действительно собралась вся деревня. Над площадью стоял разноголосый гул. Мне было неуютно. Добрыня поднял руку, дождался тишины и заговорил:

— Все вы знаете, что произошло. Мы поймали чужака. Он утверждает, что прилетел сюда по заданию своей тамошней, небесной дружины, но друзья предали его и бросили здесь, а сами улетели. Мы проверили его слова. Похоже, что он не врет. Мы не нашли вокруг деревни никаких следов небесной лодки. Зато в том месте, где они якобы приземлялись, в тридцати верстах к северу, следы есть. И если судить по этим следам, он говорит правду.

Я вскинул голову и удивленно посмотрел на стоящего рядом Ивана. Тот заметил мой взгляд и усмехнулся. Вон оно что. За эти дни они не поленились наведаться туда, откуда я пришел, и нашли подтверждение моему рассказу. Интересно, а тамошним жителям они поведали, что по душеньку одного из них прилетала небесная лодка? Впрочем, не все ли мне равно…

— Теперь ему некуда идти, — продолжал Добрыня. — Он сказал мне, что хочет остаться у нас. Но решить, как с ним быть, мы можем лишь вместе, сообща. Выбор прост: изгнать его или принять в общину.

— Повесить его, и дело с концом! — подал голос кто-то из толпы.

— Это против закона, — возразил Добрыня. — Он ничего не совершил.

— В прежние времена хватило бы и того, что он оттуда! — крикнул все тот же голос.

— Все меняется, — спокойно сказал Добрыня. — Пора признать, что там живут чужаки, но не враги. А то и друзья.

Я едва не присвистнул, но тут же взял себя в руки и скромно уставился в землю, как и подобает жалкому просителю.

— Алексей! — обернулся ко мне Добрыня. — Тебе слово.

Я сделал шаг вперед, скользнул глазами по шеренге людей, стоящих в первом ряду. Мне нечего было делать в их мире, и я не собирался здесь оставаться, но ради спасения жизни стоило найти нужные слова и взять правильный тон. Мне нужно их убедить. Но ложь не шла с языка.

— Я хотел бы вернуться, — тихо сказал я, — но не могу этого сделать. И раз уж мне суждено здесь остаться, я прошу вас… — Я запнулся, подбирая слова. — Прошу вас принять меня и позволить стать одним из вас. Я знаю, что будет трудно. Но я хочу попробовать.

— Все сказал? — проворчал Добрыня, оттирая меня обратно в строй дружинников. — Кто еще высказаться хочет?

В круг выступил, опираясь на палку, совсем древний старик.

— Негоже от веры отступать, Добрыня. Отпустим его — Солнце нас не простит. Или ты конец света приблизить хочешь? Удавить его, как обычай велит, а тело в лесу зарыть!

Толпа загудела, непонятно, с одобрением или недовольно, а у меня мурашки побежали по спине. Повезло мне, как ни крути, что времена у них нынче «не те». Или не те воеводы?

— Глупости говоришь, Захар, — в круг выступил мужик из дружины. — Столько лет прожил, а ума не нажил. Где это видано, чтоб чужаков в подвале казнили да на огороде закапывали? Или не хозяева мы на своей земле? В темноте да тайне одни преступные дела вершиться могут. Нет, убивать его по обычаю должно, под пресветлым Солнцем.

— А вдруг его дружки все же вернутся? — крикнул молодой голос из толпы. — И вздумают отомстить?

— Верно мыслишь, — кивнул Добрыня. — Если его начнут искать и не найдут, неприятности будут не только у нас. А в других деревнях не такое хорошее войско. Пусть лучше живым его обнаружат, а с чужаками мы уж как-нибудь разберемся.

Толпа снова зашумела. Довод подействовал. И в самом деле, звучало убедительно: мои друзья прилетят, не найдут меня и начнут мстить всем подряд. Есть чего испугаться, не зная, что таких друзей у меня нет.

— Кто еще сказать хочет? — Добрыня оглядел толпу.

Вперед шагнула молодая женщина. Ребенок лет пяти цеплялся за ее юбку.

— Мы на этом месте больше века живем, здесь могилы наших предков, — обратилась она к толпе. — Если за него мстить прилетят, сами-то мы сбежим, да все добро потеряем.

— Да брось ты, Варвара, — выкрикнула из толпы совсем молодая девка с ребенком на руках. — Куда нам бежать? Тут и поляжем. Гнать его, так я сужу! Пусть с других спрашивают, куда он подевался!

— Гнать, гнать! — поддержали девушку несколько человек.

Толпа вновь загудела.

— Всё? — Добрыня оглянулся вокруг. — Да? Тогда пора суд вершить.

Он взял в руки небольшой деревянный бочонок и принялся обходить толпу. Голосование было тайным. Люди кидали в бочку оструганные палочки. Длинная — прогнать или казнить, короткая — помиловать и принять, как мне с утра объяснил Добрыня.

Последний человек высказал свою волю. Добрыня принес бочонок и поставил на расстеленный платок перед собой.

— Иди сюда, — позвал он. — При тебе считать будем, без обмана.

Я подошел к платку. Бочонок опрокинули, и я увидел, кажется, только длинные палочки. Их было много. Гораздо больше, чем коротких. Руки дружинников потянулись к платку и принялись раскидывать «голоса» на две кучки. Я беспомощно оглянулся и увидел Ивана — он все время маячил где-то рядом со мной, стерег, должно быть.

— Не могу смотреть, — пробормотал я, отступая назад. — И так верю, что не обманете.