Между двумя романами - Дудинцев Владимир Дмитриевич - Страница 26

Наннен во все стороны смотрит и постепенно заводится своими вопросами, своим интере-сом к происходящему, к этому явлению, которое он наблюдает. И в конце концов он разродился вопросом: "Господин Дудинцев, - по-немецки говорит, - я несколько удивлен. Вы же богатейший писатель. Почему у вас какая-то странная обстановка в квартире, вы аскет?" Я ему отвечаю - тоже по-немецки, немецкий я знаю прилично: "В первый раз слышу, что я богатей-ший... Обстановка - тут мне мой пионерский галстук не смог подсказать, как вывернуться, потому что уголки ящиков выглядывали из-под тряпок, - обстановка так, нормальная, не беспокоит, не мешает мне работать". В общем, городил что-то такое ввиду явности картины. А он опять удивился, говорит: "Все же я хотел бы спросить: вы получали те деньги, которые я вам перевел?" - "Какие деньги?" - Тут я опять же не смог соврать ничего, потому что слишком неожиданным вопрос оказался. Да и "Международная книга" здесь попалась: слишком уж нагло мне врали, что ничего эти акулы империализма мне не платят. И вот эта акула приехала, задает вопрос - и я растерялся и, естественно, раздражился на "Международную книгу".

"Герр Дудинцев, а ведь я вам перевел большую сумму. Мы, - говорит, уже что-то вроде 1,5 миллиона уже издали экземпляров. А мы же платим вам 13% от проданной книжки. Посчитайте, если книжка 20 марок". В общем, мы посчитали с ним, получилось действительно что-то около 1,5 миллиона - само собой, пальцы как-то начали загибаться. Получилось, значит, что-то 1,5 или 2 миллиона марок. А мы тут сидим, дрожим, занимаем, трясемся, ни черта нет...

Он мне говорит: "Герр Дудинцев, а вы от моего английского коллеги Хатчинсона ничего не получали? Он ведь еще больше вам прислал. Он монополизировал для всех стран, говорящих по-английски". Тут же моментально у меня пальцы забегали - по-английски говорит Австра-лия, Индия, Канада, в Африке много стран, США и, кроме того, сама Англия! И я, естественно, говорю: "Нет, не было". И вот тут-то он сказал исторические слова: "Вот это - капиталисти-ческая эксплуатация!" - так сказал он. И опять же на этот его выпад я не нашелся ничего ответить, не смог рассердиться, гневно одернуть его, ничего я не смог. И наступила такая молчаливая пауза.

Наннен еще какое-то время побыл у меня и уехал, записал какие-то мои слова, приветствие читателям, что-то там еще - и уехал. А история вся эта, она легла в начало второго этапа моих взаимоотношений с "Международной книгой". Дело в том, что с того момента, как Наннен сказал мне все, я начал понимать, что с гонораром этим вот валютным что-то не совсем так, как мне говорили в "Международной книге". Я все же навещал их раза два, напоминал их завиранья: "Миллионером станете, руки не будете подавать, купите "мерседес"". А я никакой не миллионер, и на "мерседесе" не езжу, а вот спим на ящиках и еще распродаем мебель. Что такое, мол? А мне в ответ: "Да, Владимир Дмитриевич: мы вам обещали, мы искренне вам обещали. Да вот акулы империализма не хотят ничего платить, ссылаются на то, что Советский Союз не подписал Бернскую конвенцию. Поэтому они перепечатывают спокойно ваш роман и не платят ни копейки, сволочуги". Так они примерно мне говорили. И, получив такие заверения, я, несколько обескураженный, уходил. А между тем туристы всякие иностранные, мои читатели, в том числе весьма солидные лидер какой-то партии из Индии, Крипалани, чуть ли не из Индийского конгресса, приезжал, и еще много разных серьезных людей, - все мне наперебой упорно твердили, что я богатый человек. Естественно, когда говорят такое, то постепенно начинаешь беситься, особенно когда дома нет ни копейки. А в "Международной книге" твердят: акулы империализма не платят ни копейки, все это сплошная ложь и провокация. Поэтому, когда приехал Наннен, я, хотя и был предупрежден "Международной книгой", все же слушал его и во всех интонациях, во всем, что он говорил, неискренности не почувствовал, более того, настораживающие какие-то флюиды, что ли, так на меня подействовали, что я сразу направился в "Международную книгу, слегка уже закипая. Объясняю: ко мне приезжал издатель, то-то и то-то рассказывал, такие-то цифры называл. "А вы, Владимир Дмитриевич, поверили ему? Ведь это чистопробная акула империализма была у вас в гостях, и вы вот оказались не на высоте. Ведь он все лгал. Ну с какой стати было ему говорить правду, говорить, что он ни копейки вам не пла-тит? Вы бы его с лестницы спустили, и он бы не достиг той цели, которую преследовал, едучи к вам со своими киношниками и корреспондентами. А поскольку вы ему поверили, он цели достиг. Какова эта цель? Записать на кинопленку его визит к писателю Дудинцеву, который известен в ФРГ, записать его приветствие читателям, разговор с ним, а потом, уехав в ФРГ, организовать там какую-нибудь телепередачу клеветнического характера, но такую, которая имела бы успех у западногерманского телезрителя. И это дало бы возможность издать дополнительный тираж и получить дополнительный доход. Вот. А вы, Владимир Дмитриевич, попались на удочку и дали ему возможность обогатиться еще раз. Вы сейчас прямо являете собой пример человека, который эксплуатируется западногерманским капиталом. Вы отдали им некую прибавочную стоимость. Они разбогатели, а вы и не заметили, потому что они демагоги, обманщики. Акулы, они и есть - акулы!"

...И я ушел, почесывая в затылке. И так прошло лет десять... И все это время "Междуна-родная книга" копила и плавила мои перлы. Она получала эти деньги и куда-то по своему усмотрению их расходовала. Она, как мне сказали... ведь тут целая история была. Тут и Луи Арагон был каким-то образом к этому делу... Да.. Я сижу, ничего не знаю. Сижу на ящиках. Деньги идут. Каким образом деньги идут? Оказывается, вот каким образом. "Международная книга" сама особенно к этому делу рук не прикладывала. Она дала доверенность на все, связанное с этим романом, французскому "Ажанс литерер артистик паризьен" - такое было агентство, главой которого был некий Сориа, коммунист. И сотрудники были соответствующие. И как мне рассказывали приезжавшие из Франции люди, и советские наши товарищи тоже, и один наш поэт, близко знакомый с Ильей Эренбургом и Арагоном, что все наши... допустим, шахматные матчи, или вот, Давид Ойстрах - гастроли, или там пианисты, или балет, певцы, опера - все дела финансовые проводились через это "Ажанс", оно получало полномочия. И Константин Андроников, секретарь де Голля, как я уже рассказывал, говорил: "Мы все это хорошо знаем, известно, что "Ажанс литерер" концентрирует какие-то деньги, а потом их куда-то отдает кому-то, и это нас беспокоит". Так прошло 10 лет, пока мое "закипание" достигло критической точки.. .

...А что касается эпизода со шведами, пусть Наталка расскажет, а я передохну...

(Жена. В те времена стали нас приглашать на приемы в посольства. И первым было шведское. Там оказался большой почитатель таланта Дудинцева молодой журналист и писатель Ганс Бьеркегрен - видно, он и был инициатором приглашения. Мы вошли, раскла-нялись с послом, господином Сульманом - он в это время был дуайеном дипломатического корпуса в Москве, - с его супругой, и - сразу нас плотным кольцом окружили жаждущие познакомиться с автором "Не хлебом...": корреспонденты, дипломаты... Вопросы, вопросы... В том числе что вам больше нравится в скандинавской культуре. Володя, кажется, в первую очередь назвал своего любимого Гамсуна, в то время у нас запрещенного, еще несколько имен... Композиторов - Грига и Сибелиуса (хоть тот и финн). Не забыл и популярную у нас тогда Астрид Линдгрен с ее "Карлсоном, который живет на крыше". И тут приключилась одна забавная штука. Вдруг кольцо обступивших нас людей раздвигается, протискивается красно-мордая голова, прямо как у Гоголя в "Сорочинской ярмарке": "Не тушуйся, Дудинцев, мы этих Карлсонов знаем!" Так поддержал Дудинцева один из "прикрепленных" к нам, потерявший самообладание от винных паров.

После этого приема мы сдружились с семьей Ганса Бьеркегрена, ходили друг другу в гости. А что до конфуза с ящиками - было такое. Однажды были у нас в гостях Ганс и его светлово-лосая молоденькая жена Ингрид. В те времена резвились у нас в доме два котенка, бешеногла-зый Махно и Бутька. Они устраивали представление на тахте. Ганс и Ингрид, играя с ними, пересели из-за стола на тахту, устроились на краешке - тут и случился конфуз: тахта предупреждающе заскрипела, затрещала и пошатнулась, обнажив слегка "подоплеку". "О, Ганс!" - только и смогла произнести Ингрид. Бьеркегрены еще будут появляться в повести, оттого и привожу этот с виду незначительный, но запомнившийся случай.)