Сновидец (СИ) - Охэйо Аннит - Страница 25

Согреваясь, он побегал по туманному берегу, потом с внезапной решимостью бросился в волны. Холодная вода мигом прогнала окоченение и сонливость, но вот ветер, когда Вайми выбрался на берег, стал настоящей пыткой. Он сжался в комок и дрожал, пока его кожа не обсохла, потом оделся, но теплее стало лишь бедрам. В животе вновь урчало от голода — а ничего съедобного вокруг не наблюдалось. Вайми решительно пошёл вверх по склону, ёжась и дрожа в туманном сумраке. Его чуткие ноги ощущали теперь каждую щербинку грубого, холодного и влажного песка пока ещё непонятно чьего берега.

Поднявшись над туманом, он увидел плато, рассеченное глубокой ложбиной, — из неё торчали темные верхушки деревьев. Вайми потратил полчаса, чтобы дойти до нее. На гребне высокого прибрежного мыса он вздохнул и сел, чтобы перевести дух. Долина здесь сворачивала, и между деревьев изгибалось широкое ложе мелкой, бурлящей вокруг камней реки. Недавно взошедшее солнце едва просвечивало в разрывах тяжелых пепельно-рыжих туч. На севере, над темной стеной леса, рваные облака кутали скалистый массив Ограждающих гор.

В порывах по-осеннему свежего ветра Вайми чувствовал сотни знакомых запахов. Осмотревшись внимательней, он понял, что ему повезло — его отнесло на северо-западную окраину мира и дня через три пути он сможет добраться до родного селения. Найров здесь не было, но раньше они тут жили: за рекой вдоль невысокого каменистого откоса тянулись остовы деревянных домов когда-то богатого селения — по два этажа, большие окна и высокие, обрамленные резными перилами террасы. Сейчас от жилищ остались лишь страшноватые осевшие коробки, зиявшие глубокой темнотой. Из высоченного, в рост человека, бурьяна, укрывшего их подножия, торчали остатки развалившихся изгородей. Почему отсюда ушли люди? Вайми не знал. Что там было в прошлом — моровая язва? Безумие? Никто уже не скажет. Прошло слишком много лет…

Спустившись, он вышел на когда-то добротную дорогу — её каменные плиты выкрошились и разошлись, местами вовсе исчезли под слоем лесного мусора. На обочинах выросла непролазная чаща колючего мелколесья, но и оно давно уже высохло, превратилось в ощетинившиеся мёртвыми ветками скелеты…

Никто уже давно не жил на этой земле. Вайми видел множество птиц, но не замечал ни зверей, ни даже их следов. И то, и другое было ему на руку, но юноша чувствовал возрастающий голод, а еды здесь, если не считать редких ягод кислянки, не нашлось никакой. Завтрак из них наверняка кончился бы маетой в животе, да и чтобы насытиться кислянкой, нужно потратить, самое меньшее, полдня…

Вайми вздохнул. От голода ему хотелось спать, но спать на голой земле, подобно зверю, забившись в глубину зарослей, он просто не мог. Его ноги почему-то постоянно мерзли, хотя он с самого детства ходил босиком по холодной земле и вовсе не страдал от этого.

Вайми поёжился, обхватив голые плечи, потом поднял голову. Как перед закатом, в небе кружили птицы — но не чайки, а почти сплошь воронье. Их торжествующий грай глушил все остальные звуки, и юноша невольно сжал кулаки. Вся эта земля была заброшенной, бесплодной, мертвой. Он знал, что родился в дни старости мира, и это вовсе не нравилось ему.

Из природного любопытства он решил заглянуть в развалины, но, подойдя чуть поближе, насторожённо замер, заметив там собак, судя по всему, диких. Вайми знал, что без оружия не сможет справиться с целой их стаей, и медленно попятился, не отводя от них взгляда, но это не помогло — одна из собак подбежала к нему, а за ней и остальные. Под их пристальными голодными взглядами юноше стало не по себе. Быстро оглядевшись, он понял, что уже не успеет добежать до ближайших укрытий.

Собаки рычали и подходили всё ближе — не меньше дюжины. Вайми охватила паника. Он не знал, что делать — то ли звать на помощь, то ли проснуться…

Он потратил на эти размышления несколько драгоценных мгновений, затем, опомнившись, поднял тяжелый, остроугольный обломок скалы. О том, имеет ли это смысл, он не думал.

Первую прыгнувшую к его горлу собаку он встретил широким взмахом, ударив камнем по косматой голове, и собака далеко отлетела. Но второй пёс прыгнул под замах и камень скользнул по жёсткой шерсти загривка. Удар когтистых лап в грудь сбил Вайми с ног, он грохнулся спиной на каменистую осыпь и взвыл от боли. Горячие зубы псины скользнули по щеке, едва не разорвав её, потом он схватил пса за горло и отпихнул от себя пасть, врезав ему камнем по носу. Псина с визгом отскочила, но тотчас на него бросились сбоку, пробороздили ногу, как каленым железом по коже. Едва он попытался повернуться, его тут же укусили за плечо и он, ударив наугад, выронил своё неудобное оружие. Длинная морда потянулась к шее, нацелившись поперёк горла. Вайми сунул пальцы в оскаленную пасть и изо всей силы рванул вверх и вниз, услышав, как хрустнула челюсть. Но в него вцепились сразу с нескольких сторон, начали рвать — и он совсем обезумел от боли.

Бешено крутанувшись, Вайми разбросал вцепившихся в него собак, вскочил на ноги, схватил одну из них за хвост и загривок, и, высоко подняв над головой, со всей силы приложил о камни. Ещё одна собака отлетела, получив роскошный пинок в косматый бок. Тут же ему бросились на спину. Зубы вцепились в шею сзади, прокусив кожу, и с мучительной силой впились в мышцы под ней.

Вайми опрокинулся на спину, ощутив, как между ней и камнями хрустнули кости собаки, но это не помогло. Дико заорав, он схватил её за передние лапы и, наконец, сорвал с себя, чувствуя, как зубы раздирают мясо. Перебросив тварь через плечо, он, уже совершенно озверев, перехватил её поудобнее — и начал изо всех сил молотить ей остальных, словно дубиной…

Это было страшное оружие отчаяния. Но он услышал резкий, дикий визг, потом визг оборвался… он размахивал обвисшей тушей, как мешком, раздавая удары направо и налево. Терзавшая его стая внезапно попятилась… злобный рык сменился визгом… ещё удар… ещё… и ещё… быстро мелькающие ляжки, шум бега — и всё стихло.

Отбросив бездыханное тело — собака, похоже, сдохла от испуга — юноша увидел, что в ручье ничком лежит вторая мертвая собака с разбитой головой — она смогла доползти до самых кустов прежде, чем издохнуть. Остальные псы бежали. Лишь один, с окровавленной пастью, пытался ползти, жалобно скуля. Вайми хотел добить его, но не смог. Его охватило тоскливое, мутное омерзение. Настоящая схватка была совсем не похожа на сражения его мечты — боль, грязь и отвращение к своей беспомощности перед чужими, причиненными тобой же страданиями…

В племени Вайми славился как непревзойденный спорщик, но в рукопашной он мог похвастать скорее яростью, чем умением — и понял, что дешево отделался, когда, шипя от боли, промывал множество сильно кровивших, но, к счастью, неглубоких ран. Оставалось надеяться, что среди рвавших его псин нет бешеных.

Но от него пахло кровью, и он не мог скрыть свой след.

Солнце уже село, и долина внизу погрузилась в голубоватый, призрачный полумрак. В высоком небе лениво ползла необозримая лавина облаков, пылающих печальным рыжеватым золотом. Под ними, далеко на западе, темнели зубцы Ограждающих гор. Вайми лежал на гребне скалы, прижавшись животом к холодному камню и судорожно вцепившись руками в неровный край обрыва. Сегодня ему исполнялось восемнадцать — возраст совершеннолетия, но он не думал об этом.

Фигурки найров казались крошечными с такой высоты, но острые глаза юноши различали их очень чётко, а их наглые шаги и лай собак звучали, казалось, совсем рядом. Вайми с испугом втянул холодный, полный гниловатой осенней сырости воздух. Оставалось лишь надеяться, что после недавнего дождя его запах не смог удержаться на голом камне.

Юноша с замиранием сердца увидел, как темная свора всё же задержалась на миг у приметной глыбы — той самой, с которой он полез на каменистую осыпь. К счастью, сильный ветер помешал им: погоня торопливо устремилась дальше.