В одном лице (ЛП) - Ирвинг Джон - Страница 101

Да, все верно, подумал я. Киттредж мог бы сыграть кого угодно — он подходил для любой роли. Но Киттредж не был искренним; он никогда не снимал маску — он всегда только играл роль.

На праздничном ужине в честь Дня благодарения нашлось место и неловкости, и веселью. Начну с последнего: кореянкам каким-то образом удалось убедить японского мальчика, что мы едим павлина. (Я не знаю, как у них получилось заронить ему в голову эту идею и почему Фуми — так звали мальчика — был так поражен этим открытием.)

— Нет-нет, это индейка, — сказала ему миссис Хедли так, как будто у него были трудности с произношением этого слова.

Поскольку я вырос в доме на Ривер-стрит, я отыскал энциклопедию и показал Фуми, как выглядит индейка. «Не павлин», — сказал я. Девочки, Су Мин и Дон Хи, перешептывались на корейском и хихикали.

Потом, много бокалов вина спустя, жизнерадостная и болтливая мать двоих детей — а теперь подружка Джерри — подняла тост в честь нашего расширенного семейного состава в благодарность за то, что мы пригласили ее на такое «интимное» семейное сборище. По-видимому, именно сочетание выпитого вина со словом «интимный» навело Хелену на мысль произнести краткий экспромт на тему ее вагины; или, может быть, это был панегирик вообще всем вагинам.

— Я хотела бы поблагодарить вас за приглашение, — начала Хелена. А потом ее немного занесло. — Когда-то я ненавидела свою вагину, но теперь я ее обожаю, — сказала она. Похоже, она сразу почувствовала, что выразилась не совсем удачно, поскольку быстро поправилась: — Конечно, и вагину Джерри я обожаю — думаю, это понятно и так! — но именно благодаря Джерри я полюбила свою вагину, а раньше я ее просто ненавидела! — она стояла, чуть покачиваясь, с бокалом в поднятой руке. — Спасибо вам за приглашение, — повторила она, садясь.

Полагаю, дядя Боб слышал больше тостов, чем любой из присутствовавших за столом — с учетом всех застолий, входивших в его служебные обязанности, всех этих дружеских ужинов с подвыпившими выпускниками, — но даже дядя Боб онемел после тоста Хелены в честь по меньшей мере двух вагин.

Я посмотрел на Ларри, зная, что он уже разрывается от желания высказаться; он реагировал совсем не так, как Том Аткинс, у которого слова «вагина» или хотя бы мимолетная мысль о ней вызывала бурный отклик, но, так или иначе, на слово «вагина» Ларри отзывался всегда.

— Не надо, — тихо сказал я ему через стол. Я всегда видел, когда Ларри старался перебороть себя: он начинал пучить глаза и раздувать ноздри.

Но теперь непонимание настигло корейских девочек.

— Что? — спросила Дон Хи.

— Она ненавидит, потом любит свое что? — спросила Су Мин.

Настала очередь Фуми хихикать; недоразумение с павлином осталось позади — японский парнишка явно знал, что такое вагина.

— Ну, понимаете, вагину, — тихо сказала Элейн корейским девочкам, но Су Мин и Дон Хи явно никогда не слышали этого слова, и никто за столом не знал, как оно звучит на корейском.

— Боже — ну откуда появляются дети, — попыталась объяснить миссис Хедли, но неожиданно замолчала (вероятно, вспомнив аборты Элейн).

— Это где все происходит, ну понимаете, внизу, — сказала девочкам Элейн, но ничего не сделала при слове «внизу», не указала рукой на конкретное место.

— Ну уж прошу покорно — не все происходит там, — с улыбкой сказал Ларри; я видел, что он только начинает раскочегариваться.

— Ох, простите, я слишком много выпила и забыла, что тут молодые люди! — выпалила Хелена.

— Не волнуйся, милая, — сказал новой девушке Джерри дядя Боб; я видел, что Бобу нравится Хелена, совсем не похожая ни на кого из длинного списка предыдущих подружек Джерри. — Эти дети из другой страны, другой культуры; те вещи, о которых мы говорим здесь, совсем не обязательно служат темами для обсуждения в Корее, — запинаясь, объяснил Ракетка.

— Да едрить! — взорвалась Джерри, — Попробуйте уже другое долбаное слово!

Она повернулась к Су Мин и Дон Хи, все еще пребывавшим в неведении относительно значения таинственного слова.

— Киска, дырка, скважина, гильза, щель — пизда, господи ты боже мой! — крикнула Джерри; от последнего слова Элейн и даже Ларри поморщились.

— Джерри, прошу тебя — они уже поняли, — сказал дядя Боб.

И правда, лица обеих корейских девочек приобрели цвет чистой простыни или нелинованной бумаги; японский мальчик в целом держался, хотя «скважина» и «гильза» стали сюрпризом и для него.

— Есть где-нибудь в доме фотография — если уж не в энциклопедии? — язвительно спросил Ларри.

— А, Билл, чтоб не забыть, — вмешался Ричард Эбботт (я видел, что он пытается тактично перевести разговор с темы влагалищ). — Что насчет Моссберга?

— Чего? — переспросил Фуми испуганно; если уж «скважина» и «гильза» в качестве обозначений вагины привели его в замешательство, то слова «Моссберг» японец и вовсе никогда не слышал.

— А что насчет нее?

— Продать ее вместе с мебелью, Билл? Тебе же не нужна эта старая винтовка, да?

— Я придержу винтовку, Ричард, — сказал я ему. — И патроны тоже — если я когда-нибудь соберусь здесь жить, ружье на вредителей может пригодиться.

— Ты же в городе, Билли, — заметил дядя Боб. — В городе стрелять не полагается, даже по вредителям.

— Дедушка Гарри любил это ружье, — сказал я.

— Платья своей жены он тоже любил, Билли, — сказала Элейн. — Их ты тоже собираешься оставить?

— Не представляю тебя в роли охотника на оленей, Билл, — сказал Ричард Эбботт. — Даже если ты действительно решишь здесь поселиться.

Но я хотел оставить у себя эту винтовку — и это было очевидно всем.

— На что тебе ружье, Билл? — спросил меня Ларри.

— Билли, я знаю, что ты не против секретов как таковых, — сказала Элейн. — У тебя просто не очень-то получается хранить секреты.

Элейн редко что-то скрывала от меня, но она знала, как хранить свои немногие секреты; мне же никогда не удавалось сохранить что-либо в тайне, даже если я очень старался.

Я видел, что Элейн понимает, зачем я хочу оставить винтовку. Ларри тоже догадался; он смотрел на меня обиженно, как будто молчаливо упрекал: «Как ты мог замышлять, что не позволишь мне позаботиться о тебе — как ты можешь умереть не у меня на руках, если соберешься умирать? Как ты мог даже подумать о том, чтобы сбежать и застрелиться, если заболеешь?». (Так говорил мне взгляд Ларри.)

Элейн смотрела на меня так же укоризненно, как и Ларри.

— Как скажешь, Билл, — сказал Ричард Эбботт; и он тоже выглядел обиженным — даже миссис Хедли, казалось, была разочарована во мне.

Только Джерри и Хелена перестали обращать на нас внимание; они трогали друг друга под столом. Видимо, обсуждение вагины отвлекло их от завершения нашего праздничного ужина. Корейские девочки снова перешептывались на своем языке; Фуми строчил что-то в блокноте размером не больше ладони. (Вероятно, он записывал слово «Моссберг», чтобы потом блеснуть им в мужском общежитии — к примеру, заметить: «Хотел бы я добраться до ее Моссберга»).

— Не надо, — в свою очередь тихо сказал мне Ларри.

— Билли, надо бы тебе повидать Херма Хойта, пока ты в городе, — сказал дядя Боб — как я вначале подумал, чтобы наконец-то сменить тему. — Я знаю, что тренер хотел бы переговорить с тобой.

— О чем? — спросил я Боба с плохо разыгранным безразличием, но Ракетка был занят; он наливал себе очередное пиво.

Роберту Фримонту, моему дяде Бобу, было шестьдесят восемь лет. В следующем году он должен был уйти на пенсию, но он сказал мне, что собирается продолжать работу в отделе по делам выпускников на добровольной основе, и, среди прочего, будет и дальше писать в журнал для выпускников «Вестник Ривер». Что бы кто ни говорил о «Воплях о помощи из отдела „Куда вы подевались?“», энтузиазм дяди Боба в выслеживании самых неуловимых выпускников академии принес ему популярность среди служащих отдела.