Обережные слова для защиты от бед - Степанова Наталья Ивановна - Страница 2

Заговорные слова такие:

Как найти потерю

Если вы не можете вспомнить, куда дели документы или какую-нибудь ценную вещь, скажите так:

Покаяние на миру

Раньше на Руси считалось, что, прилюдно покаявшись, человек освобождается от любых грехов, даже смертных. В этом нет ничего удивительного. Только подумайте, как должен был мучиться человек, сколько страдать, чтобы решиться на подобное покаяние и открыто рассказать людям о своем грехе. Да и сможет ли живой человек без трепета и страха подойти к тому, кого он, например, обокрал, чтобы во всеуслышание заявить о своем преступлении? Для этого нужно раскаяться в своем поступке и всей душой возненавидеть свой грех. Читая покаянные письма, я не могу сдержаться от невольного восклицания: «Господи, прости эту грешную душу, ибо Tы Сам говорил: „Кто из вас без греха, первый брось на нее (грешницу Марию Магдалину) камень“». Мы все грешим вольно или невольно, и мне искренне хочется помочь тем людям, которые, исповедуясь в своих грехах с помощью моих книг, желают заслужить прощение Милостивого нашего Судьи – Господа Бога. Мы никогда не станем лучше, если не научимся прощать чужие ошибки и помогать тем, кто невольно оступился.

Так сделайте же первый шаг, прочитайте чужую исповедь и постарайтесь не осудить человека и понять его, а если получится, то и простить того, кто открыл вам свою грешную душу. Иисус Христос, позволивший распять себя на Кресте, так как желал искупить грехи других людей, сказал: «Не судите да не судимы будете!»

Если же вы по каким-то причинам пока не готовы к исповеди, найдите в себе смелость и силу духа для того, чтобы хотя бы исповедоваться перед самим собою. Поверьте, это тоже может помочь. Признать свою вину, взять на себя ответственность – это первый шаг к тому, чтобы с души упал огромный камень.

Мои дорогие, я специально включила эту небольшую главу именно в книгу о защите. Потому что чистая душа сама по себе является крепкими стенами, через которые трудно прорваться беде. А вот когда на душе лежит тяжесть, человек чувствует себя слабым и усталым, из него как будто бы утекает жизненная энергия.

Я всегда говорю своим ученикам – для того, чтобы заниматься целительством и знахарством, необходимо в первую очередь очистить душу. Целитель – это человек, на котором лежит очень большая ответственность.

Вот как может выглядеть подобное письмо. Публикую его с разрешения человека, который мне его адресовал.

Письмо-исповедь Володиной Людмилы: «Дорогая Наталья Ивановна, я совершила тяжкий грех и боюсь, что, не дочитав мое письмо до конца, Вы выбросите его с отвращением. Но мне кажется, и я верю в это всей душой, что если я обо всем расскажу Вам честно, без утайки, то Господь простит меня и не покарает за грехи. Поверьте, я всем сердцем жалею о том, что совершила. Родилась я и выросла в селе. Сколько себя помню, я никогда не ела досыта. Нас у мамы было шесть человек детей. Отцу же – законченному алкоголику – до нас и дела не было. Я не могу о маме сказать ничего плохого, она очень добрая, но зачем же было рожать столько детей, да еще и от такого человека!

У меня никогда не было не то что хороших, но хотя бы более или менее приличных туфель и платьев. Несчастных заколок для волос и тех я не имела. Я всегда стыдилась своего вида и нашей убогой семьи. Как-то к соседке из города приехала знакомая, которая помогла мне устроиться на работу к так называемым новым русским. В мои обязанности входили уборка в доме, стирка и глажка белья. К кухне меня не подпускали – у них была профессиональная повариха. Мне выдали рабочую одежду: платье, фартук, кружевную наколку на волосы, беленькие туфельки и даже колготки.

Никогда у меня еще не было такой красивой и нарядной одежды! Работать в их большом и красивом доме мне очень нравилось: широкая лестница, паркетные полы, яркая мозаика на дне бассейна… Красота да и только. У меня была своя просторная комната с мягкой и широкой кроватью и двумя тумбами по бокам. Я выдвигала и задвигала ящички и думала, какое счастье иметь все это великолепие. В доме нас хорошо кормили. Первое время я так наедалась, что мне потом каждый раз становилось плохо. Повариха это заметила и сказала: „Не лопай так много, не жадничай, иначе испортишь себе желудок. Еда здесь шикарная, всего не перепробуешь. Ешь понемногу, иначе так и будешь маяться“.

Постепенно я привыкла к хорошей жизни, фигура моя обрела женственные формы: грудь и бедра округлились. Намного лучше стала кожа, на лице заиграл румянец, глаза светились. И каждый раз, глядя в огромные зеркала, я не могла на себя налюбоваться. Всем в доме управляла экономка Роза Мустафовна. Я ее жутко боялась, впрочем, как и вся остальная прислуга. Шли дни, и я усвоила все уроки, которые мне преподавала Роза: „Не шуметь, не крутиться у хозяев перед глазами, убирать быстро и хорошо, не подслушивать, не задавать вопросов и ничего не предпринимать без моих указаний“.

От других я узнала, что мой хозяин засматривается на молоденьких девушек, а хозяйка моя молода и удивительно красива. С прислугой она никогда не общалась и все приказания отдавала через экономку. Та в свою очередь информировала хозяйку о том, что происходит в доме, кого следует поощрить, а кого – выгнать вон. И вот как-то, когда я отработала уже месяцев пять, экономка велела мне подняться в комнату Елизаветы Петровны, моей хозяйки. Не знаю почему, но у меня затряслись колени: я боялась, что меня вызвали для того, чтобы дать расчет. Но хозяйка приняла меня с улыбкой и предложила присесть.

Я присела на краешек стула и услышала от нее, что она довольна моей работой: в доме чисто и я не даю никаких поводов к сплетням, – поэтому моя зарплата будет увеличена. Услышав такие слова, я невольно покраснела и начала глупо улыбаться. Хозяйка усмехнулась и сказала, что уже давно не видела такой искренней улыбки, как у меня. Затем попросила: „Расскажите мне о себе“. И я стала рассказывать про свою прежнюю жизнь. Не знаю зачем, но я говорила о том, о чем не хотела никогда вспоминать: о стоптанных, рваных туфлях, о вонючем мыле, которое моя мать варила бог знает из чего, потому что наши шесть вшивых голов нужно было по вечерам чем-то мыть, о том, что я не очень хорошо училась, так как от слабости и голода засыпала на уроках. Я говорила, потому что хоть раз человеку необходимо облегчить душу. У Лизы было такое лицо, будто она сейчас встанет, подойдет ко мне и погладит по голове своими красивыми, ухоженными руками.

Но она не подошла, а только сказала: „Ладно, ты сейчас иди. Я уверена, что у тебя все будет хорошо. Если тебе что-нибудь потребуется, то ты можешь ко мне обратиться лично, и я думаю, что всегда смогу тебе помочь“.

С этого дня Елизавета Петровна стала довольно часто вызывать меня к себе. Она просила меня расчесать ей волосы или просто помассировать плечи. Всякий раз моя хозяйка угощала меня конфетами или отдавала какие-нибудь старые вещи, которые ей, видимо, уже надоели. Все ее безделушки, как она их называла, были необыкновенно изящны и красивы. Это могли быть заколка для волос, украшенная красивыми стразами, музыкальная шкатулка, открыв которую, ты слышал красивую и немного грустную мелодию, или же духи, которые не очень ей нравились, а по мне так пахли божественно, да и флакончик казался мне настоящим произведением искусства.