Тупая езда - Уэлш Ирвин - Страница 3

— Терри… пожалуйста… — Чекер задыхается, оттого что произнес это слово.

— Ладно, приятель, — говорит Терри, сверкнув в зеркале улыбкой, — мы ведь деловые люди. Уверен, мы сможем прийти к какому-нибудь соглашению. Только одно «но», пожалуйста, имей в виду, — Терри оборачивается, — насчет упомянутых тобой ночевок в отелях… на жопосуйство можешь не рассчитывать!

— Что?! И в мыслях не было, — протестует Чекер, — я не какой-нибудь чертов педик…

— Ничего не имею против, вдруг это по твоей части, я и сам иногда не прочь зайти с заднего хода, но волосатое дупло и болтающиеся под ним кокосы — это, знаешь ли, совсем не для Джуса Терри. — Терри яростно мотает головой.

— Нет… об этом можешь не беспокоиться! — произносит Чекер, содрогаясь от неприятного послевкусия, но вовремя проглатывая таблетку антиозверина.

Такси подъезжает ко входу в «Балморал». Носильщики, очевидно, ожидали приезда Рона Чекера и теперь буквально на полпути бросают свои дела, в том числе багаж одного из гостей, чтобы ринуться к такси, как только из него выйдет американец. Ветер усилился, и, пока Чекер разговаривает с Терри, порыв взметает его засаленные, крашеные черные волосы вверх и удерживает их в таком положении, из-за чего они становятся похожи на траурный павлиний хвост.

Мужчины обмениваются контактами, и под взглядом нависших над Чекером носильщиков Терри неспешно, с чувством вбивает цифры в свой телефон. Они жмут друг другу руки, и Терри, полагая, что Чекер как раз из тех, кто целенаправленно отрабатывает на других крепкое рукопожатие лидера, первым до предела сдавливает костяшки пальцев Чекера, а затем выдергивает руку, не оставляя Чекеру возможности переломать свои ускользающие пальцы.

— Я позвоню, — улыбается Рональд Чекер, и на лице у него то непривлекательное выражение, которое у большинства людей возникает только в том редчайшем случае, когда, находясь в задумчивости и наедине с собой, им вдруг посчастливится увидеть, как глубоко ненавистный враг падает под колеса автобуса.

Терри провожает Чекера взглядом, пока тот, самодовольно вышагивая, тщетно пытается под порывами штормового ветра пригладить свою прическу и с заметным облегчением проходит мимо подобострастно улыбающегося швейцара.

К своему удивлению, носильщики не обнаруживают в такси багажа и смеряют Терри подозрительными взглядами, словно он имеет к этому какое-то отношение. Терри уже было ощетинился, но у него есть другие неотложные дела. Сегодня похороны его старого друга Алека. Терри едет домой, в свою квартиру в Саутсайде, переодевается и звонит Толстолобому, чтобы тот отвез его на кладбище Роузбенк.

Толстолобый пунктуален, и Терри с благодарностью устраивается на заднем сиденье такси. Однако этот кэб, хотя он и той же модели, что и любимая TX4 Терри, выпускавшаяся Лондонской транспортной компанией, все же более старой версии, он не такой роскошный и прилизанный; в таких спартанских условиях Терри в своем черном бархатном пиджаке, в застегнутой на все пуговицы желтой рубашке без галстука и серых фланелевых брюках чувствует себя чересчур разодетым. Он собрал свои пружинистые кудряшки на затылке резинкой, но парочка из них уже выбилась, и теперь они надоедливо прыгают перед глазами, пока Терри сканирует женщин, которые движутся вдоль парка в сторону обветшалого и заиндевевшего центра. Пока Терри выходит из машины и прощается с Толстолобым, налетает холодная морось. Терри впервые присутствует при погребении, его удивила новость о том, что церемония будет проходить не в обычном крематории в Уорристоне или Сифилде. Как выяснилось, место для семейного захоронения было выкуплено еще много лет назад и теперь Алек должен быть похоронен рядом со своей женой Терезой, трагически погибшей при пожаре. Терри никогда ее не видел, хотя и знал Алека со своих шестнадцати лет. Много лет спустя в приступе пьяных стенаний, слез и раскаяний Алек рассказал Терри, как однажды в подпитии включил фритюрницу, устроив пожар, в котором и погибла его жена.

Терри поднимает воротник пиджака и направляется туда, где вокруг могилы собрались многочисленные скорбящие. Здесь людно; впрочем, похороны Алека и должны были стать партийным собранием для всякого сброда. Удивительно, но многие из тех, кого Терри считал умершими или отсиживающими срок, как оказалось, просто не выходили дальше местного супермаркета, с тех пор как был введен запрет на курение в общественных местах.

Вокруг отнюдь не только третий сорт. Похрустывая гравием, в ворота уверенно въезжает зеленый «роллс-ройс». Остальные автомобили припаркованы на прилегающей улице, но, к огромному недовольству растерянных сотрудников кладбища, «роллс-ройс» останавливается в считаных сантиметрах от первых надгробий, и только тогда из него чинно выходят двое мужчин в плащах и костюмах. Один из них гангстер, которого Терри знает под именем Пуф. Его сопровождает парень помладше, с хитрым прищуром и тонкими чертами лица, для телохранителя он слишком невыразительных размеров, думает Терри.

Этот парадный выход определенно завладел вниманием собравшихся, но только не Терри — уже в следующее мгновение его взгляд устремляется в другом направлении. Его опыт показывает, что горе может по-разному влиять на людей. Наряду со свадьбами и торжествами похороны предоставляют лучшие условия для съема. В этой связи он припоминает, что советник Мэгги Орр вернула свою девичью фамилию, отказавшись от поименования Орр-Монтаг, где вторая часть принадлежала ее мужу, адвокату, с которым она недавно развелась. У Терри на руках два факта. Первый — Мэгги хорошо сохранилась, второй — разрыв отношений плюс тяжелая утрата равно двойная уязвимость. Возможно, у него получится вернуть себе прежнюю Мэгги, смущенную девчонку из Брумхауза, вместо той прилизанной, самореализовавшейся деловой женщины, в которую она превратилась. Эта мысль его возбуждает.

Почти в ту же секунду Терри замечает, что Мэгги стоит возле надгробия с большим кельтским крестом и разговаривает с какой-то группой родственников, на ней унылый темный костюм, и она легонько затягивается сигаретой. Очень даже, думает про себя Терри, слизывая с верхней губы слой выкристаллизовавшейся соли. Он встречается с Мэгги глазами и вначале пускает в ход слабую улыбку, а затем печальный кивок, выражающий соболезнование.

К Терри подкатывает Стиви Коннолли, сын Алека. Стиви — жилистый парень с вечным полувозмущенным выражением лица, которое он унаследовал от отца.

— Ты, что ли, батю моего нашел?

— Ага. Тихая типа смерть.

— Ты был его дружком, — с упреком произносит Стиви.

Терри помнит, что отец с сыном никогда не были близки, и в чем-то ему сочувствует, поскольку и сам находится в похожем положении, но не знает, как реагировать на заявление Стиви.

— Ну, окнами вместе занимались, — вежливо отвечает он и вспоминает еще одну насыщенную событиями главу своей жизни.

Сомневающийся хмурый взгляд Стиви, кажется, говорит: «Ага, и гребаным домушничеством», но, прежде чем он успевает озвучить эту мысль, над кладбищем пробегает рябь из голосов и знаков, призывающих скорбящих медленно собраться вокруг могилы. Священник (Терри мысленно благодарит Алека за то, что, будучи католиком, он все же завещал, чтобы его похороны были как можно более краткими и светскими, а это значит — по канону пресвитерианской церкви Шотландии) отпускает несколько бессодержательных реплик, в основном о том, каким общительным был Алек и как ему не хватало его любимой Терезы, которую у него жестоко забрали. Теперь они наконец-то будут вместе не просто в символической форме, а навечно.

Поются псалмы, и священник самоотверженно пытается поддержать энтузиазм лишенного церковной акустики и, вероятно, самого слабого и робкого хора в истории христианского мира. Затем небольшую речь произносит Стиви. Ему едва удается скрыть свое отвращение к Алеку, учитывая роль, которую он сыграл в смерти его матери, после чего он приглашает желающих произнести речь, подняться к микрофону. Повисает нервозная пауза, и начинается тщательное исследование мокрой травы под ногами.