Октябрь, который ноябрь (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 104

* * *

Время, отпущенное следственной группе, истекало. Как говаривала донельзя опытная л-профессор: главное в шпионском деле - вовремя отчалить с чувством выполненного долга, хабаром и памятками. Но как известно, последний бой он самый-самый...

Глава двадцать первая. Конец Общего орготдела

Смольный

Час Х + 14

Драконы не умирают, прав был черный классик, притворявшийся сказочником. Возможно, теперь над Петроградом кружилось два дракона: к неприятно удивленному воцарившейся тишиной ящеру-Хаосу, прибавился упитанный и улыбчивый змей-Политикан. А может, над городом витала все та же бессмертная рептилия, просто сменившая черный роковой плащ на строгий костюмчик с отливом?

Заведомо нелепая версия, конечно. Никаких костюмов с отливом в Смольном не появилось. Все те же мятые пиджаки, кителя и бушлаты, шинели и пальто. Грохот спешащих сапог, роняемых ящиков и пачек листовок, неумолчное бубнение микрофонов и негодующие выкрики и свист из зала заседающего Съезда. Правда, пахло в коридорах поприятнее: неимоверными усилиями орготдела удалось заметно улучшить работу пищеблоков. Нынче каша гречневая на завтрак и кисель. Судя по аромату, уварили, что называться, по ГОСТу.

Шпионка сглотнула слюну, и, опираясь на трость, запрыгала вниз по лестнице. Некогда трапезничать. Будем надеяться, до нормального приема пищи чуть ближе, чем до введения полноценных ГОСТ и явления чиновных пиджаков с отливом.

Общий орготдел надрывался. Товарищ Островитянская пыталась достичь невозможного - успеть в оставшиеся часы доделать всю массу незавершенных дел. В кабинет протянули вторую телефонную линию - армейский аппарат зуммерил непрерывно. Несли на визу проекты воззваний, а телеграфные ленты с пометкой "особо срочно" свисали, кажется, даже с потолка. Киев, Екатеринбург, Харьков, Курск и главное - Москва - в белокаменной было крайне неспокойно. В кабинет непрерывно входили и вбегали делегаты из частей, члены ВРК, представители ЦК эсеров, жалобщики от Бунда[49] и вздорные требовательные кадеты.[50] Товарищ Островитянская подписывала, уточняла, не соглашалась, сурово требовала, шутила, ехидствовала, привычно перепиралась с ВИКЖЕЛем, диктовала телеграммы, бегала советоваться с "Яшей и Львом", слала "горячий товарищеский привет братьям-казакам"...

Ничего не кончилось. Скорее, наоборот. Вектор истории временно утерял предсказуемость и никакое мифическое "послезнание" сейчас не могло помочь даже символически. Ставка в Могилеве отвечала на телеграммы уклончиво, Духонин[51] подал в отставку и замолчал, Чернова[52] не могли найти. Какая-то сволочь остановила эшелон с зерном у Череповца, гад Керенский требовал немедленно отрядить два батальона для охраны здания ЧЮК, хотя там пока никто из работников свежесозданной комиссии и не появлялся. "Чужие" типографии саботировали печатанье воззваний, категорически требуя предоплату, ликвидация винных складов встретила активное противодействие несознательной части населения города. И Москва, опять Москва...

Товарищ Островитянская, сжав земноводную волю в кулак, делала все возможное и невозможное. На долю Катрин осталось завершать текущие следственные дела...

* * *

В морге пахло свежей известью, печалью и хвоей. Побеленные потолки казались выше, лампы бросали мрачные тени, но давали достаточно света, со двора доносились слова отпевания - там соорудили временный помост и навес для работников религиозных культов.

Бригада штрафников завтракала у конюшни.

- Вы, граждане, - Катрин, не здороваясь, указала на троих, - с вещами на выход.

Вздрогнули все. В штрафной бригаде сейчас числилось около трех десятков подследственных - естественно, отнюдь не все стрелки и террористы - по большей части мирные спекулянты, уличные грабители и прочая аполитичная буйная пьянь. Взятые на порче банковского имущества и за стрельбу по патрулям тоже имелись - ситуация в городе отнюдь не стало благостной.

- Без нервов, - призвала Катрин. - Не к стенке ведем. Допрос и изменение меры пресечения.

Допрос, вернее, заключительную беседу, пришлось проводить в знакомом кабинете патологоанатома. Начали с инженерного состава.

- Полагаю, вы познакомиться и парой слов перекинуться успели? - Катрин глянула в "дела" подследственных и сунула бумаги обратно в общую папку.

- Нам и раньше доводилось встречаться, - признался Грант.

- Неудивительно. Общие интересы: самолетостроение и малообъяснимая, но пламенная любовь к скорострельному оружию.

- Недобрая ирония судьбы, - угрюмо подтвердил человек, проходящий по следствию как боевик "Лев".

- Наверное, она, судьба. Я вас воспитывать не стану. Вы люди умные, чрезвычайно талантливые и образованные, наверняка уже все просчитали и прояснили в чем был гадостный "развод" и как вас на смертоубийство подписали. Некоторые ошибки, граждане-инженеры, непростительны. Так что, прощения не будет. Искупайте трудом. России, обстрелянной в спину и вами, и настоящими идейными врагами, нужны опыт и знания профессионалов. И аэропланы нужны, вот прямо позарез и уже завтра. Следственное дело завершено, приговор таков: следуете в Ейск, там создается воздухоплавательный центр. С сегодняшнего дня вы на государственной службе. Из-под стражи освобождаетесь, всякие церемонии и торжественные дачи "честного благородного слова", опустим. Следствие и комиссия Общего орготдела надеется на ваше самосознание. Вот товарищ, - Катрин кивнула на молчащего бойца-"попутчика", - из нижних чинов, но кое-что смыслит по части самолетостроения. Надеюсь, сотрудничество наладите. Счастливого пути, трудовых успехов.

Завели литератора. Алексей Иванович за эти дни заметно прибавил в возрасте. Под ногтями нервных пальцев серели ободки от цементного раствора, пальто в брызгах извести. И густо пропах мертвецкой.

- По сути дела говорить нам уже не о чем, - с печалью признала Катрин. - Исключительно по традиции несколько слов на прощание. Должна признаться, знакомство с вами - одно из самых больших огорчений в данном следственном деле. Всегда ценила ваш литературный талант, и вдруг...

- Если неофициально желаете высказаться, так к чему бубнить тоном заезжей жандармской вдовы? - злобно и язвительно поинтересовался бывший литератор. - Уж пожалуйте откровенно. В свойственной, хамски-революционной манере.

- Извольте. Не поверила я. Искали мы шалых стрелков из-за угла, вроде и улики имелись, а я насчет вас и мыслишки не допустила. Дура, чего говорить. Слепо не могла представить вас с пулеметом в руках. Ладно, пусть мальчишки отчаянные или пролетариат, жизнью замордованный. Бытие определяет, шоры на глазах людей. А вы? Тонко-чувствующий, ироничный, глубокий человек. И откуда такая бездонная ненависть? Вот сидите передо мной, весь такой гордый, непреклонный, с намозоленным на спусковом крючке пальцем. Черт знает, что такое и как это понимать. Воистину жутка наша классическая русская интеллигенция в этой слепой жажде чужой и своей крови. Откуда такая самозабвенная склонность к душегубству и суициду во имя самых светлых радостно-ситцевых целей? Просто счастье, что преимущественно вы криворукие и беспулеметные. Ну, полагаю, мои убогие мыслишки вас не особо интересуют.