Русские и русскость - Резниченко Семен - Страница 3

(на примере русских и украинцев)

1. Сравнительно большая дистанция между языком, культурой и этнической идентичностью, относительно большая возможность их несовпадения.

2. Большая степень этнизации социальных и мировоззренческих различий, а также отождествление этничности с социальным положением или мировоззрением.

3. Сила и устойчивость этнической идентичности в случае её объединения с социальной или идеологической идентичностью (Кубань, Донбасс, Галичина).

4. Значительная роль территориальных идентичностей.

5. Наличие развитых территориальных субэтносов социальных и идеологических квазисубэтносов, не имеющих собственной территории.

Определённая часть русской политической элиты любит порассуждать о русском коллективизме, стремлении ко всеобщему единению, соборности, почитании традиций и пр. Сравнительно недавно это сделал известный литературный критик В. Бондаренко на сайте «Свободная пресса». В целом таких публикаций было море, особенно в перестроечный и постперестроечный периоды. Картины они рисуют красивые, но далёкие от реальности, наблюдаемой вокруг.

А что же есть на деле? Начнём с самого начала.

Славянская культура в древние времена подразумевала нахождение небольшого автономного коллектива на достаточно обширной территории — коллектива, максимально независимого от других родственных коллективов и одновременно максимально компактного и простого. Расширение единого, усложнение структуры не приветствовалось. Должен был сохраняться status quo. Одновременно набор отношений между автономными минимальными общностями и правил, их регулирующих, должен был быть сведён к необходимому минимуму.

Трудно сказать, почему возникла такая традиция: то ли славяне — потомки доиндоевропейского населения, усвоившего новый язык, но сохранившие старые социопсихологические установки, или же славяне — автохтонная часть индоевропейцев, позже других своих собратьев начавшая куда-либо мигрировать и участвовать в бурных политических процессах. Ведь именно миграции и политические катаклизмы приводят к перестройке общества и созданию обширных структурированных общностей, воображаемых сообществ.

Такой период в истории славян продолжался долго.

Но и славяне к эпохе Великого переселения народов стали активно мигрировать, завоёвывать соседей, отбиваться от более сильных — и в любом случае создавать государства.

Во многом именно стремление сохранять невысокую плотность населения и небольшое количество социальных структур на одной территории привело к крайне активной славянской миграции после начала бурного демографического роста и социального развития I века нашей эры.

Впоследствии у южных и западных славян общество эволюционировало в сторону создания сравнительно более плотной, разветвлённой, формализованной и стабильной социальной структуры. Ситуация, относительно близкая к условиям Великого переселения народов и славянской миграции, сохранялась у восточных славян. Они продолжали активно расселяться и политически дробиться. Хотя социальная структура и развивалась быстро, но возникали огромные многолюдные города.

Монголо-татарское нашествие и создание Московского государства показали другую черту славян — удивительную гибкость и рациональность. Ведь они создали совершенно чуждое им по форме государство, скорее, дальневосточного типа. Рациональность нарождающихся русских объясняется традиционной свободой принятия решений руководителями даже самых мельчайших коллективов и просто отдельными людьми, которая не была скована чрезмерным обилием ограничений и традиций. Гибкость и свобода принятия решений были закреплены на ментальном уровне в ходе многочисленных и продолжительных миграций.

В условиях миграций и военно-политических пертурбаций у восточных славян закрепилась установка на то, что отдельный малый коллектив или полноправный человек может сам определять свою этносоциальную принадлежность, подданство государству или правителю. Всё это можно было менять. А иногда это становилось единственной возможностью выжить в условиях краха очередной потестарной системы. Но иногда локальная идентичность «намертво» сплачивалось с членством в воображаемом сообществе в случае имеющихся каких-либо привилегий либо других обстоятельств. Вот почему этноязыковая принадлежность у некоторых восточных славян и происхождение не слишком жёстко привязаны к идентичности, в то время как у других — спаяны намертво.

Но после создания Русского государства основные установки ментальности пришли в противоречие с государственной моделью. Русские продолжили активно мигрировать, осваивая гигантские просторы Сибири, уходили в казаки, бежали за рубеж.

Но появилась необходимость к совместному проживанию большого числа самых разных русских в одном и том же месте в рамках общества с огромным количеством правил и установлений, что вызвало жестокий ментальный диссонанс, приведший к опричнине и Смуте.

Очень скоро, чтобы как-то разрядить ситуацию, русские вновь начали отпочковываться друг от друга, но теперь уже не территориально, а социально-ценностно: кто-то стал старообрядцем, а дворяне переоделись в заграничное платье и начали говорить на иностранных языках.

Появился феномен ложных общностей, когда находящиеся на одном пространстве и социально взаимодействующие друг с другом русские люди максимально ценностно-психологически обособляются друг от друга, стремятся создать свои небольшие миры, максимально закрытые для других.

А где же коллективизм? В русской традиции коллективизм — это качество, практикуемое между своими в узкой группе или в самых больших масштабах, но короткое время, в какой-нибудь экстремальной ситуации. В условиях затянувшегося Великого переселения и набегов кочевников такие ситуации не являлись редкостью. И у русских индивидуалистов, восприимчивых и гибких, выработалась способность «в случае чего» вести себя подобно коллективистам. Государство восточного типа старательно внедряло чрезвычайные практики в повседневность (передельно-паевая община, колхозы). Такие практики, будучи в определённом отношении успешными, деформировали русскую повседневность, и отнюдь не переставали быть чрезвычайными.

Ко времени падения империи Романовых русское общество было разделено на огромное множество и социальных (интеллигенция, крестьянство), и территориальных (казачество), и идеологических (различные политические течения) «миров», которые активно стремились жить свободно и независимо друг от друга. И так как это было физически невозможно (не может интеллигенция жить в другом государстве по отношению к товаропроизводителям), борьба за независимость превратилась в борьбу за власть.

Победившие коммунисты попытались уничтожить дихотомию менталитета и государственного устройства. Образ жизни и душевное устройство русских они попытались переделать в соответствии с нуждами деспотического государства. Поэтому была разрушена любая традиционная самоорганизация и автономность, что привело к массовой десоциализации и маргинализации русских, которые массово замкнулись в своих личных мирах, ставших для них единственной абсолютной ценностью. Этому не в меньшей степени поспособствовали успехи коммунистов в улучшении уровня благосостояния и развития социальной сферы, науки и промышленности. Вызовы, ответом на которые являются социальная солидарность, коллективизм и патриотизм, были временно ликвидированы.

Эти вызовы — необходимость бороться с голодом, набегами врага, природными стихиями. Если их убрать или просто ослабить — человеческое общество стремительно деградирует, и люди начинают жрать друг друга.

Сейчас мы имеем дело с распадом самых разных воображаемых сообществ, связанных с русской идентичностью, — национального, а также и различных социальных и политических идентичностей. Они становятся именно воображаемыми, принадлежность к ним слишком часто не ведёт ни к каким действиям. После большевистского единообразия возникает стремление к созданию малых независимых общностей. Этому способствуют и общемировые тенденции постмодерна.