Я воевал в Корее
(Записки английского солдата) - Танстолл Джулиан - Страница 11

Но они поступили иначе. Дивизия со всей своей техникой очертя голову устремилась в ущелье. Пулеметы противника возобновили огонь и вызвали полное смятение. Лишь некоторым машинам посчастливилось пробиться к нашим позициям на противоположном конце ущелья. Покрышки на колесах были разорваны в клочья, и машины мчались на голых ободах. Убитые и раненые грудами лежали на машинах, свисая через борта и падая на дорогу. Наши врачи и санитары пытались оказать первую помощь раненым, но медикаменты быстро кончились. Повсюду валялись трупы американских солдат и офицеров.

Китайцы одержали блестящую победу.

Так как американцы не сумели сами справиться с засадой, нам приказали выступить в горы и ликвидировать подразделения засевших там китайцев. В этой операции мы понесли большие потери. Наши бронетранспортеры с пулеметами и минометами остались на дороге, откуда они должны были вести огонь. Вдруг какой-то американский танк выскочил из-за поворота и, увидев стоящие на дороге машины, открыл огонь. В результате этой глупости и безответственности погиб один наш товарищ. С каким возмущением обрушился наш полковник на командира танка! Мы были бы рады, если бы полковник пристрелил его.

Подобные случаи только усиливали общую неразбериху. Американцы в панике бросали огромное количество снаряжения и множество автомашин. Артиллерию они бросили еще раньше. Только в одном этом бою дивизия лишилась почти половины своего личного состава. Таков один из самых позорных для американской армии эпизодов в этой войне.

Сложившуюся обстановку можно коротко описать фразой, которую в растерянности бросил один американский старший офицер. Когда он, оказавшись в безопасности, проезжал на «виллисе» мимо наших позиций, его спросили, что он собирается делать в данной обстановке.

— А что же можно сделать? — ответил он и поехал дальше на юг.

Он спас свою шкуру, и ему не было дела до остальной дивизии. А ведь и тогда еще было не поздно организовать контратаку. Если этот офицер типичен для американской армии, я не завидую американским солдатам.

Две наши роты удерживали дорогу, пока через нее не прошла вся американская дивизия. И за это никакой благодарности!

Китайцы прочно закрепились на высотах и контролировали все ущелье и долину. Их было немного — всего до роты, но они отразили все попытки выбить их с занимаемых позиций, даже после того как разгромили целую американскую дивизию.

После того как китайцы отбили нашу атаку, мы окопались на склонах горы. Тела убитых и раненых усеивали высоту, обстреливаемую китайцами. Нашлись добровольцы, чтобы вынести их с поля боя. Они надели опознавательные повязки с красным крестом и медленно поползли наверх. Китайцы имели полное право вести огонь, но они немедленно прекратили обстрел и дали возможность вынести раненых и даже труп офицера, который вел нас в атаку и был убит совсем рядом с их позициями. Этот эпизод может служить красноречивым ответом всем тем, кто называл китайцев и корейцев «убийцами и садистами». Китайцы перестали стрелять из уважения к нашим погибшим и раненым. Мне приятно отметить, что этот благородный поступок был по достоинству оценен многими нашими солдатами.

Когда мы наконец вырвались из ущелья Кунури, на нас опять обрушились китайцы. Они устроили новую засаду и нанесли мощный удар, отлично подготовленный и точно рассчитанный по времени. Тактика китайцев лишний раз доказала преимущество быстрого проникновения в глубину в след за контратакой. При малейшем замешательстве противника такая тактика может дать поразительные результаты.

Общее положение на фронте резко ухудшалось, так как китайцы стремительно просачивались со всех сторон. Когда мы были еще в окрестностях Сончхона, китайцы, не встретив сильного сопротивления американских войск, захватили позиции на нашем правом фланге. Западнее находились позиции английской 29-й бригады, которая вместе с нами должна была удерживать этот пункт.

Здесь не оставалось никаких войск, кроме 29-й бригады и наших подразделений. Настолько поспешен был этот «отрыв от противника»! На восточном побережье создалась еще более напряженная обстановка. Стараясь удержать шоссе на Хамхын и отвести по нему свои части, английская и американская морская пехота, все еще занимавшая позиции на севере, подверглась сильному натиску противника.

Не оставалось никакого сомнения, что, несмотря на все усилия нашей разведки, противник перехитрил нас, и мы едва не оказались в окружении. Общее отступление продолжалось, но наш полк все еще не получил приказа отходить. Такого рода «отрыв от противника» повторялся не раз. Наши войска отступали до тех пор, пока кто-то не принимал решение создать где-нибудь новый оборонительный рубеж.

И вот мы снова на пути к Пхеньяну, на этот раз — обратно, в южном направлении. Мы продвигались по избитым проселочным дорогам, ураганный ветер так и срывал одежду. Чтобы не замерзнуть, мы плотнее прижимались друг к другу. С наступлением сумерек повалил густой снег. Это был первый сильный снегопад, и мы поняли, какие испытания нам предстоят зимой. Потом мы убедились, что дождь переносить гораздо труднее снега, особенно, когда приходится спать под открытым небом.

С наших позиций просматривался брод через реку, откуда нам могла угрожать опасность.

Позади находилась открытая местность, а вдали за ней виднелись темные вершины гор.

Третьего декабря мы крайне удивились, получив приказ отойти к югу от Пхеньяна, чтобы «избежать начала третьей мировой войны». Стратегический отход, провозглашенный на знаменитом совещании Эттли и Трумэна, был лишь неудачным оправданием отступления. Я не знаю, о чем они говорили при встрече. Возможно, они не одобряли действий Макартура, направленных на продолжение войны в Корее, но решение глав правительств об отводе наших войск явилось еще одним доказательством того, что китайские добровольцы сражались за правое дело.

И снова потянулись автоколонны. Транспорт, которым располагал наш батальон, предназначался только для перевозки грузов, но сейчас все автомашины были предоставлены личному составу. Одну роту погрузили в прицепы с американскими минометами. Солдаты сидели на бортах машин в неудобных позах, испытывая отчаянную тряску.

Толпы беженцев, хлынувшие на юг, сильно мешали нашему продвижению. Они шли по дорогам, нагруженные своими пожитками, и каждую минуту рисковали попасть под колеса автомашин.

Мне часто приходилось видеть, как водители, сбив человека, даже не помышляли о том, чтобы остановиться. Сколько людей погибло на дорогах из-за невнимательной, а порой и умышленно преступной езды шоферов, трудно передать!

В легкой одежде, гонимые жестоким ветром, шли по дороге женщины с детьми. Это одна из самых трагичных картин войны.

Когда линия фронта передвигалась к северу или к югу, вместе с войсками шли беженцы. Непрерывные налеты авиации и артиллерийский обстрел, уничтожающие посевы и разрушающие дома, вселяли в них ужас. Единственной мыслью этих людей было спастись от бомбежек, и они упрямо шли вперед, пожалуй даже не понимая зачем.

Проходя через Пхеньян, разрушенный и опустошенный, мы видели, как американцы сжигали все, что попадалось им на глаза. Ночью мощные взрывы складов с боеприпасами сотрясали землю и гигантские столбы пламени освещали небо по мере того, как вспыхивал один склад за другим. Но и этого американцам было мало. Они методически взрывали все здания, которые представляли хоть какую-нибудь ценность. В городских тюрьмах было убито много заключенных. Для выполнения этих преступных актов привлекались не только те, кто охраняли тюрьмы, но и всякий, кто изъявлял желание участвовать в злодеянии. Безжалостному уничтожению подвергались также памятники старины, бесценные реликвии древности.

Нормальному человеку может показаться неслыханным варварством убийство мирных жителей только за то, что они пытались уйти из разрушаемого города. Но американцы шли даже на это, лишь бы расчистить путь своим грузовикам.

Железные фермы огромных мостов по-прежнему лежали в реке, теперь уже замерзшей. Из города отступали лисынмановские войска. Им не давали никакого транспорта — в таких случаях их бросали на произвол судьбы. Солдаты, которых гнали озверевшие офицеры, представляли собой зрелище, пожалуй еще более жалкое, чем беженцы. Оборванные, они шли под пронизывающим холодным ветром на юг, сознавая, что впереди их ждет еще много тяжелых испытаний.