Побратимы
(Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич - Страница 18

Еще не успели как следует расположиться, а в партизанский штаб настойчиво вторгается дыхание боевой жизни.

— Разрешите!? — подходит к нам с Миронычем высокий худой мужчина. — Кто из вас Луговой?

— Я.

— Здравствуйте! — протягивает он худощавую руку. — Я Лексин.

— Лексин! — удивляюсь я. — Тот Лексин, который…

— Тот самый. Лексин Иван Георгиевич.

Мы крепко обнялись и расцеловались. Приятно увидеть героя, которого знал лишь по рассказам. Правда, о делах подпольной организации Лексина, действующей в Симферополе, и о нем самом Ваня Бабичев рассказывал так много, что в моем воображении еще тогда сформировался зримый образ подпольщика. И сейчас я с интересом разглядываю его. Он и такой, каким представлялся моему воображению, — рослый, с волевым лицом, и не такой — рано поседевшая голова на крепкой шее, спокойный проницательный взгляд карих теплых глаз.

Приход посланца радует и вместе с тем настораживает: что привело его в лес, не беда ли?

— Присаживайтесь, Иван Георгиевич, — приглашаем гостя. — Отдыхайте с дороги. Сейчас обедать будем.

Лексин садится к костру.

— Я к вам, товарищи, с делом. Насчет провокатора Гришки Кольцова. В Симферополе, — рассказывает гость, — очень неспокойно. Провокатор Кольцов предал Валентина Сбойчакова и Григория Орленко. Опять арестованы Антонина и Анна Орленко. Схвачен и шестнадцатилетний сынишка Антонины, Алик. Их подвергают зверским пыткам. Но арестованные не сдаются. Ни дел, ни имен подпольщиков они не раскрывают. Новых арестов в городе нет. А угроза, созданная Кольцовым, не миновала. И не отпадет, пока не будет обезврежен провокатор.

— Кольцова надо убрать, — заключает Лексин. — Он очень опасен. Ходит в маске «представителя леса». Может провалить еще не одну группу. Правда, своих людей мы предупредили. Однако, избавиться от этого подлеца надо. Дайте нам его приметы и явки. И еще одна просьба: пошлите в город Ивана Яковлевича Бабичева. Город переживает тревожное время, а представителя обкома там сейчас нет.

Итак, Валентина нет…

Все эти дни, прошедшие после его ухода в Симферополь, в душе еще теплилась надежда, что все обойдется. Упрекаю себя. Сердце болит от тяжести утраты, от досады за непоправимую ошибку.

Мы передали Лексину домашний адрес Кольцова, места и пароли явок, адрес девушки, к которой ходит провокатор и куда в свое время он приглашал Валентина. Обрисовываем и внешность предателя. Потом разговор зашел о делах подпольщиков. Особенно подробно договариваемся о способах более глубокой конспирации. Обещаем прислать представителя обкома.

— Гитлеровцы свирепствуют все больше и больше, — продолжает Лексин. — Чувствуют, видно, что проиграли войну.

Иван Георгиевич оказывается интересным и умным собеседником. Он трезво оценивает силу врага и, вместе с тем, видит его слабые места, которые мы можем и должны использовать. Подрыв морального духа солдат и офицеров вражеской армии, привлечение наиболее сознательной их части на нашу сторону — это одна из задач партизан и подпольщиков.

— Мы часто и серьезно думаем об этом, — говорит Лексин. — Помогаем тем, кто протрезвляется. Вы, конечно, знаете, что в сто сорок седьмом полицейском батальоне гитлеровской армии комиссаром Бабичевым создана группа подпольщиков. Солдаты распространяют в казармах советские листовки. Начали диверсионную работу. Третьего дня они подорвали огромный склад боеприпасов под Марьяновкой. Туда только за последние дни было свезено четыре вагона боезапаса. Десятки вагонов боеприпасов взлетели на воздух.

Разговор возвращается к предателю.

Хорошо было бы его выкрасть и доставить в лес, говорит Колодяжный. — Предлагаю послать на поимку Кольцова одного-двух словаков.

С Лексиным посылаем Беллу, который передаст явки и адреса провокатора солдатам словацкого подразделения в Симферополе. Те поймают или уничтожат Кольцова. Затем Белла поедет в дивизию брать новую группу антифашистов в лес.

Через час с Яман-Таша спускается целая экспедиция. Я иду на встречу с майором Серго, руководителем специальной группы разведчиков, работающих в городах и районах Крыма. Сопровождает меня Бартоша со своей группой. С нами Лексин и Белла, направляющиеся в Симферополь.

Бурульча встречает нас радушно. Безумолчно звенит ее песня. Река течет на север. Ее правый берег вздыблен круто вверх. Левый — пологий, он открывает доступ лучам послеобеденного солнца. Долина реки щедро залита ярким светом. На склонах обоих берегов величаво застыли кряжистые дубы, узловатые грабы, стройные буки, липы. Местами проглядывают седые скалы. Лента воды то ниспадает порогами, пенясь меж валунами, постукивая перекатывающимися камнями, то бесшумно разливается по гравийным россыпям, играя переливчатыми бликами.

На берегу Бурульчи делаем привал. Василий Бартоша прилег на мшистую каменную плиту, напился прямо из речки, да так и остался лежать, заглядевшись в воду. Тихо подхожу к нему. Действительно, есть на что заглядеться. В глубине заводи, как в зеркале, отразился окружающий мир: и спокойный лес, и горделивые скалы и безбрежная чаша неба. Заметив меня, Бартоша поднялся и, словно впервые, оглядел лес, горы, небо.

— Вот закинчиться вийна, и стану я, Микола Дмитровичу, лисныком… — мечтательно говорит он.

На поляне третьей казармы расстаемся.

Крепко обнимаемся с Лексиным и Беллой и троекратно целуемся — в полной риска лесной жизни это стало традицией.

Тайна Беллы

Прошла неделя, но Белла не возвращался. Не видели его и в городе. Похоже, что наш разведчик схвачен. По его следам послали Виктора Хренко, потом Клемента Медо. Поиски были без результатов. Лишь на десятый день Белла явился. Докладывал бойко: на след провокатора Кольцова направил трех словаков; в «Рыхла дивизии» был; листовки распространил, но группу антифашистов увести не удалось — немцы усилили контроль.

Из города он привел черноволосого щупленького мальчугана лет тринадцати. Сказал, что подпольщики поручили забрать мальчика в лес, так как мать его арестована.

Больше ничего он не рассказывал. Старался держаться бодро, шутил и все напевал песенку о Катюше.

Выглядел же Белла необычно: похудел, осунулся, округлое лицо с высоким лбом, живыми черными глазами и постоянной улыбкой на губах постарело. Довольно заметные следы побоев он объяснил неохотно и односложно: «Упал». Густую шевелюру, лихо зачесанную назад, тронула проседь, а ведь Белле всего-навсего двадцать два года.

— Белла! — спрашиваю его. — Как твое здоровье?

— На все сто, товарищ командир бригады! Ако всегда здоров.

— Ой, что-то не то.

Но Белла так ничего и не ответил. Тайна Беллы раскрылась лишь спустя двадцать один год. Узнал я о ней совершенно случайно.

Как-то утром (это было уже в 1964 году) зашел ко мне молодой офицер флота. Представился:

— Роман Федорович Болтачев. Пишете о словаках? — спросил с интересом.

— И о словаках.

— О Белле, конечно, тоже пишете?

— Пишу.

А о том, как его расстреливали, будете писать?

— Беллу никто не расстреливал. Он жив. Вы что-то спутали.

Нет, моряк ничего не путает. Из бокового кармана кителя он достает фотографию.

— Узнаете?

С фотоснимка на меня глядит знакомое лицо Беллы. Да, это он — Войтех Якобчик. Его мягкая душевная улыбка. Его чуть настороженный взгляд живых черных глаз. Его кожаная куртка с застежкой «молния». И даже его красный шарф, повязанный на манер пионерского галстука.

— Да, мы говорим об одном и том же Белле. Но вы ошибаетесь, он живой. Мы переписываемся.

— Я не сказал, что он расстрелян. Его расстреливали, но не расстреляли. Я знаю это точно.

На минуту гость умолк, затем, собравшись с мыслями, начал свой рассказ.

— К вам в лес, на гору Яман-Таш, я попал в начале августа сорок третьего года. Было мне тогда тринадцать лет. Нет, не с этого я начал…