Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд - Страница 45

К хозяйке дома, хотя она еще комкала в руке влажный платок, вернулась ее прежняя разговорчивость, а в глазах появился нездоровый блеск. Стэгг, пробормотав несколько соболезнующих фраз, в замешательстве замолчал.

— Кто это сделал, мистер Стэгг? — воскликнула женщина. — Он застрелился? Что произошло?

Суперинтендант постарался сохранить невозмутимый вид.

— Мы не думаем, что ваш муж застрелился, миссис Лав, поскольку оружие в комнате не найдено. А по поводу того, что произошло… Мы надеемся, что вы поможете нам выяснить это.

В наступившей паузе стало слышно, как в коридоре разговаривают медики. Миссис Лав спросила:

— Но чем я могу вам помочь, мистер Стэгг? Я ничего не знаю, абсолютно ничего! Все это поразило меня как удар грома! А бедняжка Майкл — такой милый! Я хорошо помню его в Мерфилде. У мужа там был пансион, вы знаете, он назывался Питерфилд, хотя, по-моему, гораздо лучше, когда пансионы называют по имени их управляющих. Бедняга Майкл являлся старостой за год до того, как он ушел, — или нет, это было в год его выпуска…

— Да, да, мэм, — торопливо перебил Стэгг, — мы знаем. Но что касается этого вечера…

— Все из-за кофе, — неожиданно произнесла миссис Лав.

— Простите, мэм?

— У нас закончился кофе, наверное, его выпила миссис Фиске, моя домработница. Прислуга теперь такая странная, никогда не знаешь, что она выкинет, если повернуться к ней спиной… Но я понимала, что Эндрю не станет пить чай или какао, он очень придирчив, например, в том, чтобы не употреблять ни капли спиртного. Я подумала…

— Миссис Лав, давайте по порядку. Когда вы в последний раз видели мужа живым?

Похоже, ее удивил этот вопрос.

— Разумеется, за ужином. После ужина Эндрю всегда работает в кабинете до без четверти одиннадцать и просит, чтобы никто не беспокоил его в это время. А это неудобно, ведь часто приходят люди, которые не знают о его привычках, и я вынуждена объяснять, что он не может принять их, а посетителей это обижает…

Фен, терпеливо ждавший своей очереди, решил вмешаться:

— Но другие учителя об этом знают?

— Да, и даже подшучивают над его педантичностью. Говорят, что могут ставить часы по Эндрю, и время будет абсолютно точным, да иногда я и сама его ругала, мол, нельзя превращаться в затворника, но он не хотел ничего менять. Мне приходилось к нему подлаживаться, а поскольку я не очень пунктуальна, это было довольно трудно, но нельзя же иметь сразу все, правда?

Стэгг согласился с ней — не потому, что счел это замечание особенно умным, а просто понимал, что если немедленно не возьмет инициативу в свои руки, то ему придется допрашивать вдову до утра.

— Что случилось после ужина? — спросил он.

— После ужина Эндрю работал в своем кабинете, а я писала письма. По правде говоря, ненавижу это занятие и всегда стараюсь оттянуть его до последнего, хотя Эндрю настаивает, чтобы на письма отвечали в день их получения, что вполне естественно, иначе потом они повиснут на вас как камень.

— Вечером никто вам не звонил?

— Нет, мистер Стэгг. Как я уже сказала, Эндрю постоянен в своих привычках. Он всегда…

— Да, да, вы уже говорили. Я вас понял. Вы не заметили в этот вечер ничего необычного?

— Хм. — Миссис Лав впервые сделала паузу, обдумывая его вопрос. — По радио передавали странный спектакль, интеллектуальный, я такие не люблю, они иногда передают подобные вещицы. Наверное, Эндрю такое бы понравилось, с ним я всегда чувствовала себя так, словно мне еще многому надо учиться, а это, знаете ли, было нелегко.

— Конечно, конечно, это было нелегко. И вы совсем не выходили из дома?

— Выходила. Я отправляла письма.

— В какое время, мэм?

— Могу сказать точно, потому что обычно я внимательно слежу за временем. И в тот момент я подумала, что если немного поспешить, у меня еще есть возможность бросить письма с вечера, чтобы их разослали с утренней почтой, несмотря на то что ящик находится довольно далеко. Но я все-таки заставила себя выйти, ведь два письма надо было отправить еще на прошлой неделе, хотя, видимо, не так уж важно, посылать их утром или вечером, но каждый делает, что может.

Стэгг подавил раздражение.

— Но вы так и не сказали нам, мэм, в какое время вышли из дома?

— Это было в двадцать пять минут одиннадцатого. Я поставила чайник, чтобы выпить на ночь чашку кофе, и…

— А когда вернулись?

— Без двадцати одиннадцать, мистер Стэгг. Только тут я обнаружила, что у нас нет кофе, обычно я варю его на воде или молоке, но в банке не было ни крошки. Уверена, дело не обошлось без миссис Фиске, я с ней об этом еще поговорю, и я знала, что Эндрю рассердится, потому что он любит, чтобы кофе подавали без четверти одиннадцать, минута в минуту. Я побежала в дом миссис Фил поте, чтобы занять немного кофе, это было единственное, что пришло мне в голову, а она такая болтушка, вы не представляете, некоторые люди могут часами трещать без умолку, даже дыхания не переведут. Не знаю, как им это удается! Короче, было уже одиннадцать часов, когда я приготовила кофе, отнесла его в комнату Эндрю, и тут… тут я его нашла. — И она промокнула глаза платком.

— Еще один вопрос, мэм, — произнес Стэгг, воспользовавшись секундной паузой. — Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать зла вашему мужу?

В ответ на него обрушился поток слов, содержавший, однако, мало полезной информации и не дававший никаких намеков на возможные мотивы преступления. Последний вопрос был чистой формальностью, и, задав его, Стэгг решил, что больше его ничто здесь не удерживает. Он поднялся и бросил выразительный взгляд на Фена, который, с трудом стряхнув с себя сонную одурь, послушно последовал за ним.

Стэгг пробурчал:

— Вы оказали нам большую пользу, миссис Лав. — Но эта фраза прозвучала так фальшиво, что он невольно покраснел. — Нам пора идти. Постарайтесь немного отдохнуть.

— Вы… вы увезете его?

— С вашего позволения, мэм. — Стэгг замялся. — Не знаю, есть ли у вас какой-нибудь друг, который может остаться с вами на ночь…

— Не волнуйтесь. — В голосе вдовы прозвучала неожиданная твердость. — Со мной все будет в порядке. За последние сорок лет это первый раз, когда я смогу побыть наедине с собой. У

У ворот они встретили сержанта, констебля и полицейского врача.

— Мы занесли его внутрь, — сообщил врач, указав на машину «Скорой помощи». — По-моему, нам всем пора спать.

Стэгг щелкнул кнопкой своего фонарика.

— Вы правы, — кивнул он. — Даже не знаю, сделал ли я все, что требовалось? Как я уже говорил, это не совсем мой профиль.

— На мой взгляд, — произнес Фен, — вы справились замечательно. Особенно в такой затруднительной и деликатной ситуации.

Стэгг немного повеселел:

— Вот и хорошо. А что вы сами думаете об этом деле?

— Лава могли застрелить, когда его жена ушла из дома. Хотя, если убийца использовал глушитель…

— Все говорит за то, — добавил Стэгг, — что Лава убили раньше, чем без четверти одиннадцать, когда жена обычно приносила ему кофе. Я хочу сказать — если преступник знал его распорядок дня. В кабинете стояли две чашки, значит, миссис Лав пила свой кофе вместе с мужем. Ладно, я поразмышляю на досуге, сэр, а завтра мы все обсудим.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Фен, выяснив, как добраться до дома директора, отправился своей дорогой, чувствуя себя совсем измученным. Садясь в машину, он с содроганием вспомнил, что впереди его ждет самая глухая пора ночи — время, когда обычно умирают больные люди. Он погрузился в глубокую задумчивость и оставался в этом состоянии, пока его автомобиль мчался сквозь ночной мрак.

Глава 7

Сатурналии

Утро актового дня выдалось солнечным и ясным — редкий случай, очень порадовавший директора. По крайней мере, теперь ему не придется в спешке переносить уличные мероприятия под крышу. Небо оставалось безоблачным и после завтрака, когда Фен рассказал директору обстоятельства смерти мистера Лава.