Марш одиноких - Довлатов Сергей Донатович - Страница 22

-А куда вы направляетесь? - интересуется господин.

Я объяснил.

Так он, представьте себе, вылез из метро раньше, чем ему было нужно. Отправился меня провожать. Всю дорогу звал мое семейство пожить у него. Прощаясь, сунул мне визитную карточку.

- Я, - говорит - адвокат. Понадобится консультация-звоните...

Ну что ты будешь делать с этой Америкой?! Любить ее или ненавидеть?!

ЧЕТЫРЕ ГОДА НАЗАД...

Четыре года назад японский журналист задал академику Сахарову вопрос:

- Может ли измениться советский режим? Реально ли это в обозримом будущем?

- Боюсь, что нет, - ответил Сахаров. Тогда журналист спросил:

- Значит, все безнадежно? Ради чего же вы занимаетесь правозащитной деятельностью? Зачем рискуете собой?

Сахаров ответил:

- Тогда вообще не стоило бы жить. Без надежды жизнь лишается смысла. Я не верю... И все-таки надеюсь.

Это соображение может показаться наивным. Однако - лишь на первый взгляд. Правда существует во имя правды. Не преследуя каких-либо иных, материальных целей.

Надежда существует во имя надежды.

Пусть все ужасно. Газету утром раскрывать боимся. Военная угроза, Польша, терроризм...

Казалось бы, семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились... И впереди-конь бледный... И всадник, которому имя - смерть...

И все-таки мы говорим друг другу:

- Счастливого Нового года!

Все было. Всякое бывало. Но дружба уцелела. Хоть и сокращается порою круг друзей. Но телефон звонит. И почтальонам есть работа. И вечно рядом какие-то симпатичные люди...

- Надейтесь, друзья! Врагам мы тоже говорим:

- Счастливого Нового года!

Чем бы их таким порадовать, врагов? Может, окочуриться им на радость?

Что ж, со временем, как говорится, - не исключено.

Надейтесь, враги!

Я все еще надеюсь. Не от слепоты. Не от бессилия. Во имя самой надежды. Без каких-либо иных материальных целей.

Сама надежда является целью. Она же является средством.

БЫЛ У МЕНЯ В ЛЕНИНГРАДЕ...

Был у меня в Ленинграде знакомый фарцовщик. Громадными партиями скупал у иностранцев всяческое барахло. Занимался также валютой и антиквариатом...

Позавчера встречаю его на Квинс-бульваре. Обнялись, разговорились.

- Ну как, - спрашиваю, - чем занимаешься?

- Кручу баранку, - отвечает, - вкалываю с утра до ночи.

Я удивился:

- Ты же был деловой, предприимчивый?! Мой друг усмехнулся:

- Америка показала, кто деловой, а кто не очень. Действительно, Америка многое заставила пересмотреть в себе и в жизни.

Здесь все по-другому. Здесь понятия "бизнесмен" и "мошенник" не совпадают. Говоря проще, здесь надо работать.

Вот мой знакомый и превратился в честного труженика...

Мне возразят:

"Ну, хорошо - ремесленники, инженеры, ученые. А как быть с музыкантами и литераторами?"

Хорошие музыканты играют. Я не говорю о Ростроповиче. Пономарев играет. Сермакашев играет. Батицкий играет. (Причем речь идет только о моих личных знакомых.)

Литераторов поддерживает государство. У Поповского - стипендия. У Парамонова - стипендия. У Соловьева, Клепиковой - такая же история. Даже Алешковский грант получил...

Мне возразят:

"А как же быть с писателями на велфейре? С музыкантами за баранкой? С кинорежиссерами, переквалифицировавшимися в управдомы?"

А вы присмотритесь. Может, они большего и не стоили. Может, это их настоящее призвание?!

Короче, либо это временно, либо справедливо...

Америка - не рай. И не распределитель ЦК. Америка не только вознаграждает одаренных и работящих. Америка жестоко отрезвляет самонадеянных и заблуждающихся.

Причем выигрывают и те, и другие. Одаренным и работящим воздается по заслугам. Самонадеянные и заблуждающиеся утрачивают вредные иллюзии. И то, и другое - благо.

Мои товарищи Вайль и Генис сменили десятки профессий. Насколько я знаю, вершина их советской биографии - пожарная команда. А теперь уважаемые люди. Критики. Попробуй тронь!

Меттер заведовал поломанной радиостанцией и сочинял телепередачи о животноводах. А теперь, что ни говори, - президент корпорации.

И так далее.

Лично я стал тем, кем был, наверное, и раньше. (Просто окружающие этого не знали.) То есть-литератором и журналистом. Увы, далеко не первым. И, к счастью, далеко не последним.

КАК-ТО БЕСЕДОВАЛ Я...

Как-то беседовал я с приятелем. Приятель выпил, закусил и говорит:

"С американцами дружить невозможно. Это холодные, черствые, меркантильные люди. Главное для них - практический расчёт...

Помнишь, как было в Союзе? Звонит тебе друг среди ночи:

"Толик! У меня-депрессия! С Алкой полаялся!"

Ты хватаешь пузырь - и к нему. И потом до утра керосините... Он для тебя последнюю рубаху снимет... И ты для него... Вот это дружба! Навзрыд! До упора!.."

Все это мой приятель говорил абсолютно серьезно. И я задумался...

Есть в Ленинграде писатель. Общительный, способный, добродушный человек. Как выяснилось - давний осведомитель ГБ. Взял и посадил своего друга Михаила Хейфеца. А ведь дружили. И до утра беседовали. И последними рубахами торжественно обменивались...

Есть в Союзе такой романист-Пикуль... Размашистый, широкий человек. И водку пить мастак, и драться лезет, если что... Взял и посадил своего (и моего) друга Кирилла Успенского...

И так далее.

Есть в российском надрыве опасное свойство. Униженные, пуганые, глухонемые-ищем мы забвения в случайной дружбе. Выпьем, закусим, и начинается:

"Вася! Друг любезный! Режь последний огурец!.."

Дружба - это, конечно, хорошо. Да и в пьянстве я большого греха не вижу. Меня интересует другое. Я хочу спросить:

- А кто в Союзе за 60 лет написал 15 миллионов доносов?! Друзья или враги?

Да, американцы сдержаннее нас.

В душу не лезут. Здесь это не принято.

Если разводятся с женой, идут к юристу. (А не к Толику - водку жрать.)

О болезнях рассказывают врачу.

Сновидения излагают психоаналитику.

Идейного противника стараются убедить. А не бегут жаловаться в первый отдел...

Да и так ли уж они практичны?

Часть моих рукописей вывез из Ленинграда американец Данкер. Кстати, интеллигентный негр. Совершенно бескорыстно. Более того, с риском для карьеры. Поскольку работает в американо-советской торговле.