Десятый столик. Трилогия (ЛП) - Джиффи Кейт - Страница 36

- Мама сделала эту запеканку и хотела, чтобы я привез ее, - он держит контейнер с крышкой. Я думаю, что это тунец. Мама Бобби, миссис Холден, всегда делала кастрюлю тунца.

- Передай ей от нас спасибо, - говорю я ему, вставая, наконец, с большого плетеного кресла.

Когда я хватаюсь за запеканку, Бобби без предупреждения подходит ко мне и обнимает, притягивая меня к своей груди. Он пахнет  как грязь и свежий воздух с намеком на какой-то мужской дезодорант. Это знакомо, и на секунду я позволяю ему обнять меня, но тут же, сделав глубокий вдох,  осторожно его отталкиваю.

- Мне было интересно, что понадобится, чтобы вернуть тебя обратно. Никогда не думал, что это будет так. Я знаю, что вы не были близки, но это нелегко - потерять свою маму.

Я киваю и прикусываю щеку изнутри, борясь со смешанными чувствами, проходящими сквозь меня. Внезапное желание плакать заставляет меня прикусить сильнее.

- Но я не могу сказать, что сожалею, - говорит он, захватывая меня врасплох. - Я скучал по тебе, Кади.

- Ты не должен был, - говорю я ему. Неразборчивые эмоции убивают любое подобие фильтра. - Ты мог бы поехать со мной.

Он резко смеется, пиная грязным рабочим ботинком изношенное деревянное крыльцо.

- Ты можешь представить меня в городе? Это не место для меня. И для тебя тоже, - наклонив голову, он смотрит мне в глаза.

Бобби всегда думал, будто знает, что лучше для меня: с кем мне дружить, какую одежду я должна носить, где  должна работать, что мне делать с моим будущим.

Если бы он добился своего, то я бы уже залетела, в то время как он работал бы на полях с отцом каждый день. Это не плохая жизнь, если ты ее хочешь. Но это не мой выбор.

- Еще не слишком поздно для нас, - продолжает он, когда я не отвечаю. - Теперь, когда ты вернулась домой, мы можем продолжить с того места, где мы остановились.

- Я вернусь в город, как только смогу, - говорю я, расправив плечи и крепко сжимая края контейнера.

- К чему? К твоей работе в закусочной? - спрашивает он, его слова пропитаны скептицизмом.

- Ты больше ничего обо мне не знаешь, так что не притворяйся, будто это так.

- О, я знаю много. Твой папа хорошо меня информирует.

- Ну, это не твое дело. Я не твое дело.

- Ты ошибаешься. Мы принадлежим друг другу, и ты это знаешь. Нам хорошо вместе. Ты просто сопротивляешься, как твоя мама.

С упоминанием матери в моей голове щелкает, и я борюсь с желанием бросить контейнер с тунцом в его лицо.

- Мы не принадлежим друг другу. Ты никогда не был хорош для меня. Оставить этот город - лучшее, что случилось со мной.

На самом деле, самое лучшее, что случилось со мной - это Нейтан Хендрикс, но я не хочу засорять воспоминания о нем, рассказывая Бобби об этом.

- Продолжай убеждать себя, - говорит он с презрительным смехом и качает головой. – Провозишься слишком долго, и я уже не буду доступен, когда ты в слезах приползешь ко мне обратно.

Настала моя очередь смеяться.

- Не задерживай дыхание, пока этого ждешь, а то задохнешься.

- Не могу поверить, что ты оставляешь своего отца вот так. Единственный человек, который был рядом и заботился о тебе всю твою жизнь, и ты просто оставляешь его на произвол судьбы, когда он нуждается в тебе. Это не та Кади, которую я знал, – он замолкает на секунду, ожидая, когда я что-то скажу в ответ, но я не говорю.  - Ты знаешь, он действительно переживал из-за болезни твоей мамы, и я уверен, что ее смерть будет для него трудным делом.

- Он будет в порядке. Мы будем в порядке.

- Продолжай убеждать себя в этом.

Ярость медленно поглощает горе, которое я чувствую, будто лава спускается вниз по холму, и все, что я могу представить - как мой кулак вступает в контакт с самодовольным лицом Бобби.

К счастью, мой папа открывает дверь и высовывает голову.

- Бобби, - говорит он. - Я услышал, что ты здесь. Заходи.

Пока папа держит дверь, Бобби проходит мимо меня и присоединяется к нему на кухне.

- Мама послала запеканку из тунца, которая тебе так нравится.

- Это мило с ее стороны. Мы с Кади растолстеем со всей этой едой, которую люди продолжают заносить, - мой отец улыбается мне, и я вижу то, чего раньше не видела - надежда, мир. Горе и печаль по-прежнему есть, но с уходом матери и он кажется другим.

Может быть, это чувство вины, навязанное Бобби, но я начинаю сомневаться, не думает ли папа, что я останусь навсегда. Конечно, он не думает. Конечно, он знает, что я здесь временно, а не навсегда. Он знает, что у меня есть работа и квартира - жизнь в городе.

- Бобби, расскажи Кади о новой кобыле, которую ты получил несколько недель назад, - папа присвистывает, глядя на меня. - Она красавица, Кади. Ты полюбишь ее.

Я все еще люблю лошадей. Но прошло много лет с тех пор, как я ездила верхом или даже подходила близко. Не так много лошадей в городе.

- О, она хорошенькая, - соглашается Бобби. - Ты должна заехать на ферму. Я позволю тебе покататься. Она уже объезжена, -  то, как Бобби подмигивает мне, заставляет мою кожу покрыться мурашками, и я посылаю ему испепеляющий взгляд, когда папа поворачивается, чтобы поставить запеканку в холодильник. Я надеюсь, что он выражает мои чувства: никогда - ни в этой жизни, ни в следующей.

Сидя в темной, пустой кухне, я медленно глотаю теплый кофе, который держу в руках уже почти час. Пакет от Нейтана вместе с конвертом, содержащим полис страхования жизни моей мамы, лежат на столе передо мной.

Я не знаю, почему я так сопротивляюсь открыть оба предмета. Хотя я знаю, что в конверте от матери, он остается закрытым. Понятия не имею, что в конверте Нейтана, и страх перед неизвестным сильно давит на меня. Как будто я знаю, что, открыв их, навсегда изменю свою жизнь.

- Кади, ты ведешь себя глупо. Просто уже открой их, - приказываю я себе шепотом.

 Сейчас середина ночи, и я в очередной раз не могу уснуть. Я подумала, если позволю себе открыть конверты, то смогу расслабиться достаточно, чтобы поспать, но вместо этого сижу здесь уже больше часа и просто смотрю на них.

Думаю, больше всего боюсь последствий. Как только печати будут сломаны, мне придется столкнуться с тем, что Нейтан хочет сказать мне. Это также будет завершением общения с мамой. Доказательством того, что, оставив меня и моего папу позади, она все же любила меня по-своему.

Раздраженно выдохнув, я хватаю конверт от мамы и отрываю верхнюю часть, как пластырь. Чем быстрее вы его сорвете, тем меньше будет больно, верно?

Я удивлена, что чувствую разочарование, когда вынимаю бумагу и вижу, что это просто документ о том, что я являюсь единственным наследником мамы в отношении ее страховки. Сумма немного поразительна только потому, что я никогда лично не видела и не имела таких денег раньше. Но так как папа уже сказал мне об этом, я позволила себе задуматься и немного помечтать, даже несмотря на все события последних нескольких дней. Это нетрудно, когда получаешь такой подарок... возможность. Но наверно я ожидала - или надеялась - увидеть письмо или что-то еще от нее, но нет.

Не поймите меня неправильно, я благодарна за деньги, которые она оставила, но это просто странно - принять их. Часть меня чувствует, что я должна вернуть деньги, но, конечно, это невозможно. Другая часть считает, что я должна отдать их отцу, но очевидно, что мама хотела, чтобы они были у меня.

Трудно спорить с несмываемыми чернилами в документе.

Когда на конверт падает слеза, я понимаю, что плачу. С тех пор, как я приехала домой, были моменты, когда я чувствовала, что могу заплакать или должна плакать, но слез не было. Я не позволяла их себе. До сих пор.

А теперь, когда они прорвались, я чувствую, будто они никогда не остановятся, поэтому позволяю себе плакать. Я плачу за себя в подростковом возрасте, когда  впервые потеряла мать, и я плачу за себя нынешнюю, зная, что мы никогда не сможем примириться. Я плачу за моего отца, и я плачу за маму, потому что  действительно чувствую жалость к ней.