Банка с червями - Чейз Джеймс Хедли - Страница 34

Я вспомнил мрачное пророчество Диаса о том, что я плохо кончу, если попытаюсь еще раз нажать на него.

Увидим!

Нет, эта подлая грязная скотина не отпугнет меня от миллиона долларов.

На столе стояла пишущая машинка.

“Придется, Барт, снова корпеть над бумажками, — сказал я себе. — Надо ненадежнее застраховать свою жизнь”. В двух экземплярах я изложил все факты, которые знал: как Нэнси привезла Поффери в дом Хэмела, как она уехала на яхту, чтобы обеспечить себе алиби, как Поффери убил Хэмела и устроил так, чтобы это выглядело самоубийством, в конце донесения сообщил, что он и Нэнси все еще в доме, осажденные жаждущей новостей прессой.

Первый экземпляр заявления я положил в конверт и адресовал его Говарду Сэлби, вложив туда же записку. В ней я написал, что, если я не объявлюсь в течение двадцати четырех часов, он должен передать конверт начальнику полиции Терреллу. Второй экземпляр заявления я вложил в другой конверт.

Я налил себе еще виски и, с облегчением откинувшись на спинку кресла, стал обдумывать дальнейшие шаги.

Потом, придя к заключению, что все предусмотрел и обдумал, я предался мечтам о том, как поступлю со своим миллионом.

Я подумал, не стоит ли позвонить Берте и сказать ей, чтобы она не выходила замуж за своего чудика. Я привык к Берте. Терять ее мне не хотелось. Но, подумав еще, я решил: черт с ней! Забавно будет сидеть себе преспокойно и ждать, когда на меня сами набегут хорошенькие курочки. А уж они-то, конечно, набегут, стоит только разнестись слухам о том, что теперь я стою миллион.

Мечты, мечты!

На следующий день, как только Карл сменил меня, я сразу поехал в Трумен-Билдинг. Там я вручил свой конверт похожей на мышку девице и сказал, что хочу получить расписку. Я стоял над ней, пока она под мою диктовку писала название заявления, которое я оставлял Сэлби, потом ждал, пока она возьмет расписку у Сэлби, который как раз в это время занимался клиентом. Когда она наконец вернулась, я попросил ее спрятать мое заявление в сейф.

Девица поморгала глазами навыкате и пообещала.

Чтобы взбодрить ее, я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой и вкрадчиво произнес:

— У вас красивые руки.

Больше мне нечем было польстить ей, не погрешив против правды. Она стала красная, как вареная свекла, и глупо улыбнулась.

Я ушел с сознанием, что устроил ей праздник.

У агентства Парнэлла было много платных поставщиков информации, полковнику это стоило уйму денег, но, в конце концов, зелененьких у него хватало, а для успешной работы необходимо иметь уши повсюду.

Я связался с Амелией Бронсон — второй секретаршей Марка Хайби.

Амелия Бронсон была сварливой пожилой толстухой, лицо ее напоминало изношенный ботинок, однако ум отличался не меньшей остротой, чем бритва. Она тоже уже несколько лет сотрудничала с нашим агентством, за что получала по праздникам подарки. Каждое Рождество ей посылали индейку и две бутылки шотландского виски, а на день рождения — корзину с продуктами. И пока агентство не собиралось искать ей замену.

Я повел ее в итальянский ресторан, где она уничтожила огромную тарелку спагетти, плюс сыр, плюс салат, а после кофе и бренди пришла в размягченное состояние и охотно заговорила.

Марк Хайби был адвокатом Хэмела. Следовательно, он вел все дела Хэмела, а Амелия, соответственно, оформляла бумаги. Поэтому я стал задавать ей вопросы, а она, ублаготворенная обильным угощением, не скупилась на ответы. когда мы расстались, я сунул ей стодолларовую бумажку. Мне противно было это делать, но Амелия любила деньги не меньше, чем еду.

Потом я поехал в контору Солли Финкельштейна. Этого было не так-то просто застать. Эс Эф, как его звали в городе, без устали делал деньги. Он был самым крупным ростовщиком на всем Тихоокеанском побережье. Ему тоже на каждое Рождество агентство посылало роскошную корзину с деликатесами, и, когда нам нужно было узнать, кто занимает деньги и находится в стесненных обстоятельствах, он снабжал нас необходимыми сведениями.

Я выяснил у него, можно ли получить взаймы миллион. Он сказал, что это не составляет труда. Хуже с теми, кто мелочится и просит в долг сто тысяч. Что же касается миллиона, то за ссуду берется двадцать пять процентов и дополнительные гарантии не так уж важны. Говоря это, он хищно улыбнулся:

— Тех, кто плохо платит, Барт, мы сами находим.

Я понимал, что это значит. Явится головорез со свинцовой трубой. Или плати, или…

К этому времени я собрал уже исчерпывающую информацию и, чувствуя себя во всеоружии, поехал на набережную. Здесь, сидя в машине, я стал наблюдать за тем, что происходит. Вокруг бродили зеваки-туристы, торговцы зычными голосами сулили большие скидки, разгружались рыбачьи лодки.

Мои мысли занимал Диас. Опасный змей, но я был уверен, что мне удастся так зажать его, что он не сможет меня ужалить.

Проверив револьвер в кобуре под пиджаком, я наконец решился, выбрался из машины и направился в “Аламеду”.

Когда я приблизился к стойке бара, где толпился народ, толстый бармен-мексиканец приветствовал меня приторной улыбкой. Рыбаки и всякий сброд, подпирающие стойку, обернулись было, но тут же снова вернулись к выпивке.

— К Диасу, — бросил я бармену.

Он кивнул и пошел к телефону. Я не стал ждать конца переговоров и двинулся к кабинету. Распахнул дверь и остановился на пороге. Диас сидел за столом, зажав в зубах сигарету. Когда я вошел, он как раз вешал трубку.

— Привет, — сказал я. — Припоминаете меня? Я придвинул к столу стул с высокой спинкой и сел на него верхом, изображая на лице дружескую улыбку.

— Я ведь предупреждал вас: держитесь от меня подальше, — тихо процедил он голосом, похожим на шипение змеи.

— Времена меняются, — ответил я. — Вчера — это вчера, а сегодня — сегодня.

Он сбросил пепел с сигареты на пол. Его змеиное лицо ничего не выражало.

— Что вам надо?

— У вас новый партнер, — объявил я. — Это я.

— Я же предупреждал тебя, сукин сын. Ладно, ты свое получишь, — Диас оскалился, и у него в руке оказался револьвер.

Я продолжал улыбаться.

— У вас хватит ума не стрелять в меня в своем кабинете, — сказал я, — и вообще вы в меня стрелять не станете: хотите не хотите, но я теперь ваш партнер, ничего не поделаешь. Ведь вы вряд ли решитесь потерять двадцать миллионов или того больше, правда же?

В его глазах мелькнула нерешительность, и он убрал револьвер.

— Слушай, ты, шантажист проклятый… — начал он и не договорил.

“Дешевый блеф, — подумал я. — Похоже, все легко устроится”.

— Давайте я изложу все по порядку, — продолжал я. — Все это вы знаете, но мне хочется, чтобы вы уразумели: я тоже знаю. Догадываюсь, что все придумал Поффери. Не думаю, что вы. Вы просто поняли свою выгоду и вскочили в поезд на ходу, как я сейчас. Наверно, дело было так: Поффери обнаружил, что писатель-миллионер влюбился в его жену, и смекнул, что это пахнет наличными. На Нэнси висело два убийства, она скрывалась от итальянской полиции. Когда Хэмел сделал ей предложение, Поффери понял, что Нэнси сможет улизнуть из Италии да еще после смерти Хэмела получит его состояние. И вот Нэнси выходит за Хэмела, а Поффери перебирается сюда и прячется на острове. Нэнси его опекает. И тут на сцене появляюсь я, Поффери пугается и с помощью Джоша Джонса устраивается у вас. Вы заключаете с ним сделку и даете ему пристанище. Когда я нажал на Нэнси, чтобы заполучить ее деньги, она предупредила вас. Вы, действуя как ее агент, решили, что от меня лучше откупиться. Вы все это ловко проделали, сумели обвести меня вокруг пальца. Меня поразило, что вы тут же выложили пятьдесят тысяч наличными, это был ловкий психологический трюк. Вы от меня откупились, но потом — когда Поффери при содействии Нэнси убил Хэмела, обставив все так, будто имело место самоубийство, — я узнал, какая сумма была на кону. — Тут я достал из кармана свое заявление и положил перед Диасом на стол, а рядом положил расписку Сэлби. — Взгляните, — предложил я. — Здесь все напечатано.