Путь истинной любви (ЛП) - Элизабет Мэри - Страница 7

пройти дальше, – указываю на склон на нашем пути, заросший кустами.

Герб прихлопывает какое-то насекомое на своем лице, смешно кося глазами.

– Прекрати вести себя как баба, – говорит он.

Я пожимаю плечами и еще раз смотрю на Пен. Она приложила руку к глазам, пытаясь

смотреть сквозь солнце на нас. Тень с красным отсветом закрывает ее глаза, и капелька

крови медленно течет из разбитого колена по голени.

– Ты больше не с нами, Диллон. Ты все время проводишь с новой девочкой, – замечает

Кайл.

На самом деле склон не такой уж и крутой и я пригласил ее прогуляться с нами, но не

говорил ей приходить без обуви. Ей не следовало увязываться за нами, если она не может

идти в ногу. И уж точно, не моя проблема в том, что ее мать не хочет отпускать ее так

далеко от дома. Моим родителям все равно. Кайл прав…Я всегда с Пенелопой.

Разведывать это все-таки мужское занятие.

– Я ухожу домой! – кричит догоняющая. Ее разраженный голос отскакивает от камней,

покрытых мхом и окружающих деревьев.

Герб и Кайл смеются. Мне начинает сводить живот.

– Хорошо, – говорит в ответ один из них так, что бы было слышно.

Нет никакого смысла оглядываться на Пенелопу, чтобы понять действительно ли она

уходит. Я и так знаю, что уходит. Она не такого плана девочка, чтобы бросать пустые

угрозы. Когда мои друзья начинают подниматься в гору, я нагибаюсь, чтобы заткнуть

джинсы в носки и продолжаю следовать рядом с ними.

Я надеюсь, что им в штаны нападает достаточно клещей.

Завернув за холм, Герб решает охотиться на медведей, Кайл же хочет спуститься вниз к

пляжу, чтобы поймать морскую звезду у основания замка, а я хочу домой. Но мы

проводим вечер среди деревьев, на которые забрались, гоняя зайцев топором, выкапывая,

и бросая друг в друга червей, как будто снова наступило лето. Наш смех вспугивает птиц

с веток, и мы бежим, пугая сами себя разговорами, что слышали змеиное шипение.

Мы рассказываем непристойные шуточки, дразня Герба после того, как он признался, что

нечаянно дотронулся до груди Матильды в школе; подначиваем друг друга съесть

странные ягоды с неизвестного куста. Мы все перепачканные, руки покрыты волдырями.

К тому времени как мы направляемся домой, мы пахнем грязью и потом, а Кайл находит у

себя клеща.

К сожалению, он у него на животе.

– Не могу дождаться, когда мы перейдем в старшую школу, – замечает Кайл по пути

домой. – Столько девчонок.

– Да уж, девчонки из старшей школы как кровососущие, которые переносят разные

болячки. По крайней мере, я так слышал, – дразню я его.

Он чешет живот в том месте, куда клещ проникнул под кожу. Никто из нас не захватил

зажигалку, чтобы поджечь его, поэтому он терпит до дома.

– Все малышки будут хотеть меня в следующем году, – говорит Герб. Пот струится по его

вискам. – Потому что я накачанный.

– Тогда плохо, что ты влюблен в рыжую, – говорит Кайл, имея в виду Матильду.

Так и идем домой, споря у кого мышцы лучше и «так какие они были на ощупь, ее сиськи,

поточнее?».

Между тем, мои мысли заняты девочкой, которая убежала от нас. Было глупо с моей

стороны позволять ей идти одной, и уж точно не должен был позволять этим идиотам,

чувствовать себя виноватым за то, что пригласил ее с нами. Пенелопа самая крутая

девочка, которую я только знаю и наша дружба, она… замечательная. Она никогда не

была такой разраженной как сегодня. Я надеюсь, что не разрушил все то, что у нас есть.

Когда мы появляемся из леса и подходим к моему заднему двору, Герб рассказывает, что,

по его мнению, Матильда запихивает в свой лифчик носки. Мистер Файнел у дома без

футболки – скорее всего, чтобы проветрить свою волосатую грудь – и косит газон. Когда

он видит нас, выключает косилку и в упор смотрит на меня.

Я обхожу дом с другой стороны, чтобы не столкнуться с ним.

И с его волосатым телом.

Косилка запускается снова.

– Лучше я пойду домой, пока не схватил боррелез. Идешь? – спрашивает Кайл. Он уже

направился туда, где находится его дом.

– Я с тобой, – говорит Герб, следуя чуть позади него.

Как бы я не хотел посмотреть на горящего клеща, но должен извиниться перед кое-кем.

– Очень по-особенному смотрятся твои штаны, заправленные в носки, Ди, – говорит Риса.

Ее острота колет меня прямо в живот.

Сжав губы, я медленно выдыхаю и разворачиваюсь. Моя сестра и Пенелопа, сидят на

верхней ступени крыльца рядом друг с другом. Заходящее солнце окрашивает их кожу, а

так же небо, в розовый, оранжевый и фиолетовый, и отбрасывает тени на их босые ноги.

Их кожа выглядит побитой и на голове у каждой неопрятный пучок из волос.

Риса надела очки Пен.

Пенелопа сверлит меня пустым взглядом, и я чувству свою вину еще острее.

– Прости меня, – говорю я с улыбкой, которую тут же хочу стереть с лица.

– Ты повел себя как настоящий негодяй, позволив ей пойти домой в одиночестве, –

говорит Риса. В уголке губ у нее зажат леденец и она нарисовала родинку на лице, чтобы

выглядеть как Мадонна. – Она могла заблудиться, гений.

Медленно подходя ближе к дому, я держу мои руки вверху, в знак капитуляции. Пен не

смотрит на меня, расположив свои локти на коленях и положив щеку на ладонь. Локон

волос падает на ее глаза.

– Пен, – говорю я, подходя ближе. Свежий аромат воды из разбрызгивателя кружится в

воздухе вокруг нас и чрезмерные распыления от оросительной системы соседей слегка

окутывают мою горячую кожу.

С ее стороны есть свободное место, куда я мог бы сесть, но острая боль в моем животе

предупреждает меня о том, что лучше этого не делать.

– Не переживай. Я составлю компанию твоей девушке сегодня, – моя сестра улыбается.

Щель между ее двумя передними зубами выглядит меньше, когда на лице огромные очки.

Пенелопа сидит как девственница, расположив локти в сторону и кончики ее ушей

розовеют от смущения. Ее смущение ставит меня в неловкое положение, неужели это так

плохо называться моей девушкой?

Не то, что бы она ею была.

Не то, что бы она когда-нибудь ей будет.

Я делаю шаг назад и выпячиваю свою грудь так, как будто я рассержен или что-то вроде

того и говорю:

– А я не знаю, на что ты злишься. Ты сама не захотела нас догонять.

Она резко перевела свои карие глаза в мою сторону, и ее розовые кончики ушей залились

алой краской. Пенелопа открыла рот, чтобы что-то сказать, но сжала зубы вместе и

свернула свои маленькие ручки в кулаки. Брови, которые у нее намного тоньше, чем у

отца, нахмурились точно так же.

Риса качает головой с небольшой ухмылкой в уголке губ.

– Мальчишки такие дураки! – говорит она громко, шлепая себя по колену. – Мама и папа

думают, что ты одаренный, со своими замечательными оценками и высокими целями. Но

ты, не более чем обычный, глупый мальчишка.

Я наверное, выгляжу как золотая рыбка, когда открываю и закрываю рот без какого-либо

звука. Удары сердца стремительно растут, и нервозность ползет по позвоночнику своими

костлявыми пальцами.

Риса скользит своими предательскими пальцами по загорелому плечу Пенелопы и вся

светится от гордости.

– Зарекись иметь дело с мальчишками, Пенелопа. Сделай себе одолжение и не

приближайся близко к пенисам, которые высасывают душу, – ее улыбка медленно

исчезает, и она медленно снимает с себя красные очки и передает их владелице.

Моя сестра что-то замышляет и это видно в ее глазах. Белое становится еще белее, зеленое

– зеленее. Должно быть ее бой-френд, гранж-рокер, снова ее бросил.

– Особенно, когда они в группе, – она практически орет.

Пенелопа встает. Я отступаю еще немного.

– Потому что вы все одинаковые, вы бесчувственные придурки! – Риса указывает пальцем