Кошки-мышки (сборник) - Каспари Вера - Страница 3

– Она позвонила в мою дверь, Макферсон, совсем как вы сегодня утром. Я работал за столом, помнится, писал статью ко дню рождения одного выдающегося американца, отца-основателя нашего государства. Я бы никогда не скомпрометировал себя подобной банальностью, но меня попросил редактор, а так как мы тогда улаживали довольно деликатный финансовый вопрос, я решил, что уступчивость пойдет мне на пользу. Я уже было собрался отказаться от дополнительного заработка, посчитав скуку достаточным оправданием, когда это милое дитя вошло в мою жизнь.

Из меня получился бы отличный актер. Будь моя внешность более подходящей для этой нарциссической профессии, я бы наверняка занял место среди величайших артистов современности. Пока в чашке стыл кофе, Марк увидел сцену восьмилетней давности: я в персидском халате того же фасона, что ношу сейчас, и в японских деревянных сандалиях плетусь на трель дверного звонка.

– Карло, предшественник Роберто, ушел за покупками. Думаю, гостья удивилась, увидев, что я сам открыл дверь. Хрупкая и грациозная, Лора напоминала олененка и была такой же робкой. Изящная голова выглядела маленькой даже для этого стройного тела, а когда Лора склоняла ее набок, сопровождая движение застенчивым взглядом ярких, слегка раскосых глаз, сходство с Бемби усиливалось: невинная лань покинула лес и взбежала на восемнадцатый этаж, прямо к моей квартире.

Я спросил, зачем она пришла, однако услышал лишь невнятное лепетание. От страха у нее перехватило горло. Несомненно, она долго кружила около дома, пока не осмелилась войти, а потом с колотящимся сердцем стояла в коридоре, не решаясь нажать на кнопку звонка.

– Ну, что там у вас? – спросил я довольно резко, не желая показывать, что тронут ее милой застенчивостью. В то время я был куда более вспыльчив, мистер Макферсон.

Лора заговорила тихо и очень быстро. Ее речь показалась мне одним предложением, которое начиналось просьбой простить ее за вторжение и заканчивалось обещанием, что я стану известным, если дам хороший отзыв об авторучке, которую рекламировали Лорины работодатели. Ручка называлась «Байрон».

Я рассвирепел.

– Что значит «стану известным», милочка? Ход ваших мыслей в корне неверен! Это мое имя придаст ценность вашей дешевке! И как вы посмели использовать священное имя Байрона? Кто дал вам право? Я непременно напишу производителям этих ручек и выражу свое возмущение!

Макферсон, я пытался не обращать внимания на ее сияющие глаза. Тогда я еще не знал, что она сама придумала название для ручки и страшно гордилась его литературностью. Лора продолжала гнуть свою линию и рассказала о рекламной кампании стоимостью пятьдесят тысяч долларов, которая обязательно меня прославит.

Я решил, что пора оскорбиться. «Да вы знаете, как много места занимают мои колонки и сколько они стоят? Вы понимаете, что каждый день отсюда выгоняют производителей пишущих машинок, бритвенных лезвий и зубной пасты, которые ломятся в эту дверь, держа наготове пятидесятитысячные чеки? А вы говорите мне о славе!»

На смущение девушки было больно смотреть. Я предложил ей остаться и выпить со мной по бокалу хереса. Несомненно, она предпочла бы сбежать, но помешала застенчивость. За хересом я уговорил Лору рассказать о себе. Эта работа была для нее первой, тогда Лора и не мечтала о чем-либо большем. Бедняжка обошла шестьдесят восемь рекламных агентств, прежде чем ее приняли. Она только с виду казалась застенчивой, на самом деле у нее была железная воля. Лора понимала, что умна, и стремилась показать себя, несмотря на многочисленные неудачи. Выслушав ее, я сказал: «Наверное, вы думаете, что меня растрогал ваш рассказ и я соглашусь на ваше предложение?»

– Вы согласились? – спросил Марк.

– Макферсон, я самый меркантильный человек в Америке. Я даже пальцем не пошевелю, пока не просчитаю выгоду.

– И все-таки вы пошли ей навстречу.

Я стыдливо потупил голову.

– Семь лет Уолдо Лайдекер с воодушевлением расхваливал авторучку «Байрон». И я уверен, что сборник моих эссе никогда бы не разошелся стотысячным тиражом без этой рекламы.

– Похоже, Лора была необыкновенной девушкой.

– В то время почти обыкновенной. Однако я разглядел в ней скрытые возможности. Через неделю я пригласил ее на ужин. Так все началось. Под моим чутким руководством Лора из угловатого подростка превратилась в очаровательную жительницу Нью-Йорка. Год спустя никто бы и не заподозрил в ней уроженку Колорадо-Спрингс. При всем при этом, Макферсон, она оставалась преданной и благодарной. Из всех моих друзей она была единственной, с кем я охотно делил свою славу. Лора стала такой же неотъемлемой и узнаваемой частью премьер, как седеющая эспаньолка Уолдо Лайдекера или его отделанная золотом трость.

Мой гость ничего не сказал и снова помрачнел. Похоже, шотландское благочестие и бруклинская нищета породили в нем неприязнь к роскошным женщинам.

– Она когда-нибудь вас любила?

Я смутился.

– Лора всегда меня любила, – хрипло произнес я. – Все восемь лет она отвергала одного поклонника за другим.

Наличие Шелби Карпентера противоречило сказанному, но объяснение должно было появиться позже. Марк ничего не спрашивал, он знал, как важно вовремя смолчать, когда имеешь дело с болтливым субъектом вроде меня.

– Моя любовь к Лоре была не просто страстью зрелого мужчины к хорошенькой девушке. Я испытывал более глубокое чувство. Лора сделала меня щедрым. Люди заблуждаются, когда думают, что со временем полюбят тех, кому причинили боль. Раскаяние ничем не вознаграждается. Человеческой натуре свойственно избегать тех, чье присутствие напоминает о неприятном прошлом. Не зло распускается пышным цветом, а великодушие. Лора считала меня самым добросердечным человеком на свете, и мне пришлось соответствовать. В ее глазах я превосходил остальных и по уму, и по добродетелям.

Мне почудилось сомнение в одобрительном взгляде Макферсона. Он встал.

– Уже поздно. У меня встреча с Карпентером.

– Смотрите, жених ждет! – Пока мы шли к двери, я добавил: – Интересно, понравится ли вам Шелби.

– Понравится, не понравится – это не ко мне. Меня интересуют знакомые Лоры…

– В качестве подозреваемых? – пошутил я.

– Как источник информации. Возможно, я к вам еще зайду, мистер Лайдекер.

– В любое время. Искренне надеюсь, что помогу отыскать мерзкое существо, – вряд ли его можно назвать человеком! – которое совершило это ужасное и бессмысленное злодейство. И все же мне бы хотелось узнать ваше мнение о Шелби.

– Вы его недолюбливаете, правда?

– Шелби был частью другой жизни Лоры, – ответил я, взявшись за дверную ручку. – На мой предвзятый взгляд, более заурядной и ничем не примечательной. Впрочем, лучше вы сами сделайте выводы, молодой человек.

Мы обменялись рукопожатием.

– Чтобы разгадать загадку смерти Лоры, вначале вы должны понять тайну ее жизни. Это непростая задача. У Лоры не было ни подпольного состояния, ни тайных сокровищ, но хочу вас предупредить, Макферсон, что мотивы поступков современной женщины покажутся вам куда сложнее, чем деятельность мошенников и рэкетиров.

Макферсону явно не терпелось уйти.

– Многогранной и изысканной современной женщины. «Тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на щеках ее точила»[8]. Я всегда к вашим услугам, Макферсон. Au revoir.

Глава 2

Хотя довольно значительная часть моей работы посвящена изучению убийства, я никогда не опускался до написания детективов. Рискуя показаться несколько нескромным, процитирую одну из своих работ. Думаю, здесь будет уместна вступительная фраза из эссе «О шуме и ярости»[9], которую так часто воспроизводят: «Когда во время избирательной кампании тысяча девятьсот тридцать шестого гола я узнал, что президент обожает детективы, то сразу проголосовал за республиканцев».

Мое предубеждение никуда не делось. Я по-прежнему считаю традиционный детектив выплеском шума и ярости, свидетельствующим о том, как сильна у пугливой толпы, которая зовется «читающей публикой», варварская потребность в насилии и мести. Литература о расследовании убийств наводит на меня скуку не меньше, чем само расследование раздражает Марка Макферсона. И все же, будучи эмоционально вовлеченным в дело Лоры Хант, я не могу не поведать эту историю, точно так же, как Марк обязан продолжать поиски преступника. Мое повествование будет не столько детективом, сколько историей любви.