Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 51

Карета мерно покачивалась, и меня клонило в сон. Он налетал урывками: лицом дяди, фонтанами крови, кожей Лены в алых брызгах, её посиневшими губами, её поцелуями, жаром прижимающегося ко мне тела, мёртвым лицом Талентины, ощущением, что трескается со смертью пары браслет… и снова поцелуями, лихорадочным бегом по тёмному саду, залитым кровью кварталом алверцев в Черундии, истерзанными телами соотечественников, летящей на меня пастью жёлтой смерти, лицом Лены, бледнеющим, с хлынувшей по губам кровью.

Карету открыли. Тяжело дыша, я смотрел на каменных грозных женщин дворцового фасада.

— Чета Бабонтийских здесь? — сипло спросил я.

— Да.

Они хотя бы не опоздали, уже хорошо. Надеюсь, и с остальным не подведут.

***

Едва Раввер ушёл, я занялась обустройством спальни внизу. Беспокойство за него навевало мрачные цвета, но я усиленно рисовала в воображении просторную оранжево-жёлтую комнату, даже не комнату, а террасу с коринфскими колоннами и имитацией вида на виноградники. В четырёх углах выросли амфоры с пышными белыми цветами, похожими на пионы, но пахшие розами.

У стены поднялась большая кровать под золотым шёлковым покрывалом. По полу расползлись тигровые шкуры. Когда из стены выплавлялось огромное зеркало, затрепетало внутри: можно будет посмотреть на нас с Раввером. Дыхание участилось, к лицу приливала кровь, а в голову закралась мысль, что зеркала ещё над кроватью вешают, чтобы смотреть.

На потолке тоже заблестело зеркало.

Это уже чересчур. Усилием воли изменила его на расписное небо.

И теперь никакое понимание, что нахожусь в подвале, не могло убедить обманутый иллюзиями разум, что я в замкнутом помещении. Не хватало только свежести воздуха и запаха полей. Я представила систему воздухоотводов. Потянуло вечерней свежестью…

Окинув комнату придирчивым взглядом, сделала софу, журнальный столик и секретер с креслом, чтобы Равверу было где поработать.

Снова огляделась: хорошо. Только моё отражение в зеркале какое-то растрёпанное, как воробушек зимой. Я поправила халат, выглядывавшие из рукавов и воротника кружева новой сорочки.

Села на кровать и стала ждать Раввера.

***

«Это же Лавентин, — повторял себе. — Глупо было надеяться, что он последует правилам».

И тут же начинал себя неистово корить: следовало приехать вовремя! Надо было их проконтролировать.

И дурная мысль: «Император меня убьёт».

В том, что в приходе Лавентина и его жены в непотребном виде виноватым буду я, сомнений не возникало.

Но как Лавентин додумался позволить жене явиться в одежде её мира? Как у него язык повернулся защищать это её право на комфорт, если это выглядит непристойно? А она… Она защищала его, перечила мне!

Мы все надеялись, что если не мать, то хотя бы жена сделает из Лавентина приличного длора, а это его иномирное чудо и само творило невесть что, и его поддерживало. Скандал.

Это точно выльется в скандал.

И то, что это поможет отвлечь внимание от проблем на острове длоров и исчезновения рода Какики, не успокаивало. Выходка жены Лавентина бросала тень на Лену… если вдруг представлю её в обществе. Лена никогда не отмоется от звания дикарки, только что полученного Сашей. Разговаривать с этой невозможной девицей я не мог.

А Лавентин наслаждался произведённым эффектом.

Страшно осознавать, что этот ужас происходит из-за моего недосмотра. Лучше бы я остался с Леной, хотя бы не пришлось поминутно о ней волноваться…

«Ну же, скорее», — торопил время, но оно, как назло, замедлилось. Невыносимо долго мы сидели в малом тронном зале. Я ждал, что ещё сотворят безумные новобрачные. Издаваемая дворцом музыка отчаянно фальшивила, выдавая смятение его хозяйки, императрицы. Она славилась способностью контролировать эту громадину, и вдруг такой конфуз…

Ужин тоже тянулся одуряюще долго. Кусок не лез в горло. Я не смотрел в сторону жены Лавентина, чтобы не увидеть, что ко всему прочему она пользоваться столовыми приборами не умеет. А она наверняка не умеет: если Лавентин не позаботился о её платье, то о манерах за столом подавно забыл, даже если сказал, что всё ей объяснил.

Император отлично изображал равнодушие, но по его застывающему взгляду я понимал: он в гневе.

На этот раз Лавентин перешёл все границы: открыто проявил неуважение к императору. Я задыхался от возмущения. Попробовал негодование заесть дичью с вином, но меня мутило.

Собственно, у всех сидевших во главе стола с аппетитом были проблемы.

Я заставлял себя есть. Представлял, что ужинаю с Леной, и ел. Она бы рядом со мной сейчас достойно смотрелась. Но без подготовки я бы её не повёз: некоторые длорки зубасты, они её словесно растерзают, стоит мне отойти.

Утешался тем, что позже, когда мужчины уйдут в отдельный зал, предоставив женщинам возможность наедине поговорить о своих глупостях, я доберусь до Лавентина и, пока его нахальная жёнушка далеко, скажу всё, что думаю о его выходке. Уверен, желающих высказаться будет много.

Лавентин, похоже, тоже был в этом уверен, потому что с нами идти не захотел. Упёрся возле закрывшихся дверей женского зала:

— Я не оставлю жену одну.

Императору хорошо, он первый ушёл на мужскую половину и не обязан реагировать на это безобразие.

— Лавентин, — я попробовал взглядом воззвать его к здравому смыслу. Словами попробовал: — Это женская половина, а ты…

— Видимо решил покинуть мужской стан, — хмыкнул проходивший мимо военный министр Алвер. — Что ж, женщине капризы в стиле Лавентина простительны.

— Мужчине непростительно оставлять женщину в беде, — спокойно заметил Лавентин и толкнул дверь.

Та не поддалась. Похоже, вход для длоров на женскую половину императрица (бедные её нервы, у меня до сих пор мороз по коже от тех искажённых мелодий) предусмотрительно заблокировала.

— Пойдём, — предложил я спокойнее: всё, деваться Лавентину некуда.

— Сейчас, — рассеянно отозвался он и пошёл в противоположную малому мужскому залу сторону.

Следовало идти за ним, проследить, чтобы глупостей не наделал… Висок начало ломить болью. Не хочу.

Развернулся в противоположную сторону: почти все перебрались в малый зал. Опаздывающие поглядывали на меня. Многим до дрожи интересно знать, женюсь я или нет, а находиться среди стольких любопытствующих — та ещё пытка.