Иномирянка для министра (СИ) - Замосковная Анна - Страница 49

Взываю к разуму. Я же… я же… «Мне это и нравиться не должно», — внезапно вспоминаю я. И пытаюсь вызвать отвращение к происходящему, вытягиваю из прошлого образ, как сидела запертая на кухне, под столом, пока мама развлекалась с любовником и, слушая стоны, звуки соединяющихся тел, по-детски клялась, что сама никогда не займусь этой мерзостью. Но прикосновения Раввера, поцелуи, щекотный жар его дыхания плавили мысли. Буйство приятных ощущений никак не вязалось с тем, что когда-то пугало. Совершенно не вязалось, даже усилием воли.

В объятиях Раввера всё то дурное было слишком далеко, не со мной. Я обнимала Раввера, тянулась к нему, хотела его и остаться ним. Послушно раскрыла губы — и жадно ответила на поцелуй. Мы соприкасались обнажённой кожей, я чувствовала тяжесть Раввера, его возбуждение. Дрожь предвкушения прокатывалась по телу.

Разум утопал в желании, и в тот миг, когда я поняла, что никакое проклятие не удержит от близости с Раввером, словно лопнула струна, браслет стал невесомым. Одурение схлынуло, оставив просто желание.

Со стоном Раввер скатился с меня. Дышал, словно загнанный зверь. Без него было холодно. Я с трудом повернула голову: из закушенной губы Раввера струилась кровь. Он смотрел в потолок, ноздри трепетали.

Приподнявшись на локте, зажмурившись, Раввер попытался сползти с кровати. Во рту пересохло, я кинулась ему на грудь, обхватила за плечи.

— Лена, я не сдержусь, — прорычал Раввер.

По коже метнулись мурашки.

И я понимала, что делаю глупость: он не маленький, сам в ванной снимет напряжение. И дело это не моё. Только… Раввер слабо дёрнулся.

— Уходить необязательно, — прошептала в ключицу, в часто вздымающуюся грудь. С почти ужасом провела ладонью по плечу, переместилась на его живот, ниже. Вспыхнуло в голове разрядом молнии: «Что я творю?» — Я помогу.

— Зачем?

Наверное потому, что не хотела отпускать, не хотела, чтобы он сейчас оставался один, даже если привык всё переживать самостоятельно…

***

Жёлтый свет озарял задумчивое лицо Лены, искрился на мокрых волосах, в пушистой пене. Полулёжа в ванной, я под пузыристым покровом держал Лену за талию, поглаживал плавный изгиб бедра.

Лена смотрела в сторону, будто обдумывала случившееся. Я сам не мог поверить, что она ласкала меня по доброй воле, что мои мужские потребности восприняла с таким пониманием и участием, что ей это всё понравилось.

Казалось, в комнате темнело. Меня давила мысль, что если бы Талентина не совсем меня отвергала, а иногда… Если бы мы с ней помогали друг другу избавляться от чувственного напряжения так же, как сделали сейчас с Леной, то могли бы перетерпеть год без подтверждения брака.

«Нет, — сердито оборвал рвавшие душу сожаления. — Это всё — пустые догадки. Цель брачных чар — наследник. Взаимные ласки делают ситуацию приятнее, но проблему не решают».

Вынырнув из омута воспоминаний в ярко озарённую ванную, я внимательно посмотрел на Лену. Она выглядела слишком грустно. Сердце начало заходиться.

— Ты сожалеешь о своём предложении?

Моргнув, Лена покачала головой:

— Нет. Почему ты так решил?

Очерчивая указательным пальцем её пухлую нижнюю губу, неожиданно произнёс:

— Умом я понимаю, что вполне способен привлечь внимание и возбудить нежные чувства, но мать меня не любила и не скрывала этого, отношение отца я не помню, дядя-опекун меня ненавидел, его жёны презирали, моя первая жена испытывала ко мне отвращение, вторая скоро возненавидела, третья так ревновала к прошлому, что её отношение стало похоже на ненависть, а четвёртая вышла за меня ради денег и не уважала настолько, что изменяла со многими мужчинами. Служба сделала меня для многих страшным врагом. На уровне чувств мне трудно поверить и даже предположить, что кто-то будет меня не то что любить, а хотя бы относиться с нежностью… и пониманием к моим потребностям.

Шумно вдохнув, Лена наклонилась и, разогнав пену, прижалась к моей груди. На миг перехватило дыхание. Пальцы запутались в кончиках волос, плававших над спиной Лены. И столько нежности в простых объятиях, что защипало в глазах. Я крепче прижал Лену… так хорошо.

«А ведь теплота, ласка и привязанность — всё, что мне действительно нужно от жены», — мелькнула крамольная мысль, я попытался напомнить себе, что моя избранница должна быть длоркой, обладать связями, иметь безупречные манеры, но… Почему-то жёны, подходящие под эти критерии, счастья мне не принесли. Да и я счастливыми их не сделал.

Каждый изгиб тела лежавшей на мне Лены манил, будоражил, но хорошо было не из-за этого. Не только из-за этого. Близость вызвала нежное волнение. Слишком хорошо… и ненадолго.

Ужас затопил меня, я не мог дышать: скоро я так или иначе потеряю Лену навсегда. С усилием втянул воздух. Давил нахлынувший страх.

— Тогда что тебя расстроило? — я гладил Лену по спине. — Почему ты задумчива и грустна?

Лена усмехнулась мне в ключицу, по телу волной пробежало приятное ощущение, изгоняя холодные отголоски страха. Я скользил пальцами вдоль позвоночника Лены, по краям лопаток, сквозь пену к шее.

— Немножко стыдно стало, что сделала первый шаг…

Горячее тело прижималось к моему, всполохи жара разливались по крови, поднимались по позвоночнику, одуряя разум. Уже хотелось повторить. Потребовалось усилие, чтобы понять ответ Лены. Я обхватил её за плечи:

— Сам я бы не предложил, могу только радоваться, что ты сделала это.

Колени Лены сжались вокруг моих бёдер, она приподнялась и застыла, ощутив давление плоти. Сердцебиение зашкаливало. Лена сдвинулась назад, избегая опасной близости. Снова зашептала в ключицу:

— И теперь мне кажется, что ты думаешь обо мне плохо.

— Я сейчас вообще думать не могу, — сознался я, притягивая её к себе, вынуждая прижаться крепко-крепко.

Шумно выдохнув, Лена уставилась на меня. Её широко раскрытые глаза почернели. Светлые радужки исчезли за зрачками, и казалось, на меня смотрит сама тьма.

В груди стало тесно, словно в ней что-то росло, заполняло пустоту. Такое знакомое в прошлом, но теперь другое — чувство щемящей нежности вперемешку с желанием. Где-то на границе восприятия трепыхался, боролся с наплывом эмоций разум, но я уже изменился, новое чувство вплавилось в меня, ласковое и горькое, убийственное. И всё, что я мог сделать — наклониться к Лене и поцелуем запечатлеть разверзавшуюся в груди бездну и мысль, подарившую иллюзию бесконечного падения: я влюбился…

Глава 31