Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин - Страница 18

— Ну, а где же те, что по пятьсот, по шестьсот поклонов клали?

Начали считать: кто из монастыря ушел, кто с пути сбился, кто совсем молитву бросил. Так-то!

И вот при таком-то старце, казалось бы, можно было научиться всему, а я все в суете да в делах время проводил, и время шло незаметно. Все думал: “Старец здоровенький, долго еще проживет, успею еще научиться”, — да так день за днем лень свою заговаривал, а старец мой неожиданно умер. Я разохался — “ах, ах!” — а старца-то уже нет; так вот я и остался, как рак на мели, ничего от него не успел узнать”.

Вскоре батюшка был пострижен (25 июня 1889 г.) о. наместником Леонидом[67]. При пострижении назвали его Германом.

“Пострижение мое в рясофор было 29 ноября 1889 года[68] в Гефсиманском скиту. Нас было несколько человек; и постригал нас о. арх. Леонид. И вот когда после пострижения я подошел к нему, он спросил у меня, как обычно спрашивают монаха после пострижения:

— Как тебе имя, брате?

Я ответил:

— Герман.

А он говорит:

— Казанский.

Никогда не слыхал я про такого святого. И вот после пяти дней (пять дней после пострижения монахи должны проводить в церкви) я пошел к старцу моему о. Александру. Помню, я вхожу к нему, а он меня поздравляет и параман мне поправляет: он в сторону сбился. И спрашивает, как мне имя. Я ему снова говорю, что Германом меня назвали”. Некоторое время спустя неожиданно прислали заказ из Свияжского монастыря[69] на икону св. Германа Казанского[70]. О. Герман обрадовался и написал туда, прося прислать ему акафист и службу этому святому. Память св. Герману бывает недалеко от дня пострига, то есть от 29 ноября — 6 ноября.

Недолго жил он при старце, всего 7 лет. И вспоминает это время, как самую счастливую пору своей жизни. При жизни старца о. Герман дорожил каждым его словом, слагал все советы его в сердце своем, а по смерти его написал о нем свои воспоминания. Умилителен рассказ об этом самого о. Германа. По смирению своему он и не думал, что может что-либо записать, однако, понуждаемый любовию к памяти старца, он просто начал писать и, сам того не замечая, написал сразу, не отрываясь, б страниц.

“Пишу, — рассказывает о. Герман, — и сам удивляюсь. Смотрю — уже б листов написано. Боже мой! Да как же это я так написал? И опять пишу, и еще написал 20 страниц.

Переписал рясофорный послушник Мирон. Боже мой! Удивляюсь, как же это я так написал? Рядом со мной жил студент Духовной академии. Я отнес ему листки, спрашиваю:

— Можно прочесть?

— Можно, — говорит.

Боже мой! Сам удивляюсь, как это я так написал? Но я не решился бы их напечатать, если бы не преосвященный Феофан Вышенский. Когда я еще в Гефсиманском скиту жил, я о себе возомнил много, по гордости: и наставлял, и учил кое-кого, и даже старцем прикинулся; ко мне даже приходили за советом из братии, да и миряне тоже. Так вот я и писал тогда преосвященному Феофану о своих сомнениях. И он меня наставлял. Послал я ему и свои записки о старце моем, о. Александре, и он мне на это ответил, что советует напечатать, потому что скрыть это от могущих почерпнуть в них назидания было бы “небезгрешно”.

Вот я и задумал напечатать эти записки. Отдал я их моим духовным детям — ученые были среди них: академики, иеромонахи. Они все исправили, где нужно, запятые, точки расставили, оттого и вышло хорошо — “похоже на дело”. Только напечатали их, когда уже прошло 25 лет со смерти моего старца, а раньше нельзя было”[71].

Поступил он в Гефсиманский скит с 1868 года февраля 20–го дня, где был принят в число послушников. В 1870 году был приукажен; того же года, июня 25–го, пострижен был в рясофор. В 1877 году ноября 29–го дня пострижен в мантию с наречением Германом; 1880 года июля 5–го рукоположен во иеродиакона в Сергиевой Лавре митрополитом Макарием[72]. 1885 года рукоположен был в иеромонаха августа 17-го дня, в скиту на скитский праздник Воскресение Божией Матери митрополитом Иоанникием[73].

Экзамена для ставленников во иеродиакона и иеромонаха из монастырей не бывало. Когда пришлось мне посвящаться, то и меня рукополагали без экзамена. Помню, когда накануне рукоположения во иеродиакона, под летний Сергиев день 1880 года, пришли мы, о. Иларий и я, к митрополиту Макарию, он в это время обедал; и когда ему доложили о нас, то сказал:

— Не будет им экзамена; скажите, пусть приходят завтра в Троицкий собор для посвящения.

На другой день приходим мы из скита в Лавру. Я говорю Иларию:

— Так неловко, что мы митрополита-то не видели.

Пошли в покои, выходит к нам митрополит, благословил и спрашивает:

— Сколько ты времени живешь в монастыре?

Иларий, ставленник в иеромонаха, отвечает:

— Шестнадцать с половиной.

— А ты сколько? — спрашивает меня.

— Двенадцать с половиной.

— Ну, я вас рукоположу.

На том все и кончилось. В иеромонахи ставил меня митрополит Иоанникий. Это было в скитский праздник 1885 года.

Митрополит приехал прямо к службе; в ските до рукоположения мы его не видали, а после рукоположения я позамешкался.

В 1892 году марта 13 дня утвержден духовником братии Гефсиманского скита митрополитом Леонтием[74].

По поступлении в обитель скита проходил послушание живописное. Первый год нес еще послушание: по праздникам служил при трапезе и еще читал Псалтирь по два часа, чреду правил. Более 10 лет при храме читал чреду, в неделю одни сутки. Для меня было большим искушением и затруднением, что приходилось нести чреду чтения во вторник. Очень я боялся, что собьюсь. Робкий был я, да и думал: какой я чтец! Ведь, бывало, идешь через всю церковь к алтарю читать пролог, а тебе говорят: “Иди назад, без тебя прочтут”. Стыдно бывало, идешь назад. Я обращался к старцу, отцу Тихону, чтобы благословил меня отказаться от чтения. Старец благословлял.

Но когда я пришел к игумену и стал просить:

— Благословите мне не читать в церкви, я не умею, — тот ответил мне:

— Нет! Чтением человек освящается.

Тогда я стал спокойно нести свою чреду.

По живописному послушанию я проходил: настоятелю писал иконы для благословения благодетелям обители и еще в лавку писал для продажи. Тоже в обители вновь писал иконы для храма и старые возобновлял как-то в храме, промывал в скиту, в пещерах; заказы на сторону исполнял по благословению настоятеля.

Первый год поступления в обитель жил под руководством старцев. Первый был старец, духовник, иеромонах Тихон, к которому ходил на откровение мыслей и на совет три с половиной года.

После сего иеромонах о. Александр, когда захотел уединиться на безмолвие и затвор, просил Германа, чтобы он ему послужил в затворе, — воды и пищи когда принести. Говорил так о. Александр Герману:

— Моя душа к тебе расположена, ибо мне многие предлагали свои услуги.

На это о. Герман с великою радостью на сие согласился, желая от него научиться духовному любомудрию; и с благословения настоятеля и духовника своего о. Тихона начал ему келейничать. Это было 1871 года августа 1–го дня.

Итак, о. Герман до самой кончины иеросхимонаха Александра, последовавшей 1878 г. февраля 9–го дня, предался старцу в полное повиновение и духовное руководство. При пострижении в мантию батюшки восприемником его от Евангелия был иеросхимонах о. Александр. Первые годы жизни в монастыре о. Герман перенес сильную борьбу с помыслами. Дух гордости не давал ему покоя. Но при Божией помощи и за молитвы старцев Господь облегчил сии мысли: это было спустя четыре года с половиной по поступлении в монастырь.

В 1893 году иеромонах Герман утвержден духовником больницы и богадельни скита.

В 1894 году августа 7–го, предложено было настоятельство над монастырем Вятской губернии. Иеромонах Герман отклонился от этой тяготы.

17 августа того же года было предложено духовничество Хотькова монастыря[75]. Тоже уклонился, боясь женского пола исповедовать и от многого знакомства.